— Ну что, так и будешь молчать? — Кира помешала ложкой чай, звякнув о стенку чашки. — Антон, я с тобой разговариваю.
Антон поднял на нее глаза. Взгляд был уставший, почти отсутствующий, словно он мыслями был где-то далеко. Он сидел за столом на их маленькой, но уютной кухне, и этот вечер ничем не отличался от сотен других. Вот только воздух между ними звенел от напряжения.
— А что ты хочешь услышать? — наконец ответил он, отодвигая тарелку с ужином, к которому едва притронулся. — Устал я, Кир. На работе завал.
— Дело не в работе, и ты это знаешь. Я спрашиваю про деньги. Про наши накопления. Я сегодня заходила в банк, хотела внести свою часть. На счету не хватает почти двух миллионов. Куда они делись, Антон?
Он дернул плечом, и на его лице промелькнуло что-то похожее на досаду.
— Лежат. Просто я перевел их на другой счет. Более выгодный процент, понимаешь? Чтобы не обесценивались.
Кира смотрела на него в упор, пытаясь прочитать по лицу правду. Она знала мужа семь лет, из которых пять они были женаты. Знала его привычку теребить край футболки, когда он нервничал, или смотреть чуть в сторону, когда говорил неправду. Сейчас он делал и то, и другое.
— Покажи, — просто сказала она.
— Что показать?
— Счет. Открой приложение в телефоне и покажи мне этот твой «выгодный» счет. Мы же договаривались, Антон. Все общее, все прозрачно. Мы копим на квартиру побольше, чтобы съехать из этой однушки, в которой уже стены давят. Мы оба вкладываемся, отказываем себе в отпусках, в дорогих покупках. Или я что-то путаю?
Он тяжело вздохнул, провел рукой по коротко стриженным волосам.
— Кира, не начинай. Я же сказал, все на месте. Зачем эти проверки? Ты мне не доверяешь?
Эта фраза была его излюбленным приемом, последним рубежом обороны. Обычно она действовала. Кира чувствовала себя виноватой и отступала. Но не сегодня. Что-то изменилось. Возможно, дело было в той усталости, которая накопилась в ней самой. Усталости от вечной экономии, от тесноты, от мечты, которая, казалось, отодвигалась все дальше.
— Доверие — это когда нет секретов. А ты что-то скрываешь. Я это чувствую. Так что будь добр, покажи счет.
Антон поднялся, его стул с неприятным скрипом отодвинулся назад.
— Я не собираюсь отчитываться перед тобой, как мальчишка. Я мужчина, и я решаю, как лучше распорядиться нашими деньгами. Тебе не о чем беспокоиться.
Он вышел из кухни, оставив Киру одну. Она сидела неподвижно, глядя на его недоеденный ужин. Холод пробежал по ее спине. Дело было не в деньгах. Вернее, не только в них. Он впервые так с ней разговаривал — холодно, свысока, словно она была не женой и партнером, а надоедливой помехой.
Они познакомились на дне рождения общего друга. Антон тогда показался ей таким надежным, основательным. Инженер-строитель, немногословный, но с крепким мужским стержнем. Он красиво ухаживал: без глупых стихов и плюшевых медведей, но всегда встречал с работы, помогал донести тяжелые сумки, чинил кран, который капал в ее съемной квартире уже полгода. С ним было спокойно. Казалось, за его спиной можно укрыться от любых бурь.
Его мама, Тамара Павловна, с самого начала приняла Киру настороженно. Она была тихой, худощавой женщиной с вечно печальными глазами. После смерти мужа она, по словам Антона, «совсем сдала». Жила одна в старенькой двушке на окраине города и постоянно на что-то жаловалась: то на здоровье, то на соседей, то на одиночество. Антон разрывался между работой, Кирой и матерью. Каждые выходные он ездил к ней «помогать по хозяйству», хотя Кира не понимала, какая помощь нужна в маленькой квартире одинокой женщине, которая еще не была старухой.
Тамара Павловна никогда не говорила Кире ничего плохого в лицо. Наоборот, при встрече она жалостливо улыбалась и говорила: «Береги моего Антошу, Кирочка. Он у меня один. Всю жизнь на него положила». А потом вздыхала так, будто несла на своих хрупких плечах весь груз этого мира. И от этих вздохов Кире становилось не по себе. Она чувствовала себя захватчицей, укравшей чужое сокровище.
После свадьбы они поселились в однокомнатной квартире, доставшейся Кире от бабушки. Антон сразу сказал, что это временно. «Мы подкопим и купим просторное семейное гнездо, — говорил он, обнимая ее. — Чтобы и для нас место было, и для детей». Кира поверила. Она устроилась на вторую работу, стала брать подработки на выходные. Она была готова на все ради их общей цели.
И вот теперь эта цель, казалось, рассыпалась на глазах.
Ночью Кира не спала. Она лежала рядом с Антоном, который отвернулся к стене и делал вид, что спит. Его ровное дыхание было слишком нарочитым. Она думала о пропавших деньгах. Куда он мог их деть? Проиграл? Вложил в какую-то аферу? Но это было так не похоже на ее расчетливого, осторожного мужа.
Утром, когда Антон был в душе, она не выдержала. Чувствуя себя последней предательницей, она взяла его телефон. Пароль она знала — дата их свадьбы. Сердце колотилось так, что стук отдавался в ушах. Она открыла банковское приложение. И ничего. Никаких «выгодных» счетов не было. Зато в сообщениях она нашла то, что искала. Переписка с некой «Анной Риелтор». Последнее сообщение от Анны было отправлено три дня назад: «Антон, поздравляю! Сделка закрыта. Ключи можете забрать в любое время. Адрес: ул. Нежинская, д. 14, кв. 82».
Нежинская, 14. Кира знала этот адрес. Новый элитный жилой комплекс, построенный совсем недавно. Квартиры там стоили баснословных денег. Что все это значит? Неужели Антон втайне от нее купил квартиру? Может, это сюрприз? Глупая, наивная мысль мелькнула в голове, но тут же погасла. Сюрпризы не делают, опустошая семейный бюджет и обманывая жену.
Весь день на работе Кира была как в тумане. Цифры в отчетах расплывались, слова коллег доносились как через вату. В обеденный перерыв она не выдержала и поехала по тому адресу.
Дом впечатлял. Красивый фасад, консьерж в холле, бесшумные лифты. Назвав номер квартиры, она сказала консьержу, что идет к мужу, Антону Соколову. Тот кивнул и пропустил ее.
Квартира №82 находилась на десятом этаже. Кира постояла перед дверью, обитой дорогой кожей, не решаясь нажать на звонок. Что она скажет, если ей откроют? Наконец, собравшись с духом, она потянулась к кнопке, но в этот момент дверь открылась сама. На пороге стояла Тамара Павловна.
Она была одета в новый домашний халат, на ногах — мягкие тапочки. Выглядела она не печальной и больной, а вполне довольной жизнью. Увидев Киру, она на мгновение замерла, но тут же на ее лице появилась привычная страдальческая улыбка.
— Кирочка? А ты как здесь оказалась? Проходи, не стой в дверях.
Кира вошла в квартиру, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги. Просторная прихожая, светлая гостиная с огромным окном, еще две комнаты. Свежий ремонт, пахнет краской и новой мебелью. На кухне стоял гарнитур, о котором Кира сама мечтала.
— Что это? — прошептала она, обводя взглядом всю эту роскошь.
— Ах, это… — Тамара Павловна картинно вздохнула. — Это все Антоша. Удумал, представляешь? Сюрприз мне сделал. Говорит: «Мама, негоже тебе на старости лет в хрущевке ютиться». Я его отговаривала, Кирочка, честное слово! Говорила: «Сынок, у вас свои планы, вам расширяться надо». А он ни в какую. «Для мамы, — говорит, — ничего не жалко». Вот, перевез меня вчера. Я еще даже вещи не все разобрала.
Она говорила, а Кира смотрела на нее и видела не несчастную женщину, а хитрого, расчетливого игрока, который только что сорвал джекпот. Игрока, который использовал своего сына как пешку в игре против нее, Киры.
— Он… он на наши деньги ее купил? — голос Киры дрожал.
— Ну что ты, Кирочка! Конечно, нет! Он взял кредит. Большой, на много лет. Говорит, будет выплачивать. Он же у меня ответственный. Сказал, что на вашу жизнь это никак не повлияет. Будет больше работать, вот и все. А часть ваших накоплений… он взял немного, чтобы на первый взнос хватило. Но он все вернет, ты не переживай. Он мне обещал.
Кира молчала. В голове билась одна мысль: «Кредит. Он взял кредит». Это было еще хуже. Это означало, что они не просто лишились сбережений. Они теперь были в долгах. В огромных долгах. И все это ради квартиры для его мамы. Квартиры, которая стоила как три их однушки.
— Ты не сердись на него, Кирочка, — продолжала щебетать свекровь, суетливо предлагая ей пройти в гостиную. — Он же из лучших побуждений. Хотел как лучше. Он тебя очень любит, просто маму тоже жалеет. Я ведь у него одна осталась.
«Я у него одна». Эта фраза, как яд, проникла в самое сердце. Получалось, что Кира — это так, приложение. Временное явление. А мама — это навсегда.
Она развернулась и пошла к выходу, не сказав ни слова.
— Кирочка, ты куда? Обиделась, что ли? Ну право слово, как маленькая…
Голос Тамары Павловны затих за захлопнувшейся дверью.
Вечером состоялся разговор. Вернее, это была попытка разговора. Антон вернулся с работы поздно, с виноватым видом и букетом цветов.
— Кир, прости, — начал он с порога. — Я хотел тебе все рассказать, но не знал, как. Хотел сделать маме подарок, она столько для меня сделала…
Кира молча смотрела на него. Цветы он так и держал в руках.
— Ты врешь, — сказала она тихо, но отчетливо. — Ты не «хотел рассказать». Ты скрывал это до последнего. Ты взял наши общие деньги, наше будущее, и отдал их своей маме. Ты повесил на нашу семью огромный долг, не спросив меня. О какой «нашей семье» вообще может идти речь после этого?
— Я все верну! — он почти кричал. — Я заработаю! Возьму больше проектов, буду ночевать на стройке! Ты не обеднеешь, я тебе обещаю!
— Дело не в деньгах, Антон! Неужели ты не понимаешь? Ты меня предал. Ты показал, что я в твоей жизни на втором месте. Или на третьем, после работы. Ты и твоя мама — это семья. А я кто? Так, временная соседка?
— Перестань говорить глупости! Я люблю тебя!
— Любишь? — она горько усмехнулась. — Любовь — это доверие. Это партнерство. Это когда два человека смотрят в одну сторону, а не когда один втайне от другого строит светлое будущее для своей мамы.
Они говорили долго, до хрипоты. Антон доказывал, что это его сыновний долг. Кира пыталась донести, что его долг как мужа — строить свою собственную семью. Они ходили по кругу, натыкаясь на одни и те же аргументы. Он так и не понял ее. В его глазах она выглядела эгоисткой, которая не хочет войти в положение «бедной одинокой женщины». Он не видел манипуляций своей матери, не видел ее торжествующей улыбки. Он видел только свой «благородный» поступок.
В какой-то момент Кира просто замолчала. Она поняла, что это бессмысленно. Они говорили на разных языках. Между ними выросла стена, построенная из лжи Антона и хитрости его матери.
Следующие несколько недель превратились в ад. Они жили в одной квартире как чужие люди. Антон действительно стал работать больше, приходил поздно, уходил рано. Он пытался делать вид, что все нормально: покупал ее любимые йогурты, спрашивал, как прошел день. Но эта показная забота вызывала у Киры только раздражение. Она видела, что он не раскаивается. Он просто ждет, когда она «остынет» и все вернется на круги своя.
Она перестала вносить деньги в общий бюджет. Все, что зарабатывала, откладывала на свой личный счет, о котором Антон не знал. Она начала консультироваться с юристами, сначала онлайн, анонимно. Потом нашла хорошего адвоката по семейным делам.
Выяснилось, что кредит, который взял Антон, был потребительским, на его имя. Но поскольку они были в браке, при разводе долг мог быть признан общим, если бы банк доказал, что деньги пошли на семейные нужды. Но квартира была оформлена на Тамару Павловну. Это усложняло и одновременно упрощало дело.
Однажды вечером, когда Антон в очередной раз вернулся за полночь, Кира ждала его на кухне. На столе лежали бумаги.
— Что это? — спросил он устало, даже не пытаясь изображать бодрость.
— Это расчеты. Твой кредит, проценты по нему. И мои доходы. Я посчитала, сколько лет нам понадобится, чтобы закрыть этот долг, если мы будем жить так, как сейчас. Получилось двенадцать. Двенадцать лет, Антон. Это без отпусков, без крупных покупок, без детей. Потому что на детей денег у нас просто не будет.
Он молча смотрел на цифры.
— Ты хочешь сказать, что мы не справимся? — спросил он глухо.
— Я хочу сказать, что «мы» больше нет. Есть ты, твой долг и твоя мама в новой квартире. А есть я. И я не хочу потратить следующие двенадцать лет своей жизни, расплачиваясь за твое «благородство».
Он поднял на нее глаза, и в них впервые за все это время промелькнул испуг. Кажется, он только сейчас начал понимать, что происходит.
— Ты… ты хочешь развестись?
— Я хочу жить. Своей жизнью. Строить свое будущее, а не будущее твоей мамы. Я подаю на развод. И на раздел имущества. Вернее, долгов. Я докажу, что этот кредит не имеет ко мне никакого отношения. Мой адвокат говорит, что шансы хорошие.
Антон сел на стул. Он выглядел раздавленным.
— Кира… подожди… давай поговорим. Я… я все исправлю. Я поговорю с мамой, может, она продаст квартиру…
Кира рассмеялась. Холодным, чужим смехом.
— Правда? Ты серьезно в это веришь? Она никогда ее не продаст. Она своего добилась. И ты ей в этом помог. Ты сделал свой выбор, Антон. Еще тогда, когда тайком от меня переводил деньги. Просто ты боялся себе в этом признаться.
Она встала и ушла в комнату, оставив его одного на кухне с бумагами. Больше ей нечего было ему сказать. Внутри была пустота. Не было ни злости, ни обиды. Только холодное, ясное понимание, что все кончено. И от этого понимания было на удивление легко.
Через неделю Кира съехала. Сняла небольшую квартиру недалеко от работы. Забрала только свои вещи. Когда она в последний раз выходила из квартиры, в которой они мечтали о «семейном гнезде», Антон стоял в коридоре, прислонившись к стене. Он не пытался ее остановить.
— Я люблю тебя, — прошептал он ей в спину.
Кира на мгновение остановилась у двери, но не обернулась.
— Это уже не имеет значения, — сказала она и вышла, закрыв за собой дверь. В ее новой жизни не было места для его любви, сотканной из лжи и предательства. Впереди была неизвестность, но впервые за долгое время она чувствовала, что дышит полной грудью.
