— Ингочка, всё в порядке?
Римма Павловна повернулась ко мне с бокалом игристого в руке, улыбаясь так широко, будто жизнь удалась. Платье цвета морской волны, крупные серьги, новая сумка — явно не из дешёвых.
Я стояла рядом с её столом, и в зале постепенно стихала музыка.
— Римма Павловна, когда вы вернёте наши деньги- 950000 евро, которые взяли на пересадку почки для Алины, хотя ей оплатили квоту полгода назад?
Улыбка съехала с её лица, как маска. Кто-то у соседнего стола поперхнулся. Невеста замерла с бокалом в руках. Егор схватил меня за локоть:
— Ты с ума сошла?
Я не ответила. Просто смотрела на свекровь и ждала.
Полгода назад Римма Павловна приехала к нам вечером, без звонка. Села на кухне, сняла туфли и сказала, что Алине, двоюродной сестре Егора, нужна срочная пересадка почки. Клиника, донор, всё готово. Не хватает только денег.
— Сколько? — спросил Егор.
Она помолчала, потом выдохнула:
— Девятьсот пятьдесят тысяч евро.
Я поставила чайник обратно на плиту. Это были все наши накопления. Пять лет мы копили на таунхаус. Я получила премию, мы откладывали каждый месяц, отказывали себе в отпусках. И вот — одна фраза, и всё рушится.
— Это же на дом, — сказала я тихо.
— Ингочка, я понимаю. Но это жизнь человека. Алина родная для Егора. Мы вернём всё, как только страховая выплатит компенсацию. Через три месяца максимум. Я дам расписку у нотариуса.
Егор смотрел на меня так, будто я уже отказала.
— Инга, мы не можем отвернуться. Это наша кровь.
Внутри всё кричало: не делай этого. Но как сказать «нет», когда речь о жизни? Я кивнула:
— Только с распиской. У нотариуса. С обязательством вернуть через три месяца.
Римма Павловна закивала так быстро, что серьги задрожали:
— Конечно, конечно! Спасибо вам, дети. Вы спасаете Алину.
Прошло три месяца. Потом четыре. Римма Павловна не брала трубку, а когда брала, говорила одно:
— У Алины осложнения. Страховая тянет, знаете, какая у нас бюрократия. Ещё немного, Ингочка.
Егор защищал её:
— Мать не обманет. Ты что думаешь, она нас кинет?
Я молчала. Пока не встретила агента по недвижимости, который когда-то показывал нам элитные квартиры. Он узнал меня, улыбнулся:
— А ваша свекровь молодец! Быстро решилась, сделку закрыла.
Мир качнулся. Я стояла посреди улицы и не могла вдохнуть.
Егор не поверил.
— Агент ошибся. Это другая Римма Павловна.
— Егор, он назвал твою фамилию. Адрес. Твою мать по имени-отчеству.
— Ты схожу с ума от подозрений.
Тогда я позвонила отцу.
Владимир Сергеевич — адвокат. Жёсткий, методичный. Никогда не любил Егора. Когда я рассказала ему про деньги, он не стал читать лекции. Просто сказал:
— Дай мне неделю.
Через неделю он приехал с папкой.
— Алина действительно ждёт пересадку. Но по государственной квоте. Деньги выделены ещё полгода назад. Римма Павловна купила квартиру за твои средства. Вот выписка из реестра. У нас есть всё для суда.
Я сидела на диване, смотрела на бумаги и не могла пошевелиться. Егор стоял у окна. Молчал долго. Потом развернулся:
— Не верю. Мать не могла.
— Егор, вот документы.
Я протянула папку. Он даже не взял.
— Ты хочешь разрушить мою семью. Ты всегда её ненавидела.
Я встала и вышла из комнаты. Говорить было больше не о чем.
На свадьбе Римма Павловна сидела в первых рядах, принимала поздравления, рассказывала про новую квартиру. Все восхищались. Какая молодец, мол, в её годы решилась на такое.
Я встала и подошла к её столу. Музыка стихла. Римма Павловна повернулась с улыбкой. Я задала вопрос.
Тишина была такая, что слышно было, как кто-то у выхода кашлянул.
— Инга, ты что несёшь? Какая квота?
Владимир Сергеевич встал из-за соседнего стола. Подошёл с папкой, раскрыл документы:
— Римма Павловна, вот расписка, заверенная нотариусом. Вот выписка из реестра. Вы купили квартиру через две недели после получения денег. Вот справка из больницы: Алине выделена квота. Если не вернёте деньги, я подам заявление о мошенничестве и наложу арест на вашу квартиру.
Римма Павловна открыла рот, но слов не нашлось. Её подруги сидели с округлившимися глазами. Невеста замерла. Егор вскочил, схватил меня за руку:
— Инга, прекрати! Ты позоришь нас!
Я высвободила руку:
— Это не я позорю. Это твоя мать украла наши деньги и купила себе квартиру, пока я верила, что спасаю человека.
Римма Павловна схватила сумочку. Лицо белое, губы дрожат:
— Я не обязана перед вами отчитываться! Это семейное дело!
Владимир Сергеевич шагнул ближе:
— Это уголовное дело. Либо возврат, либо суд и арест имущества.
Римма Павловна развернулась и быстро пошла к выходу. Каблуки стучали по паркету, гости расступались. Никто не провожал её взглядом с сочувствием. Все молчали.
Егор стоял рядом, сжимал кулаки. Потом посмотрел на меня так, будто я предала его:
— Ты это специально устроила. На свадьбе.
— Да. Специально. Потому что по-другому ты бы не поверил.
Он отвернулся и ушёл за матерью.
На следующий день Римма Павловна перевела деньги. Все до копейки. Отец сказал, что она взяла кредит под залог новой квартиры. Теперь будет выплачивать его годами.
Егор вернулся вечером. Сел на кухне, молчал. Потом сказал:
— Она вернула деньги. Довольна?
Я села напротив:
— Нет. Я злая. Потому что ты ни разу не встал на мою сторону. Ты защищал её до последнего, даже когда были доказательства.
Он смотрел в стол:
— Она моя мать.
— А я твоя жена. Но ты выбрал её ложь вместо моей правды.
Он не ответил. Просто сидел и молчал. И я поняла, что это конец. Не из-за денег. Из-за того, что он не смог выбрать меня.
Через месяц я подала на развод. Егор не сопротивлялся. Подписал бумаги молча, забрал вещи и уехал к матери.
Я нашла таунхаус. Небольшой, с окнами на юг, с участком. Оформила всё на себя. Без совладельцев, без чужих подписей. Только моё имя в документах.
Когда въехала, было тихо. Я села на подоконник, смотрела на пустые комнаты и думала о том, что наконец-то могу дышать. Без оглядки. Без страха, что кто-то снова обманет, а я буду виновата в том, что не поверила.
Римма Павловна больше не звонила. Егор тоже. Я слышала от знакомых, что он женился снова, через год. На девушке, которую мать одобрила сразу. Тихой. Покладистой.
Я не завидовала.
Иногда вечером я сижу на террасе, пью красное сухое и смотрю на закат. Думаю о том, сколько лет потратила на то, чтобы быть удобной. Чтобы верить. Чтобы не задавать лишних вопросов.
Теперь я задаю. И если мне не отвечают — ухожу. Без объяснений, без слёз, без попыток спасти то, что уже сгнило.
Деньги вернулись. Дом куплен. Римма Павловна выплачивает кредит и избегает встреч с бывшими подругами, которые всё помнят. Егор живёт с новой женой и, наверное, до сих пор считает, что я была неправа.
Пусть считает.
Я знаю другое: иногда единственный способ вернуть своё — это встать посреди свадьбы и спросить вслух то, о чём все молчат. Я спросила. И свекровь перестала смеяться.
