Анна в задумчивости стояла у окна, сжимая в руке кружку с остывшим кофе. В детской послышалась возня, затем топот маленьких ног.
— Мам, мы сегодня на машине? — в гостиную влетел восьмилетний Сережа, уже одетый в школьную форму. За ним, посапывая, брел пятилетний Тимофей, уютно укутанный в махровый халатик.
— Да, сынок, на машине, — автоматически ответила Анна, поймав себя на мысли, что «сейчас начнется».
Как по расписанию, в дверях гостиной появился муж Михаил. Он был свеж и бодр, пах одеколоном и мужской уверенностью.
— Как это на машине? — его голос прозвучал спокойно, но Анна узнала в этой интонации все ту же, заезженную пластинку.
— Так, повезу Сережу в школу, а Тиму — в детский сад. Потом, в два, у нас логопед, а в четыре — рисование, — перечислила женщина, стараясь говорить ровно.
Михаил тяжело вздохнул, подошел к столу и налил себе кофе. Этот вздох был целым трактатом о неразумности женских трат, о ветре в голове и ценах на бензин.
— Анна, мы же говорили на эту тему сто раз. Бензин дорожает каждый день. Логопед — в соседнем дворе, десять минут пешком. Рисование — можно и автобусом. Экономить надо.
Слово «экономить» повисло в воздухе. Оно звучало уже который месяц, как упрек.
— Миша, на логопеда мы опаздываем, если пешком. А с мольбертом и красками в автобусе — это цирк, а не поездка, — попыталась она возразить, но почувствовала, как ее аргументы разбиваются о каменную стену его убежденности.
— Привыкнуть надо. Все так ездят. Дети — не повод по городу кататься, — отрезал он, отхлебнув кофе.
«Кататься» — это слово резануло ее особенно сильно. Для него ее жизнь, ее ежедневный марафон между школой, садом, кружками, магазином и поликлиникой был просто «катанием», а вот его дела…
— В прошлую субботу ты катался на другой конец города, чтобы встретиться с Артемом и Сергеем в баре. Бензин почему-то нашелся. На прошлой неделе ты поехал в область, помогать строить двоюродному брату гараж. Там бензин тоже был не в счет? Там не надо было экономить?
Михаил поморщился, как будто услышал что-то неприличное.
— При чем тут это? Это важные дела. Брат один не справится, а с друзьями мы решали рабочие вопросы.
— А развитие наших детей — это не важное дело? — голос Анны дрогнул. — Получается, твой брат, твои друзья — это важное, а семья, дети — это статья расходов, которую нужно урезать?
— Ты все драматизируешь, — махнул рукой Михаил. — Я просто призываю к рациональности. В семье нужно всегда планировать бюджет.
Он взял со стола ключи от машины — их связку с брелоком в виде колеса Формулы 1.
Михаил подержал его в руке и положил обратно на стол. Этот жест был полон такого снисходительного презрения, что у Анны перехватило дыхание.
— Планировать, — прошептала она. — Конечно.
Он ушел на работу, громко хлопнув дверью. Тишина в квартире стала давящей. Сережа посмотрел на маму большими, испуганными глазами.
— Мам, а мы поедем? — спросил он тихо.
— Поедем, родной, — сказала Анна, ее голос прозвучал странно хрипло. — Конечно, поедем.
Этот день стал для женщины точкой кипения. Она вела машину, слушая, как дети болтают сзади, а в ушах у нее стояло эхо утреннего разговора с мужем: «Экономить надо», «Кататься», «Ты все драматизируешь».
Женщина вспомнила, как месяц назад Михаил без тени сомнения заправил полный бак перед поездкой за город на рыбалку с теми же друзьями.
Вспомнила его рассказы за ужином о том, как они весело провели время, и его ни капли не смущала стоимость этого веселья.
Вечером, уложив детей спать, она попыталась снова завести разговор. Она готовила ужин, когда Михаил пришел на кухню с ноутбуком.
— Миша, нам нужно поговорить. По-нормальному.
— Говори, я слушаю, — он не отрывал глаз от экрана.
— Мне обидно. Мне кажется, ты не ценишь то, что я делаю. Ты делишь все дела на важные и неважные. И то, что связано с детьми, почему-то всегда оказывается в списке, где нужно экономить.
Михаил поджал губы и резко закрыл ноутбук с щелчком.
— Я ценю! Кто говорит, что не ценю? Но мы живем не в сказке. Деньги не бесконечны. Ты хочешь, чтобы я перестал помогать родне? Перестал общаться с друзьями? Это что, выход?
— Я хочу, чтобы ты перестал делить на «мое» и «твое»! — вырвалось у Анны. — Когда тебе нужна машина — она наша общая. Когда мне — она вдруг становится предметом роскоши. Дети — это не мое личное хобби, Миша! Это наши общие дети! Их кружки, их развитие, их комфорт — это инвестиция в их будущее! Разве нет?
— Кружки — это хорошо, но не в ущерб всему. Ты хочешь, чтобы мы разорились из-за логопеда и рисования?
— Мы не разоримся! — закричала Анна. — Ты тратишь на свои увлечения и встречи не меньше! Почему твои траты — это норма, а мои, вернее, детские — это расточительство?
— Я зарабатываю. Я понимаю, откуда деньги берутся, а ты их только тратишь, — лицо Михаила стало каменным.
В воздухе повисла тишина. Анна отшатнулась, словно он ее ударил. Эта фреза попала в самое сердце — она оставила карьеру, чтобы растить детей, по обоюдному когда-то решению, и теперь это ставилось ей в упрек.
— Я… трачу, — медленно проговорила она, каждая буква давалась ей с болью. — Я трачу свои силы, свое время, свою жизнь на наш дом, на наших детей. Значит, это ничего не стоит? Значит, твои деньги — это твое, а мой труд — это ничто?
Она больше не могла его видеть. Анна развернулась и вышла из кухни, оставив мужа одного. Диалог снова зашел в тупик.
*****
На следующее утро Тимка проснулся с температурой под сорок. Он плакал, ему было плохо, щеки пылали лихорадочным румянцем.
— Миша! — позвала Анна, в панике влетая в спальню. — У Тима температура! Срочно в больницу!
Михаил резко вскочил с кровати. На его лице появилась неподдельная тревога. Он быстро схватил ключи, и через минуту они уже мчались по пустынным утренним улицам в сторону детской больницы.
Анна сидела сзади, прижимая к себе стонущего сына. Сережа, бледный от испуга, молча смотрел в окно.
В больнице была очередь, но их, как экстренных пациентов, быстро провели к врачу.
Пока тот осматривал Тимофея, Михаил метался по коридору. Анна сидела на стуле, не в силах сдержать дрожь.
Она смотрела на мужа и увидела в его глазах страх за своего ребенка. Врач вышел спустя десять минут и успокоил: острая вирусная инфекция, ничего критичного, но нужно наблюдение и капельницы.
Ребенка положили в палату. Когда Тимка, уже под капельницей, уснул, в больничном коридоре воцарилась тишина.
Михаил подошел к окну и долго смотрел на просыпающийся город. Плечи его были напряжены.
— Знаешь, — тихо начал он, не оборачиваясь к жене. — Пока мы мчались сюда… Я думал только об одном, чтобы он был жив и чтобы с ним все было хорошо. И мне было плевать, сколько бензина мы сожгли. Плевать, во сколько это обойдется. Плевать на все.
Михаил медленно обернулся к Анне. Его лицо выглядело уставшим.
— А потом я вспомнил твои слова. Про то, что дети — это не статья расходов. И я… я понял.
Мужчина подошел поближе и присел рядом на жесткую больничную скамью.
— Я понял, что ты была права. Я делил все на важное и неважное. И мои поездки, мои важные дела казались мне приоритетом. А твоя ежедневная работа с детьми… я ее не замечал. Она была для меня фоном, чем-то само собой разумеющимся. А раз само собой разумеется, значит, на нем можно и сэкономить. Это ужасная логика. Прости меня.
— Ты сказал, что я только трачу, — прошептала женщина.
— Это была самая глупая и подлая вещь, которую я когда-либо говорил, — он потянулся и взял ее руку. Его ладонь была теплой и твердой. — Ты вкладываешь в нашу семью гораздо больше меня. Ты строишь наш дом каждый день. А я… я просто приносил деньги и считал, что этого достаточно и что это дает мне право командовать.
Михаил помолчал, взглянув на их переплетенные пальцы.
— Завтра же я оформлю на тебя дополнительную банковскую карту. Никаких больше отчетов о бензине и никаких упреков. Машина полностью в твоем распоряжении. Ты решаешь, куда и когда ехать нашим детям. Ты — их мать. Ты знаешь лучше.
Анна кивнула, и слезы наконец потекли по ее щекам. Но это были слезы облегчения.
— Я не хочу твоих денег, Миша. Я хочу твоего уважения. Я хочу, чтобы ты видел меня как равного партнера, а не как наемного рабочего по быту, который должен отчитываться за каждую копейку.
— Я вижу, — сказал он искренне. — И я буду стараться каждый день это доказывать, начиная с сегодняшнего дня.
Он обнял жену, и впервые за много месяцев она почувствовала не напряжение и холод, а опору и тепло.
Через три дня Тимка поправился. В первое же утро после его выписки Михаил сам отвез Сережу в школу, а Тиму — в детский сад.
Вечером он пришел с работы раньше обычного и, не раздеваясь, громко позвал жену. Как только она выглянула из кухни, Михаил, улыбаясь, произнес:
— Одевайся!
— Куда?
— Просто одевайся.
Он повел ее в гараж. К их машине был припаркован небольшой, но новый хэтчбек.
— Это что? — не поняла Анна.
— Это твоя машина, — улыбнулся Михаил и протянул ей ключи с новым, блестящим брелоком. — Вернее, твоя и детей, чтобы ты никогда не чувствовала себя просительницей и чтобы у тебя была своя свобода.
— Но это… это же так дорого, Миша! Мы же экономим… — Анна была в полнейшем шоке от подарка мужа.
— Больше не экономим на самом главном, — с серьезным видом сказал мужчина. — Мы инвестируем в твой комфорт, в твое спокойствие и в нашу семью.
Анна с растерянностью села за руль нового автомобиля. Запах новой кожи, чистая панель приборов…
Это была не просто новая машина, это был материальный знак его извинений за неправоту.
— Откуда деньги? На что ты взял машину? — все еще не веря своим глазам, спросила Анна.
— Я взял автокредит, — пожал плечами Михаил. — Но ты не переживай. Денег хватит на все, — добавил он, взяв ее за руку.
На следующий день Анна повезла детей на рисование. Она посмотрела в зеркало заднего вида на их счастливые лица, послушала их болтовню и поймала себя на мысли, что теперь ей стало наконец-то спокойно.
