— …Так что, Вика, найдите себе место, где переночевать, пока мы поживём у вас, — командным тоном, не допускающим возражений, заявила с порога Лариса Викторовна.
Она даже не сняла свое пальто из искусственного каракуля, от которого пахло нафталином и дальней дорогой.
Вика замерла в прихожей.
— В каком смысле? — переспросила она, и голос ее прозвучал опасно ровно, как натянутая струна.
Дверь их двухкомнатной квартиры была распахнута настежь. В узком коридоре, как грибы после дождя, выросли три побитых жизнью чемодана на колесиках, перемотанных скотчем, и несколько бесформенных «баулов», из которых торчало горлышко банки с соленьями.
Воздух в их чистой, пахнущей кофе и лимонным средством для паркета квартире мгновенно отяжелел. Его наполнили запахи плацкартного вагона, дешевой «Краковской» колбасы и резких духов «Злато скифов», которыми, очевидно, поливалась тетя Галя, сестра свекрови, стоявшая тут же и поджимавшая губы.
— Викочка! — Лариса Викторовна, наконец, стянула пальто, под которым обнаружился халат с пионами. Она уже чувствовала себя хозяйкой. — Мы приехали по делам. Нам надо пожить. Вы же не выгоните родню на улицу? Мы устали. Степочка, неси сумки в большую комнату!
Степочка, тридцатилетний «мальчик» и двоюродный брат Ильи, крякнув, схватил самый большой баул и, не разуваясь, прошагал по светлому ковру в гостиную.
Вика посмотрела на грязные следы, оставленные его ботинками. Ее лицо превратилось в маску. Она была реалистом до мозга костей. Она не тратила время на вежливые увертюры или компромиссы.
— Нет, — сказала она.
Лариса Викторовна, уже направлявшаяся в кухню, споткнулась на полушаге.
— Что «нет»?
— Нет, — повторила Вика, аккуратно закрывая входную дверь на замок и кладя ключи на полку. — Вы здесь жить не будете. И мы никуда «переночевать» не пойдем. Вы ошиблись адресом.
Тетя Галя ахнула так, будто ей наступили на ногу. Степа высунулся из комнаты:
— Слышь, мам, а куда телевизор ставить?
— Тихо! — шикнула на него Лариса Викторовна. Ее лицо, до этого момента излучавшее наглую уверенность, начало медленно багроветь. — Ты что это, невестка, удумала? Берега попутала? Я — мать Ильи!
— Я помню, — кивнула Вика. — Поэтому я все еще разговариваю с вами вежливо. У вас есть пятнадцать минут, чтобы вызвать такси и уехать в гостиницу. Или на вокзал.
В этот самый момент в замке провернулся ключ, и в квартиру вошел Илья.
Он остановился, увидев сцену. Его мать, красная от злости. Его тетка, готовая разрыдаться. Его двоюродный брат, тупо пялящийся на него из гостиной. И его жена, Вика, стоящая у стены, бледная, но абсолютно несгибаемая.
Илья был полной противоположностью Вики. Он был психологом по натуре, если не по профессии. Его оружием были не слова, а интонации. Паузы. Взгляды. Он мог заставить человека чувствовать себя идиотом, просто приподняв бровь. И он обожал свою жену именно за ее прямоту.
— Мама? — его голос прозвучал мягко, почти бархатно, но в прихожей будто похолодало. — Вот так сюрприз. А почему ты не звонила?
Лариса Викторовна тут же сменила тактику. Хамство с Викой не прошло, с сыном нужно было играть в жертву.
— Сыночек! Илюша! — запричитала она, бросаясь к нему. — Мы приехали, так устали, долго были в пути! А она! — палец был направлен на Вику. — Она нас выгоняет! На улицу! Родную мать!
Илья мягко отстранил ее. Он посмотрел на грязные следы на ковре. На баулы. На жену.
— Мама, — начал он так же тихо. — Во-первых, вытри ноги. Ты не в хлеву. Во-вторых, — он сделал паузу, давая словам набрать вес, — что именно сказала тебе моя жена?
— Она… она сказала, что мы здесь жить не будем! — выпалила Лариса Викторовна.
— Вот видишь, — Илья улыбнулся одними глазами. — Значит, ты ее прекрасно расслышала. Зачем же я буду повторять?
Он подошел к Вике и демонстративно поцеловал ее в висок.
— Вика, дорогая, ты, наверное, тоже устала. Иди в спальню. Я провожу… гостей.
— Ильюша! — взвизгнула тетя Галя. — Ты что, с ума сошел? Мы же родня! Куда мы пойдем на ночь глядя? У нас денег нет на гостиницы! Мы все потратили на «бизнес»!
— На какой «бизнес»? — Илья прищурился. — Мама, ты снова влезла в какую-то аферу?
— Не твоего ума дело! — рявкнула Лариса Викторовна, понимая, что манипуляция «сыночек» не сработала. — Я твоя мать, и я буду здесь жить! Я имею право!
— Право? — Вика не выдержала и шагнула вперед. — Какое право? Эта квартира куплена мной. До брака. Вы не имеете здесь права даже дышать без моего разрешения. А я его не давала.
Наступила тишина. Тяжелая, вязкая тишина. Лариса Викторовна не знала, что квартира принадлежит Вике. Илья никогда не уточнял, а ей было удобно считать, что это «их общее».
— Как… твоя? — просипела свекровь.
— А так, — Вика пожала плечами. — Моя. И муж мой. И ковер мой. Который Степан уже умудрился засвинячить.
Илья едва сдерживал улыбку. Он обожал эти моменты.
— Мама, — снова вмешался он, беря инициативу. — Вика права. Квартира ее. Я здесь, так сказать, тоже гость, но любимый. А вы — незваные.
Лариса Викторовна поняла, что лобовая атака провалилась. Нужна была хитрость. Она схватилась за сердце и медленно осела на один из баулов.
— Ох… Плохо мне… Давление… Сынок, воды… Ты дашь матери умереть в коридоре?
Вика хмыкнула:
— Не дадим. Илья, вызывай скорую. Они ее как раз в больничку и отвезут. Там и переночует.
— Не надо скорую! — Лариса Викторовна мгновенно «выздоровела». — Просто… просто дайте нам хотя бы одну ночь. Одну, Илюша! Мы на полу, на коврике… А завтра что-нибудь придумаем. Ну пожалуйста!
Вика посмотрела на Илью. Илья посмотрел на Вику. Он знал этот взгляд. Это была не просьба о помощи, это была констатация факта: они останутся.
— Хорошо, — сказал Илья, и его голос снова стал стальным. — Одна ночь. В гостиной. На полу. Степан, диван мы не разбираем, он сломан.
— Как сломан? — надулся Степа. — Вы ж на нем спите!
— Мы не спим, — отрезала Вика. Спим мы в спальне. Подушек и одеял у нас для гостей нет. Берите из своих баулов. И чтобы в десять вечера был отбой. У нас режим.
Первая ночь превратилась в ад.
Родственники не собирались спать на полу. Они вытащили из баулов не только одеяла, но и провизию. Вся кухня моментально оказалась заставлена грязными тарелками, которые они привезли с собой — старый фаянс в мелкую синюю крапинку, со сколами на краях. Они достали огромную кастрюлю и начали варить пельмени, купленные в привокзальном ларьке.
Запах вареного теста, уксуса и дешевого лаврового листа заполнил всю квартиру.
Вика и Илья закрылись в своей спальне.
— Они не уедут завтра, — констатировала Вика, глядя в потолок.
— Посмотрим, — Илья массировал виски. — Я слышал, как тетя Галя шептала матери: «Главное — зацепиться».
— Какой у них «бизнес»?
— Без понятия. Что-то мутное, как всегда. Мама всю жизнь искала, где «урвать». Она финансовый паразит. Присасывается и пьет кровь, пока донор не сдохнет.
— Я не сдохну, — отрезала Вика. — И донором быть не собираюсь. Завтра утром их здесь не будет.
— Будут, — вздохнул Илья. — Мама так просто не сдастся. Она привезла Степана не просто так. Он — ее таран. Сидит, жрет, занимает место. Они будут давить на то, что «мальчику надо устроиться».
— Мальчику тридцать лет. Ему надо не устроиться, а помыться. От него пахнет так, будто он спал в курятнике.
Из-за двери доносился громкий смех, звон ложек и работающий на полную громкость телевизор. Они включили какой-то скандальный сериал.
— Они роются в холодильнике, — сказала Вика.
— Пусть. Там все равно только твой йогурт и мышь повесилась. Мы же завтра за продуктами собирались.
— Они уже нашли твою заначку с коньяком, — прислушалась Вика. Раздался характерный звук откупориваемой пробки и бульканье.
Илья сел на кровати.
— Вот это уже наглость.
Он вышел из спальни. Картина маслом: Лариса Викторовна, тетя Галя и Степан сидели за кухонным столом Вики. На столе громоздились банки с огурцами, тарелка с вонючими пельменями и почти пустая бутылка дорогого коньяка Ильи, который он хранил для особого случая.
— О, Илюшка! — икнула тетя Галя. — А мы тут… ужинаем. Присоединяйся!
— Я не голоден, — Илья медленно подошел к столу. Он взял бутылку коньяка и посмотрел на просвет. — Мама, ты же знаешь, у меня аллергия, когда мой коньяк пьет кто-то, кроме меня.
— Ой, сынок, да ладно тебе, жалко, что ли! — махнула рукой Лариса Викторовна. Она уже была «хороша». — Мы же семья!
— Семья, — кивнул Илья, — это те, кто уважает чужие границы. А вы — мародеры.
Он взял со стола початую палку «Краковской» и брезгливо уронил ее в мусорное ведро.
— Доедайте, — его голос был тихим, но Степан перестал жевать. — У вас есть десять минут. После этого я вызываю полицию или вы ложитесь спать.
— Какую полицию? — взвилась Лариса Викторовна. — На родную мать?
— На посторонних людей, которые проникли в чужую квартиру, распивают спиртное и отказываются уходить, — Илья посмотрел на часы. — Время пошло.
Манипуляция сработала лучше, чем прямой приказ. Слово «полиция» на эту публику действовало отрезвляюще. Они прекрасно знали, что неправы.
— Ты… ты нас шантажируешь! — зашипела тётя Галя.
— Я констатирую факт, — пожал плечами Илья. — Десять минут. Или вы сейчас же ложитесь спать в гостиной, как и договаривались, а завтра утром мы обсуждаем ваше выселение. Или вы уезжаете прямо сейчас, в сопровождении наряда.
Родственники, злобно переглядываясь, выбрали первое. Они поспешно убрали бутылки и уползли в гостиную, как побитые собаки.
Вика ждала Илью в спальне.
— Ты гений, — улыбнулась она.
— Я просто знаю свою родню, — вздохнул он. — Они понимают только язык силы. Но они не уедут. Утром они будут плакать.
Он был прав.
Утро началось в шесть часов. Вике и Илье нужно было на работу.
Выйдя из спальни, они обнаружили, что гостиная превратилась в цыганский табор. На полу валялись матрасы, которые они, видимо, привезли с собой, грязная одежда, обертки от еды. Вся родня дружно храпела.
Хуже всего было в ванной. Зеркало было заляпано зубной пастой. На бортике ванны валялись три чужих зубных щетки и кусок хозяйственного мыла. Дорогое полотенце Вики, которое она оставила сушиться, было мокрым и валялось на полу.
Вика молча собрала полотенце и бросила его в стиральную машину.
— Я убью их, — сказала она Илье.
— После работы, — пообещал Илья. — Сейчас у нас нет времени.
Они быстро собрались. Лариса Викторовна, как по команде, проснулась, как только услышала, что щелкнула кофеварка.
— Ой, детки, вы уже уходите? — прошамкала она, выходя из гостиной.
— Мы на работу, Лариса Викторовна, — холодно сказала Вика, застегивая сапоги.
— А нам бы покушать… — начала она.
— В холодильнике йогурт. В морозилке курица, сварите суп
— А денежек бы…
— Денежек нет, — Илья вышел следом за Викой. — У нас все на карте. А карта у Вики. А Вика вам денег не даст.
Они вышли на лестничную площадку.
— Ключи мы вам не оставим, так, что закройтесь изнутри — добавила Вика, закрывая дверь. — Сидите дома. Или уходите прямо сейчас совсем. Но обратно вы уже не войдете.
Они слышали, как Лариса Викторовна ругалась себе под нос, поняв, что оказалась в ловушке.
На лестнице они встретили соседку, Зинаиду Марковну. Бойкая пенсионерка, бывшая заведующая детским садом, знавшая все и вся. Она поливала свою герань на подоконнике.
— Викочка, Илья, доброе утро! А кто это у вас так… ароматно… поселился? — спросила она, обладая феноменальным нюхом. — Уж не родня ли?
— Она самая, Зинаида Марковна, — вздохнул Илья. — Приехали без приглашения.
— Ох, знаю я этих «сюрпризов», — хмыкнула Зинаида Марковна. — У меня так золовка приехала «на недельку». Год жила. Пока я ее чемоданы с лестницы не спустила. Ты, Вика, с ними поосторожнее. Эта порода, которая из деревни, она хваткая. Они считают, что все, кто в городе живет, им по гроб жизни обязаны.
— Мы их сегодня выселяем, — твердо сказала Вика.
— Ну-ну, — покачала головой соседка. — Как бы они вас не выселили. Они сейчас сидят там и план строят. Я этих паразитов за версту чую. У них на лицах написано: «приехали отжать».
Зинаида Марковна была известна своим острым языком и невероятной проницательностью. Она была тем самым «харизматичным персонажем», которого все в доме побаивались и уважали.
— Знаешь, Вика, — добавила она, понизив голос, — Ко мне ещё помню приехала племянница мужа. Тоже «по делам». А дела у нее были такие — найти мужика с квартирой. А пока искала, решила у меня пожить. И тоже начала порядки наводить. То ей борщ мой не нравится, то диван у меня старый. А потом я заметила, что у меня деньги из кошелька пропадать стали. Мелочь, но регулярно.
— И что вы? — заинтересовалась Вика.
— А что я? Я не скандалила. Я взяла купюру, помазала ее зеленкой и положила в кошелек. А вечером у нее все руки зеленые. Я ее не ругала. Я просто сфотографировала. И сказала: «Или ты сейчас собираешь манатки и едешь к себе в Урюпинск, или эта фотография висит на доске объявлений у нашего подъезда». Уехала в тот же вечер. С паразитами, деточка, надо бороться их же методами. Хитростью. И публичным позором.
Вика и Илья переглянулись.
— Спасибо за совет, Зинаида Марковна, — улыбнулся Илья.
— Да не за что, — отмахнулась та. — Идите, работайте. А я за вашими… «гостями»… присмотрю. У меня сегодня дежурство.
Весь день на работе Вика не могла сосредоточиться. Она чувствовала себя так, будто ее дом захватили оккупанты. Она знала, что прямо сейчас чужие люди ходят по ее комнатам, спят на ее диване, пользуются ее вещами.
Илья тоже был на взводе. Он несколько раз звонил матери, но та сбрасывала.
Когда они вернулись домой, их ждал новый сюрприз.
Дверь в квартиру была… открыта. Не взломана, а просто не заперта.
Они вошли. В квартире стоял густой чад. На кухне что-то горело.
— Мать! — заорал Илья, бросаясь на кухню.
На плите дымилась сковорода, на которой обуглились котлеты. Степан, пьяный, спал прямо за кухонным столом, уронив голову на клеенку. Тетя Галя и свекровь смотрели телевизор в гостиной, делая вид, что не чувствуют запаха гари.
— Вы что творите! — Вика схватила сковородку и бросила ее в раковину. Повалил пар. — Вы чуть пожар не устроили!
— А что такова… — икнул Степан, подняв голову. — Мы есть хотим.
— А дверь почему открыта? — спросил Илья ледяным тоном.
— А мы это… — замялась тетя Галя. — Мы гулять ходили. А ключей-то нет. Вот мы и… это… не закрыли. А что, у вас тут, воруют, что ли?
Вика посмотрела на Илью. Это была последняя капля.
— Илья, — сказала она. — Вызывай полицию.
— Вика, подожди, — Илья был бледным от ярости. Он подошел к матери и сильно встряхнул ее. — Мама!
— Вы… вы… — у Вики затряслись руки. — Вон. Вон из моего дома. Прямо сейчас.
— Не пойдем, — вдруг нагло заявил Степан, вставая . — Нам тетя Лариса сказала, что мы тут будем жить. Она эту квартиру Илье покупала!
Вика замерла.
— Что ты сказал?
— А то! — Степан почувствовал себя смелым. — Что это и Ильи квартира! А значит, и наша!
— Илья, — Вика повернулась к мужу. — Это правда? Твоя мать сказала им, что покупала тебе эту квартиру?
Илья молчал. Он смотрел на свою мать с таким выражением, что Вике стало его жаль.
— Мама, — сказал он наконец. — Ты им соврала.
— Я… я… — Лариса Викторовна пыталась схитрить. — Я тебе деньги давала! На первый взнос!
— Ты дала мне пятьдесят тысяч рублей, — прошипел Илья. — Десять лет назад. На мой первый компьютер. А эта квартира стоит десять миллионов. И ее купила Вика.
— А мне какая разница! — взвизгнула тетя Галя. — Все равно! Вы — семья! Вы богатые! А мы бедные! Вы должны нам помочь!
— Помочь — это не значит сесть на шею, — отрезала Вика. — Я устала. У вас час на сборы.
И тут Лариса Викторовна, поняв, что терять нечего, пошла ва-банк.
— А мы не уйдем! — заявила она, от злости. — Никуда мы не уйдем! У нас «бизнес»! Мы… мы продали наш дом в деревне!
Наступила тишина. Звенящая.
Вика и Илья переглянулись. Это был тот самый поворот.
— Как… продали? — медленно переспросил Илья.
— А так! — торжествующе осклабилась свекровь. — Продали! Все! С концами! Нам теперь некуда идти! Так что, сынок, придется тебе потесниться. Мы теперь будем жить у тебя. Все вместе. Как настоящая, дружная семья…
— Продали дом? — Вика повторила это так спокойно, что Лариса Викторовна на мгновение растерялась. Она ожидала криков, слез, истерики. А получила в ответ ледяное спокойствие.
Вика смотрела на свекровь. Как на врага. На захватчика, который только что сжег за собой мосты, чтобы с чистой совестью начать грабить ее дом.
— Ну да, продали! — поддакнула тетя Галя, видя замешательство сестры. — А что нам там, в этой дыре, делать? Степочке развиваться надо! В городе!
— Развиваться? — ужаснулась Вика.
Илья схватил Степана, который снова пытался усесться на диван, за шиворот и рывком поставил его на ноги. — Развиваться, значит? А ну, пошел в прихожую. Все. В прихожую. Быстро.
Его тихий голос был страшнее любого крика.
— Мама, тетя Галя, Степан. На выход, — он указал на дверь.
— Мы не пойдем! — Лариса Викторовна вцепилась в кухонный стол. — Нам некуда! Ты выгонишь родную мать на улицу?!
— Я выгоню посторонних людей, которые мне солгали, — процедил Илья. — Вы приехали не «по делам». Вы приехали, чтобы сесть нам на шею. Вы продали свой дом и решили, что можете просто забрать наш?
— Это и твой дом! — завыла свекровь.
— Это дом моей жены! — рявкнул Илья. — А мой дом там, где она. И вы ее оскорбили. Вы вторглись в ее дом. Вы сожгли ее сковородку. Вы выпили мой коньяк. Вы — воры.
Вика молча подошла к телефону.
— Я даю вам пять минут, — сказала она. — Потом я вызываю полицию и пишу заявление о незаконном проникновении и порче имущества. А так как вы теперь лица без определенного места жительства, вас заберут в отделение до выяснения.
— Ты не посмеешь! — шипела тетя Галя.
— Посмею, — Вика пожала плечами. — У меня нет с вами никаких родственных связей. А мой муж, — она посмотрела на Илью, — будет свидетелем.
Это был удар ниже пояса. Лариса Викторовна посмотрела на сына. Он не колебался. Он стоял, скрестив руки на груди, и его взгляд не обещал ничего, кроме проблем.
Она поняла, что проиграла. Этот блицкриг не удался. Вика оказалась не трепетной ланью, а стальным капканом. А сын… сын выбрал жену.
— Чтоб ты… — начала было Лариса Викторовна, но Илья шагнул к ней.
— Мама. Молчи. Просто молчи и собирай вещи.
— Да нет у нас вещей! — разрыдалась тетя Галя. — Мы же все…
— Баулы свои заберите! — рявкнула Вика. — И грязную посуду свою не забудьте!
Через пятнадцать минут квартира была пуста. Вика лично вытолкала последний баул на лестничную площадку.
— Куда же мы… — начала было Лариса Викторовна, садясь на чемодан.
— Туда, где вы собирались «переночевать», когда требовали, чтобы мы ушли, — отрезала Вика. — На вокзал. В гостиницу. Куда угодно.
Она захлопнула дверь.
— Господи, Вика… Прости.
— За что?
— За то, что у тебя семья — упыри? Ты же не виноват.
— Я виноват, что позволил им даже войти.
— Мы были в шоке. Это нормально. Главное — мы выкинули мусор.
Вика открыла все окна в квартире, несмотря на холодный вечер. Запах гари нужно было вытравить.
— Они вернутся, — сказал Илья.
— Дверь не откроем.
— Они будут звонить.
— Сменим номера.
— Они будут ждать у подъезда.
— Вот тут, — улыбнулась Вика, — нам понадобится Зинаида Марковна.
На следующее утро, уходя на работу, они снова столкнулись с Зинаидой Марковной. Она, как всегда, была на своем «посту» у окна в подъезде.
— Ну что, бойцы? — хитро прищурилась она. — Судя по тишине и отсутствию запаха вы победили?
— Выгнали, — кивнула Вика.
— Ненадолго, — вздохнула соседка. — Эта порода прилипчивая. Они сейчас посидят на вокзале, деньги проедят, которые за дом выручили, и приползут. Будут на жалость давить.
— У нас нет жалости, — сказал Илья.
— Это у тебя, сынок, может, и нет. А вот у общества… — Зинаида Марковна покачала головой. — Они же начнут по соседям ходить, плакаться, что «молодые выгнали старую мать». Начнут под дверью у вас ночевать. Вам же самим неудобно будет.
Вика нахмурилась. Соседка была права. Публичный позор — это было оружие Ларисы Викторовны.
— Что же делать? — спросила Вика.
— Опередить, — подмигнула Зинаида Марковна. — Нужно, чтобы все соседи знали правду. Но не от вас. От меня.
И Зинаида Марковна, как истинный полководец, развернула бурную деятельность. К обеду все «бабушки» у подъезда знали в подробностях, как «наглые деревенские» приехали «отжимать» квартиру у бедной Вики, как устроили пьянку и чуть не спалили дом.
Общественное мнение было сформировано. Теперь Лариса Викторовна была не «бедной матерью», а «аферисткой».
А Вика и Илья тем временем начали свою «холодную месть».
— Они продали дом, — рассуждал Илья вечером. — Они уверены, что у них куча денег и они сейчас где-то отсидятся, а потом снова придут к нам. Но я знаю свою мать. Она не могла продать дом чисто.
Илья был прав. Он сделал несколько звонков в их родную деревню. Выяснилось, что дом был продан за копейки, в страшной спешке. Но самое главное — Лариса Викторовна «забыла» сказать покупателям, что на доме висит огромный долг за газ и электричество. А еще, что часть дома по документам принадлежала какому-то дальнему родственнику, который сидел в тюрьме и своего согласия на продажу не давал.
— Это мошенничество, — констатировала Вика.
— Это карма, — улыбнулся Илья. — Покупатели, которых она обманула, — люди в деревне серьезные. Они не будут в суд подавать. Они ее просто найдут.
— А деньги? — спросила Вика.
— А деньги, — Илья налил себе чаю, — она, скорее всего, отдала Степану. На тот самый «бизнес».
И тут Вика вспомнила.
— Степан… Он же что-то бормотал про «развиваться». Я видела, как он в компьютере сидел, пока мы на работе были.
Она включила их старенький стационарный компьютер, которым они редко пользовались. Степан, «гений» IT, даже не почистил историю браузера.
Вика и Илья смотрели на экран, и у них волосы вставали дыбом.
«Степочка» вложил все деньги, вырученные за дом, в какую-то мутную криптовалютную биржу. Судя по запросам «как вернуть деньги» и «меня обманули мошенники», бизнес прогорел в тот же день.
— Они банкроты, — выдохнула Вика. — У них нет ни дома, ни денег.
— И теперь они точно придут к нам, — закончил Илья.
Они ждали три дня.
На четвертый день раздался звонок в домофон. Вика посмотрела на экран.
Лариса Викторовна, тетя Галя и Степан. Потрепанные, грязные, голодные. Они, очевидно, эти дни жили на вокзале.
— Викочка! Сыночек! — завыла свекровь в трубку. — Пустите! Нас обокрали! Все деньги украли! Нам некуда идти!
— Я не Вика. Я Зинаида Марковна, — проскрипел в трубке голос соседки. — Я из квартиры Ильи и Вики.
Лариса Викторовна опешила.
— А где они?
— А они уехали, — не моргнув, соврала Зинаида Марковна. — Квартиру мне оставили, присмотреть. Сказали, что их родственники-аферисты достали, они и умотали. В Таиланд. Насовсем.
— Как… насовсем? — просипела тетя Галя.
— А так. А квартиру эту продают. Так что, голубушки, ищите других дураков.
Зинаида Марковна отключила домофон.
Вика и Илья, которые стояли у нее за спиной в ее квартире, едва сдерживали смех.
— Гениально, Зинаида Марковна! — прошептал Илья.
— Учитесь, салаги, — хмыкнула та. — Но это не все. Они сейчас пойдут к подъезду.
И действительно. Троица, потеряв последнюю надежду, поплелась к скамейке у подъезда. Они сели, повесив головы.
И тут начался второй акт «кармической расплаты».
Из подъезда вышла Зинаида Марковна, а за ней — еще три «боевые» бабушки.
— А ну-ка, пошли отсюда! — грозно сказала Зинаида Марковна. — Аферисты!
— Мы… мы просто сидим… — пролепетал Степан.
— Вы не просто сидите! Вы квартиру у детей отжать хотели! — закричала баба Маня из третьего подъезда. — Мы все знаем! Как вы их чуть не спалили!
— Бессовестные! — поддакнула третья. — Сына на улицу, а сами в его квартире пьянствовать!
Лариса Викторовна попыталась встать, но Зинаида Марковна ткнула в нее палкой.
— Я сейчас полицию вызову! — заявила она. — За бродяжничество! Вы тут антисанитарию разводите! Марш отсюда!
На шум начали выглядывать люди из окон. Ларисе Викторовне, тете Гале и Степану ничего не оставалось. Под улюлюканье и презрительные взгляды всего двора они, подхватив свои баулы, поплелись прочь.
Это был полный, сокрушительный разгром. Публичное унижение было страшнее, чем вызов полиции.
Вика и Илья вернулись в свою квартиру.
— Ну что, — сказала Вика, открывая бутылку хорошего вина (коньяк Илья больше не покупал). — За Зинаиду Марковну.
— За нее, — кивнул Илья. — И за то, что мы вынесли мусор.
Они больше никогда не видели эту троицу.
Через полгода Илье позвонил какой-то дальний родственник из той деревни.
— Ты знаешь, что с матерью твоей? — спросил он.
— Не знаю, и знать не хочу, — отрезал Илья.
— А дела-то плохи. Ее те покупатели дома нашли. Долг-то она не отдала. Они ее… в общем, работает она у них теперь. На ферме. Долг отрабатывает.
— А тетя Галя и Степан?
— И эти с ней. Степан навоз кидает, Галька коров доит. Бесплатно. За еду. Говорят, они теперь трезвые всегда. Хозяин там строгий. И дом тот, что в тюрьме сидел, скоро выходит. Он им обещал «теплую» встречу за то, что его долю продали…
Илья положил трубку.
Он подошел к Вике, которая сидела на балконе с книгой.
— Справедливость есть, — сказал он.
— Я знаю, — улыбнулась Вика. — Она просто иногда приходит не через суд, а через трудотерапию на свежем воздухе.
Они сидели в тишине. В их квартире давно пахло только кофе и лимонами. Чистота и покой, которые они отстояли. Вика отложила книгу и посмотрела на мужа. Он был на ее стороне. Он был ее крепостью. А она была его.
А все-таки, удивительно, как быстро люди, называющие себя «семьей», могут превратиться в чужих, как только заканчиваются твои деньги и твое терпение.
