Когда Нина вернулась домой, было уже темно. Она тихо поставила сумку в прихожей и вздохнула — день выжал её до последней капли.
Из кухни доносился мужской голос.
— А вот и она… — Герой дня. Мама говорит, ты её на трассе бросила?
Нина остановилась в дверях.
Свекровь уже успела рассказать, судя по выражению лица мужа, изложила всё в самых драматичных красках.
— Я её не бросала, — спокойно сказала Нина, снимая одежду. — Просто дала время остыть.
— Остыть?! — подскочил муж. — На трассе?! На холоде?!
— Ты! — заорал он. — Ты что себе позволяешь?! Ты… ты… мою мать!
— Стас, — Нина спокойно надела тапочки. — Давай без крика.
— Да я… да я… — он искал слова, но в его прорабском лексиконе не было ничего, кроме нецензурной брани.
— Ты… ты… должна перед ней извиниться!
— За что? — Нина посмотрела ему прямо в глаза. — За то, что я не хочу быть соучастницей в её афере с продажей дачи?
Стас замер. Он ожидал чего угодно — слёз, оправданий, ответных криков. Но не этого.
— Какой… какой афере? — растерянно спросил он.
— А ты не знаешь? — усмехнулась Нина. — Она же тебя «в кулаке держит». Твоя мама, Стас, она собиралась «навести лоск» на даче за мой счёт, за мой бензин и моё время, продать её, а деньги забрать себе. А нам… ну, нам с тобой… она собиралась соврать, что дача сгорела. Я это слышала. И Коля слышал.
Лицо Стаса медленно меняло цвет. Сначала оно было красным от гнева, потом белым от шока.
— Да… да… ну и что! — наконец придумал он, что сказать. — Это её дача! Что хочет, то и…
— А это моя машина! — отрезала Нина. — И моё время. И я сама решаю, что с ними делать.
— Ах, так! — Стас понял, что проигрывает по всем фронтам. Он решил прибегнуть к последнему аргументу. — Я… я… я тебе запрещаю!
— Что?
— Я тебе… я… я карту твою заблокирую! Ляпнул он.
Нина посмотрела на него, как на экзотическое насекомое.
— Стас. Ты не можешь заблокировать мою зарплатную карту. Во-первых, это технически невозможно. Во-вторых… — она улыбнулась, — …ты же на ней сидишь.
— В смысле?
— В прямом. Ты же со своей «прорабской» зарплаты мне ни копейки не отдаёшь. Всё «маме» да «на стройку». А едим мы, одеваемся и живём на мою. Так что, — она прошла мимо него в спальню, — если ты заблокируешь мою карту, ты останешься без ужина.
Неделю они жили, как в ледяном дворце. Стас демонстративно молчал и громко хлопал дверьми. Инна Борисовна звонила ему по двадцать раз в день, шипела в трубку, но Нине не звонила.
Нина наслаждалась тишиной. И выходными. В субботу она пошла в спа. В воскресенье — гуляла в парке с Колей.
А в среду Стас сломался.
Он подошёл к Нине, когда она собиралась на работу. Жалкий, помятый, с недельной щетиной.
— Нин… — начал он, глядя в пол.
— Да, Стас?
— Мне тут… на стройке… зарплату задержали. — Он врал, и Нина это знала.
— Сочувствую.
— В общем… — он неловко переминался с ноги на ногу. — Дай денег. Нааа… обеды.
Нина посмотрела на него. На своего мужа. Требовательного, эгоистичного, привыкшего, что ему все должны.
— Стас, — мягко сказала она.
— Ну? — он с надеждой поднял глаза.
— Денег у меня нет.
Через час влетела свекровь после звонка сына.
— Ты… ты… ты что, мужа голодом морить собралась?!
— Здравствуйте, Инна Борисовна, — Нина сидела в кресле с ноутбуком. Суп есть в холодильнике. Стас, если голоден, может разогреть.
— Не язви! — Инна Борисовна подбоченилась. — Деньги где?!
— Какие деньги?
— Зарплата, отпускные, премия! Я знаю, ты вчера получила! Стасик сказал!
— Ах, эти деньги, — кивнула Нина. — А вам зачем, Инна Борисовна? Новый диван? Или риелтору вашему?
Свекровь задохнулась от возмущения.
— Ах ты… Ах ты… да ты… Ты на наши деньги живёшь! Стасик тебя содержит! Он… он… он мужик! А ты… ты…
— Инна Борисовна, — Давайте… посчитаем.
Она открыла файл. Простую, аккуратную таблицу в Excel.
— Вот моя зарплата. Радиоведущая. Высшая ставка, плюс рекламные контракты. Вот… — она усмехнулась, — …зарплата Стаса. Прораб. Хорошая, да. Но вот беда… — она ткнула пальцем в экран. — Вот графа «Расходы».
Она повернула ноутбук к ним.
— Вот коммуналка. Мой счёт.
— Вот «еда». Мой счёт.
— Вот «помощь маме», — Нина посмотрела прямо на свекровь. — То есть вам, Инна Борисовна. Переводы вашему сыну, Стасику, «на бензин», «на обеды» и «на сигареты». 25 тысяч в прошлом месяце. 30 — в позапрошлом.
Нина перевела взгляд на мужа, который съёжился у стены.
— А вот вклад Стаса в семейный бюджет. Ноль. Ноль рублей, ноль копеек. Потому что вся его «прорабская» зарплата, как я понимаю, уходит… А куда она уходит, Стас? На «помощь маме»? На ту самую дачу, которая должна была «сгореть»?
Стас молчал. Он смотрел на мать.
Инна Борисовна, поняв, что цифрами её не пронять, пошла в атаку.
— Это всё равно! Мужчина — добытчик! Он… он… он работает!
— «Устаёт», Инна Борисовна, — поправила Нина. — Он «устаёт». А я – плачу. Так вот. Я закрыла этот благотворительный фонд. Денег нет. Я их… вложила.
— Куда?! — хором спросили Стас и свекровь.
— В акции, — соврала Нина. — В «Газпром». На три года. Без права снятия.
Инна Борисовна поняла, что это конец. Деньги, которые она считала своими, уплыли.
— Сынок! — взвыла она, падая на Стаса. — Она! Она нас… она нас… ограбила! Разводись! Уходи к матери!
Стас посмотрел на Нину. В его глазах была надежда, что она сейчас испугается, раскается, скажет, что пошутила.
Нина не испугалась.
— Вещи собрать? — спокойно спросила она.
Это был удар ниже пояса. Он-то думал, он уходит. А оказалось, его выставляют.
— А и уйду! — он схватил с вешалки куртку. — Подумаешь! Да ты… да ты… без меня пропадёшь!
— Посмотрим, — сказала Нина.
Стас, гордо вскинув голову, вышел. Инна Борисовна, бросив на Нину взгляд, полный яда, выбежала за ним.
В квартире стало тихо. Так тихо, что Нина слышала, как тикают часы.
Она не плакала. Она пошла на кухню и заварила себе чай с молоком.
Прошёл месяц. Нина, как она и сказала, подала на развод. Стас на заседания не являлся. Вместо этого он звонил.
Сначала бодро.
— Ну что, Нинка? Нагулялась? Поняла, что без мужика…
Нина вешала трубку.
Потом жалобно.
— Нин… Ну, мамка… она… она, конечно, не подарок. Но…
Нина вешала трубку.
Потом… потом он позвонил в субботу утром. Нина как раз пила кофе. Она включила громкую связь.
— Нин… Нин… ты там? — шёпот Стаса походил на скрежет.
— Говори, Стас.
— Нин, можно я вернус?. Я… я… я так больше не могу!
— Что случилось? — Нина с трудом сдерживала улыбку.
— Она… Мама… она… — он вздохнул. — Она заставляет меня… «газетницы» собирать!
— Что?
— Газетницы! Она… она… она продала дачу! Но риелтор её обманул, денег — кот наплакал! И она… она… она впала в бизнес! Купила где-то оптом партию этих… уродских… деревянных газетниц!
— И?..
— И теперь я их… лаком покрываю! В её квартире! — завыл он. — Она… думает «добавить лоску» и «перепродать»!
Нина не выдержала и рассмеялась.
— Стас…
— Нин! Она… она… она мне цикорий заваривает! Нин! Я не могу больше!
— Стас, — Нина отсмеялась и сделала голос максимально серьёзным. — Ты же ушёл к маме. Она тебя «кормит».
— Я… я… я хочу твой суп!
— Стас, — сказала Нина, — ты не суп хочешь. Ты хочешь мою зарплатную карту.
— Нет! Нин!
— Так вот, — сказала Нина, — Денег. У меня. Нет.
Она повесила трубку.
В дверь позвонили. На пороге стояла подруга Ленка. С бутылкой дорогого шампанского и тортом.
— Слышала, у тебя тут… цирк уехал, — она подмигнула. — А клоуны… остались лаком дышать.
— Знаешь, Нинок, есть такая старая притча. Приходит к мудрецу человек и жалуется: «Жена, дети, тёща – все на мне едут. Что делать?» Мудрец говорит: «Заведи козла». Человек завёл. Вонь, теснота. Прибегает: «Мудрец, не могу!» Мудрец: «А теперь… продай козла». Продал. Приходит: «Мудрец, как хорошо стало! Как просторно!»
Нина улыбнулась.
— Так вот, — сказала Лена, разливая шампанское. — Ты своего «козла» не просто продала. Ты его… бывшим хозяевам вернула. За это надо выпить.
Они выпили.
Всё-таки, как иногда странно устроена жизнь: кто-то тратит годы, чтобы понять, что «ихняя» правда – не всегда твоя. А кто-то просто вовремя перестаёт возить.
