Вера стояла посреди родной кухни и не могла сообразить, где она находится.
Нет, это была та самая кухня. С теми же обоями в мелкий цветочек, которые папа клеил двадцать лет назад. С той же керамической плиткой, которую мама так долго выбирала.
Но, на столе стояли чужие чашки. Синие, с какой-то непонятной надписью. В углу — кофеварка, которую Вера точно не покупала. А на подоконнике красовался горшок с геранью, хотя Вера терпеть не могла герань.
— Что здесь происходит? — прошептала она и тут же испугалась собственного голоса.
Вера медленно прошла в гостиную.
И замерла.
Диван стоял не там. Совсем не там! Мамин любимый диванчик, на котором она вечерами вязала, сдвинули к окну. А на его месте стояло кожаное кресло. Новое. Дорогое.
У вас когда-нибудь бывало такое — заходишь в собственный дом и чувствуешь себя вором? Будто ты здесь лишний, будто ты вторгся в чужую жизнь?
— Кто здесь? — позвала Вера неуверенно.
Тишина.
Вера поднялась на второй этаж.
В спальне родителей на кровати лежало постельное белье. Голубое, в полоску. А на тумбочке — мужские часы и женские серьги.
Сердце ухнуло куда-то в пятки.
— Нет, — сказала Вера вслух. — Нет, этого не может быть.
Но голос дрожал. Потому что понимание уже накатывало, как волна. Медленно, неотвратимо.
Звук шагов во дворе заставил ее вздрогнуть. Вера подошла к окну и увидела Андрея, своего младшего брата. Он шел от сарая с лопатой в руках, довольный и сосредоточенный. Как хозяин.
За ним, чуть поодаль, брела Ольга — его жена. В руках у неё была корзинка с какой-то зеленью.
Они выглядели как люди, которые здесь живут постоянно.
А не приехали на выходные.
Вера спустилась вниз и вышла на крыльцо. Ноги были ватные, во рту — сухо.
— Андрей, — позвала она.
Брат поднял голову и улыбнулся. Спокойно так, дружелюбно. Будто ничего особенного не происходило.
— А, Верка! — он помахал лопатой. — Приехала? А мы тут картошку сажаем. Поздно, конечно, но может, вырастет.
Вера смотрела на него и не находила слов. Совсем. Как будто кто-то взял и выключил у неё речь.
— Картошку сажаете? — наконец выдавила она.
— Ну да. — Андрей воткнул лопату в землю и подошел ближе. — А чего добру пропадать? Ты же зимой не бываешь, дом стоит пустой. Мы решили, ну, пожить тут немного. Квартиру-то свою сдали — доход неплохой получается.
Вера открыла рот. Закрыла. Снова открыла.
— Пожить? — голос прозвучал чужой, писклявый. — Здесь?
— Ну а что такого? — Андрей пожал плечами. — Места много, никому не мешаем. Ольга даже ремонт кое-где подправила, видишь? Обои в прихожей переклеили — старые совсем ободрались.
Брат говорит это так буднично, так естественно. Как будто речь идёт о погоде или о фильме, который вчера посмотрел по телевизору.
— Андрей, — сказала Вера медленно, — это моя дача.
Брат нахмурился:
— Ну и что? Я же не против, чтобы ты приезжала. Комната тебе всегда найдется.
Комната найдется.
В её собственном доме.
Первую неделю Вера ездила на дачу каждый день. Просто сидела в саду, на той самой лавочке, где мама любила вечерами отдыхать. Смотрела на дом, из которого доносились голоса, смех, звуки телевизора.
Андрей и Ольга обустраивались основательно. Купили новый холодильник — большой, двустворчатый. Поставили кондиционер в спальню. В сарае появились садовые инструменты с ещё не стёртыми ценниками.
— Верка, ну что ты всё молчишь? — Андрей выходил к ней каждый раз, когда видел её машину. — Входи, чай попьём.
— У меня дела, — отвечала Вера и уезжала.
А дома, в своей городской квартире, она не находила себе места. Ходила из комнаты в комнату, хваталась то за уборку, то за вязание — ничего не клеилось.
Через две недели позвонила соседка по даче, тётя Люся:
— Верочка, деточка, а что это у тебя брат хозяйничает? Огурцы мои просит, говорит — мол, Вера разрешила. И ещё. ну, неудобно как-то говорить, но он расспрашивает всех, кто сколько за дачу платил.
— За дачу? — не поняла Вера.
— Ну да. Если продавать, сколько просить. Говорит, изучает рынок. А Ольга твоя, она вчера Тамаре Петровне рассказывала, что тут теперь постоянно жить будут. Мол, дача получилась как раз такая, как мечтали.
Вера положила трубку и долго сидела в тишине. Потом взяла ключи и поехала на дачу.
Андрей копался в огороде — сажал что-то рядом с маминой клумбой. Увидев сестру, помахал довольно:
— А, Верка! Смотри, тыкву посадил. К осени будет красота!
— Андрей, — сказала Вера, стараясь говорить ровно, — нам нужно поговорить.
— Ну говори.
— Это моя дача. Оформленная на меня. И я не давала разрешения здесь жить.
Брат выпрямился, отряхнул руки:
— Блин, Верк, ну что ты заладила? Я же не навсегда. Просто пока…
— Пока что?
— Пока дела наши поправятся. — Андрей отвёл взгляд. — У меня, ну, с бизнесом не очень. Квартиру сдаю, тут экономим. Временно же.
— А теперь самое интересное, — Вера достала телефон, открыла сайт объявлений. — Смотри. «Уютная дача в Подмосковье, сдается посуточно. Хозяева живут рядом, всё расскажут, покажут.»
Андрей побледнел:
— Откуда… кто тебе…
— Подписались вы от моего имени, умники. — В голосе Веры зазвучали стальные нотки, которых она сама у себя не знала. — Значит, не только живёте здесь без разрешения, но ещё и деньги зарабатываете. На моей собственности.
— Верка, ну, мы же не думали…
— Не думали?! — Вера впервые в жизни закричала на брата. — Вы чужой дом в гостиницу превратили и не думали?!
Из дома выбежала Ольга, встревоженная криками:
— Что случилось?
— А вот что! — Вера сунула ей телефон с объявлением под нос. — Вы мою дачу сдаёте!
Ольга заёрзала:
— Ну, мы же только пару раз. Знакомые попросились на выходные.
— Знакомые?! — Вера смотрела на них, как на незнакомых людей. — Да вы что, совсем обнаглели?!
— Не ори! — огрызнулся Андрей. — Мы никому не мешаем! А от тебя какой толк? Раз в месяц приедешь, пару часов посидишь — и всё! А дом пустует!
— И что с того?
— А то, что отец не только тебе одной оставлял! — выпалил Андрей и тут же осёкся.
Повисла тишина. Тяжёлая, звенящая.
— Повтори, — тихо сказала Вера.
Андрей сглотнул:
— Ну, я имел в виду, мы же семья…
— Нет. Ты сказал, что отец оставлял не только мне. Что ты имел в виду?
Ольга дёрнула мужа за рукав:
— Андрей, не надо.
Но он уже не мог остановиться:
— А то и имел! Ты думаешь, справедливо получилось? Тебе дачу, мне фигу с маслом? Я младший, да, но я тоже сын!
Вера почувствовала, как внутри что-то обрывается. Окончательно.
— Понятно, — сказала она спокойно. — Андрей, ты завидуешь. Всю жизнь завидуешь.
— Не завидую я!
— Завидуешь. И решил исправить «несправедливость». — Вера убрала телефон в сумку. — Ну что ж. Тогда я тоже исправлю несправедливость.
— То есть?
— Завтра здесь будет слесарь. Меняем замки. А вы собираете вещи.
— Ты что?! — взвился Андрей. — Ты же меня на улицу выгоняешь!
— Не на улицу. У тебя есть квартира.
— Она сдана!
— Тогда расторгай договор. — Вера развернулась к машине. — У тебя сутки.
— Верка! — Ольга кинулась следом. — Ну нельзя же так! Мы же родственники!
Вера обернулась:
— Знаешь, Оля, родственники — это когда спрашивают разрешения. А не когда захватывают чужое и ещё деньги на этом делают.
Уезжая, Вера видела в зеркале заднего вида, как Андрей с Ольгой стоят посреди двора и о чём-то яростно спорят. Размахивают руками. Показывают на её машину.
Слесарь приехал в семь утра. Дядя Вася — тот самый, который когда-то папе забор чинил. Молчаливый, основательный мужик.
— Замки менять будем? — спросил он, доставая инструменты.
— Будем, — кивнула Вера.
Андрей с Ольгой вещи так и не собрали. Стояли на крыльце с такими лицами, будто их из родного дома выселяют. Причём несправедливо выселяют.
— Верка, ну ты даёшь! — Андрей нервно курил. — Родного брата на улицу!
— Не на улицу. В твою квартиру.
— Я же говорил — она сдана!
— А я говорила — расторгай договор.
Вера зашла в дом. И обомлела.
На полках — чужие книги, чужие диски. На стенах — Ольгины фотографии в рамочках.
Они обустраивались.
Не временно жили. Обустраивались.
— Ольга! — позвала Вера, спускаясь вниз. — Ольга, иди сюда!
Ольга вошла в дом осторожно, как провинившаяся школьница:
— Что?
— Где мамины вещи?
— Какие вещи?
— Не притворяйся. Одежда, посуда, книги — где всё это?
Ольга замялась:
— Ну, мы убрали на чердак. Временно. Места же мало…
— Убрали? — В голосе Веры зазвучало что-то страшное.
— Верочка, ну что ты. Мы же аккуратно.
Андрей с Ольгой собирали вещи в полной тишине. Большой телевизор грузили в машину друзей — те приехали на помощь, но смотрели на Веру косо, будто она была злодейкой.
— Верка, — подошёл к ней Андрей, когда почти всё было упаковано. — Ну нельзя же так.
— Как именно нельзя? — спросила Вера, аккуратно складывая в коробку мамины чашки.
— Ну, мы же семья.
— Семья? — Она подняла на него глаза. — Андрей, а ты помнишь, что папа говорил перед смертью?
— Чего?
— Он сказал: «Берегите друг друга.» Не дачу, не наследство. Друг друга.
Андрей отвёл взгляд.
— А ты что делал? — продолжила Вера. — Ты меня берёг? Или использовал?
— Я не использовал.
— Использовал. Мой дом, память о родителях. — Вера закрыла коробку скотчем. — И знаешь что? Я тебя прощаю.
— Правда? — Андрей оживился.
— Прощаю. Но доверять больше не буду.
Повисла тишина.
— То есть как это?
— А вот так. — Вера встала, отряхнула руки. — Ты всю жизнь завидовал. Сначала тому, что меня родители больше любили — как тебе казалось. Потом тому, что мне дачу оставили. А зависть — это болезнь, Андрей. И лечиться от неё можешь только ты сам.
Андрей молчал.
— Когда вылечишься, — продолжила Вера, — когда научишься радоваться чужому счастью вместо того, чтобы отнимать его, — приходи. Поговорим.
— А пока?
— А пока — живи своей жизнью. В своей квартире.
Ольга всё это время стояла у машины, всхлипывая в платочек. Когда Андрей подошёл к ней, она сказала тихо:
— Я же говорила тебе. Нехорошо это всё.
— Поздно теперь, — буркнул Андрей.
Они уехали под вечер. Вера стояла у калитки и смотрела, как их машина скрывается за поворотом.
А потом вернулась в дом.
И впервые за месяц почувствовала покой.
Через неделю позвонила тётя Люся:
— Верочка, а что это Андрей твой всем рассказывает, что ты его из дома выгнала?
— Пусть рассказывает, — усмехнулась Вера. — Правду ведь говорит.
Зимой Вера ездила на дачу каждые выходные. Топила печку, читала мамины книги, разбирала старые фотографии. Дом оживал, наполнялся теплом.
А весной, когда расцвели мамины нарциссы там, где Андрей хотел посадить тыкву, Вера поняла: она не просто отстояла наследство.
Она отстояла право быть собой.
