— Я даже не знаю, что делать, — Дмитрий растерянно пожал плечами. — Мне что, из горла у нее выдирать их?
— Не знаю, это твоя мать, а не моя, — проворчала Дина. — Поговори с ней. Десять лет прошло!
Муж покосился на нее и понимающе кивнул, вспомнив о том, как мать, тогда еще работающая бухгалтером в небольшой фирме, пришла к ним в гости с пирогом.
— Дети, — сказала она, разливая чай по фарфоровым чашкам. — У меня тут одно дело перспективное образовалось, небольшой инвестиционный проект. Но стартового капитала не хватает. Не могли бы вы мне одолжить? Я через полгода верну, с процентами.
Дмитрий помнил, как его тогда покоробило слово «дети». И «проценты» из уст матери звучали непривычно странно.
Но тогда он был молод и не хотел конфликтов. Дина, которая только-только вышла за него замуж, посмотрела на мужа тревожными глазами.
Они отдали Алене Владимировне триста тысяч рублей. Почти все свои сбережения.
— Я отдам, как только получу выгоду! — заверила женщина.
Однако прошло полгода, потом — год, а Алена Владимировна вместо того, чтобы вернуть долг, воспользовалась выгодным выходом на пенсию и уволилась.
Тогда она принесла сыну с невесткой конверт, который положила на край кухонного стола.
— Вот, держите, часть долга. Сто тысяч. Остальное — как только поднакоплю.
Эти «сто тысяч» стали первым и последним взносом от свекрови. Остальные двести она, видимо, «поднакапливала» все последующие девять лет.
Алена Владимировна благополучно забыла о своем инвестиционном проекте, который ничего ей не принес.
Пару раз Дмитрий и Дина осторожно намекали ей на долг, но она тут же превращалась в оскорбленную старушку.
— Что вы ко мне пристали? Я же не прошу у вас помощи! — возмущенно говорила она. — С чего я отдам? Вы знаете мою пенсию?! Я еле-еле концы с концами свожу!
Эти слова были ложью, и все об этом знали. Деньги у нее водились. Она не отказывала себе в новых пальто, в дорогой косметике, но главной статьей расхода были ее «мужички», как с горькой усмешкой, называла их Дина.
Алена Владимировна, несмотря на пенсионный возраст, пользовалась успехом у мужчин своего круга.
То она помогала «бедному Ванечке» с ремонтом, то подкидывала денег «несчастному Сереже» на лечение собаки, то финансировала сомнительные бизнес-идеи очередного кавалера.
Каждый раз приходя в гости к сыну и невестке, она требовала кормить ее полноценным обедом из трех блюд.
Обязательно напоить — хорошим чаем, кофе, а лучше — коньяком, который она называла «лекарством от хандры».
Сегодняшний визит начался, как обычно. Алена Владимировна, пахнущая дорогими духами и осенней сыростью, вошла в прихожую.
— Ой, у вас тут так чисто, — сказала она, сняв модное драповое пальто. — У меня, конечно, бардак, некогда прибраться, все дела, все хлопоты.
Дина, стоя на кухне у плиты, лишь стиснула зубы. «Хлопоты» — это, вероятно, встреча с новым поклонником. За обедом Алена Владимировна расщедрилась на жалобы.
— Представляете, этот Степан, такой неблагодарный! Я ему помогла, поддержала, а он взял и один в Крым укатил, даже ни слова не сказал. Мужчины все такие, все ненадежные…
Она бросила многозначительный взгляд на Дмитрия, словно он был олицетворением всех мужских пороков.
— Мама, — осторожно произнес мужчина, почувствовав, как у него сжались кулаки под столом. — Ты помнишь, что должна нам деньги? Те самые, которые на свой проект брала.
На кухне тут же повисла тишина. Алена Владимировна медленно положила вилку, ее лицо стало холодным и каменным.
— Опять за свое? — прошипела она. — Денег вам все от меня нужно? Я вам сколько помогала? А вы тут со своими подсчетами! Каждую копеечку считаете!
— Это не копейки, — тихо напомнила Дина дрожащим голосом. — Это двести тысяч рублей. Наши деньги. Мы могли бы их на отпуск потратить или на ремонт отложить.
— А я на что потрачу? На лекарства и еду, — голос Алены Владимировны взвизгнул до фальцета. — Вы на мою пенсию посмотрите! Я гола как церковная мышь, а вы… вы тут в достатке живете, и вам лишь бы с бедной старухи последнее стрясти!
Женщина резко выскочила из-за стола, отчего ее чашка со звоном грохнулась на пол.
Дина вздрогнула. Это была чашка из ее любимого сервиза, который подарила мать
— Больше ноги моей здесь не будет! Умирать буду на улице, а к вам ни за что не приду! — закричала Алена Владимировна, захлебываясь слезами.
Женщина схватила свое пальто с вешалки и, не глядя на них, выбежала из квартиры.
И вот теперь Дмитрий стоял у окна и наблюдал за тем, как мать, выбежав из подъезда, просеменила к остановке.
— Я, наверное, не должен был это начинать… — озадаченно вздохнула мужчина.
— Должен, — резко ответила Дина. — Рано или поздно это должно было случиться. Не может же это длиться вечно.
— Но что мы можем сделать? Она же мать. И она… права в чем-то. Мы не будем ее судить за долги.
— Мы и не будем, — Дина нагнулась и стала собирать с пола осколки фарфора. — Мы не будем подавать в суд, ты прав. Но, Дима, мы можем перестать терпеть.
— Что значит «перестать терпеть»?
— Значит, мы не обязаны быть ее рестораном, ее психотерапевтом и спонсором для сомнительных кавалеров. Она потратила на какого-то Степана, вероятно, больше, чем должна нам. У нее на это есть деньги. Просто на нас у нее их нет и не будет.
Дмитрий обернулся и увидел усталость на лице жены.
— Значит, просто вычеркнуть ее из своей жизни?
— Нет, — Дины голос стал мягче. — Не вычеркнуть, а установить границы. Если она придет, мы не будем накрывать стол, не будем выслушивать бесконечные жалобы о ее несчастной любви. Она — взрослая женщина, которая сделала свой выбор, и мы имеем право сделать свой.
— Она не поймет…
— Она и не должна понимать. Она должна принять или нет.
Дмитрий подошел к жене, взял у нее из рук осколки от кружки и выбросил в мусорное ведро.
Прошла неделя. Телефон Дмитрия молчал. Алена Владимировна, обижаясь, держала оборону.
Но в следующую субботу дверной звонок прозвенел в той же настойчивой манере, что и всегда. На пороге стояла Алена Владимировна.
— Здравствуйте, — сказала она ледяным тоном. — Я за вещами.
— Какими вещами? — удивился Дмитрий, пропуская ее в прихожую.
— Я тут оставила свои тапочки, халат. Они мне нужны.
Дина вышла из гостиной. Она была спокойна.
— Здравствуйте, Алена Владимировна. Тапочки в шкафу, халат в стирке. Но мы можем его постирать и отдать в следующий раз.
Алена Владимировна фыркнула и прошла в гостиную. Она присела на диван, ожидая привычного ритуала: чая, закусок, вопросов о здоровье.
Однако ничего не происходило. Дина осталась стоять у дверного проема. Дмитрий сел в кресло напротив. Наступила неловкая пауза.
— Чай будет? — с вызовом спросила Алена Владимировна.
— Если хотите, я могу налить вам воды, — предложила невестка. — Мы только что поели, поэтому снова накрывать на стол я не буду.
Лицо Алены Владимировны вытянулось. Это был непривычный для нее сценарий.
— Я вижу, что вы решили меня наказать, — сказала она с нотками жертвы в голосе. — Оставляете мать без чая?
— Мама, мы не наказываем тебя. Мы меняем правила. Ты — моя мать, и я тебя люблю. Но раз ты не хочешь обсуждать свои долги, то кормить тебя мы тоже не будем.
Алена Владимировна посмотрела на него с таким изумлением, словно он заговорил на древнекитайском.
Она ожидала скандала, слез, упреков, а получила холодное, спокойное заявление.
— То есть… вы меня выгоняете? — прошептала женщина, попытавшись вернуть себе роль жертвы.
— Нет, — ответила Дина. — Мы говорим, что наши отношения не могут больше строиться вокруг денег и твоего чувства вины. Они должны строиться на уважении или не строиться вовсе.
Алена Владимировна медленно поднялась с места. Она выглядела сильно растерянной.
— Я все поняла, — театрально произнесла женщина. — Я лишняя здесь.
Она направилась к выходу. Дмитрий и Дина не стали ее останавливать. У двери женщина обернулась.
— И деньги… эти двести тысяч… я… я отдам… как-нибудь.
— Как знаешь, мама, — с той же прохладой в голосе ответил Дмитрий.
Алена Владимировна с обидой поджала губы и покинула квартиру сына и невестки.
