— Это не то, что ты думаешь, — сказал Сергей, когда я показала ему скриншоты. — Я могу всё объяснить.
Я смотрела на экран телефона, лежавшего между нами на столе. Кафе «Вино и розы» — шестьдесят раз за три года. Ювелирный магазин — семь покупок по двенадцать тысяч. Отели в Сочи — четыре поездки, которых я почему-то не помнила.
— Объясни, — сказала я спокойно.
Мы сидели на кухне. Ноябрьский вечер, за окном моросило. Я поставила перед ним кофе — автоматически, по привычке двадцати пяти лет. Он обхватил чашку ладонями, не поднимая глаз.
Три часа назад я хотела позвонить Людмиле. Мой телефон разрядился, его лежал на столе. Я взяла, нажала на иконку банковского приложения — случайно, вместо контактов. И увидела.
Сначала не поняла. Потом стало холодно внутри — такое ощущение, будто проваливаешься сквозь лёд.
«Вино и розы» — три тысячи рублей. Дата: прошлая пятница. Я в тот вечер была дома одна, он сказал, что задерживается на объекте. Я листала дальше. Та же сумма две недели назад. Месяц назад. Полгода. Год.
Ювелирный — двенадцать тысяч. Мне он последний раз дарил украшение на пятидесятилетие, четыре года назад. Серьги за четыре.
Отель в Сочи — двадцать пять тысяч. Я никогда не была в Сочи. Мы ездили в Анапу, к его сестре, восемь лет назад.
Я сделала скриншоты. Методично, один за другим. И отправила себе. Потом положила его телефон обратно и вышла на балкон. Курить я бросила пятнадцать лет назад, но сейчас очень хотелось затянуться.
Когда Сергей вернулся, я уже успокоилась. Странное спокойствие — будто всё это происходит не со мной.
Я открыла галерею на телефоне, нашла скриншоты и развернула экран к нему.
«Вино и розы». Шестьдесят раз. Сто восемьдесят тысяч рублей.
Он побледнел. Открыл рот, закрыл. Потом произнёс эту фразу: «Это не то, что ты думаешь».
— Коллега, — сказал он наконец. — Виктория. У неё проблемы в семье, я помогаю. Как друг.
— Друзьям обычно помогают деньгами напрямую, — заметила я. — А не водят в рестораны шестьдесят раз.
— Ей нужна была моральная поддержка.
— Ювелирный магазин — это тоже моральная поддержка?
Он замолчал. Я налила себе воды из фильтра, медленно выпила. Руки были спокойными. Удивительно спокойными.
— Двадцать пять лет, — сказала я. — Я никогда не проверяла твои счета. У каждого своя карта. Ты даёшь на продукты и квартплату, я — свою часть. Остальное — личное. Я думала, этого достаточно.
— Лен, прости…
— Не перебивай. Я считала, что доверие — это когда не проверяешь. А оказалось, доверие — это когда есть что проверять, но ты находишь то, что ожидаешь. Честность. Уважение.
Сергей потянулся ко мне через стол. Я отстранилась.
— Сколько ей лет? — спросила я.
— Какая разница…
— Сколько?
— Тридцать два.
Я кивнула. Двадцать два года разницы. Она родилась, когда мне было двадцать два. Когда мы с ним только поженились.
Ночью я не спала. Лежала и вспоминала. Странности последних трёх лет, на которые не обращала внимания. Или не хотела обращать.
Новые рубашки — «нашёл хороший магазин». Абонемент в спортзал — «надо следить за здоровьем». Телефон, который стоял на тихом — «рабочая переписка, срочная». Командировки по пятницам — «проект важный, нельзя откладывать».
Я думала: кризис среднего возраста. Пройдёт.
А ещё я думала о цифрах. Триста шестьдесят четыре тысячи за три года. Это если считать только то, что я увидела в банковском приложении. Наверняка было ещё — наличные, другие карты.
Мы с ним зарабатывали вместе сто шестьдесят тысяч. Он — сто двадцать, инженер-проектировщик в строительной компании. Я — сорок, кладовщица в аптечной сети. Скучная работа, инвентаризация и накладные, но стабильная.
Мы складывали по восемьдесят тысяч в месяц на общие расходы. Продукты, коммуналка, одежда, лекарства для его матери. Остальное — личное.
У меня оставалось десять тысяч. Я откладывала на отпуск, который всё время откладывался. Покупала книги. Иногда ходила в кино с Людмилой.
У него оставалось пятьдесят. Я думала, он копит на машину. Он говорил, что копит.
Триста шестьдесят четыре тысячи.
Утром я пошла на работу как обычно. Надела тёплую куртку, сапоги — на улице уже холодно, ноябрь. Сергей спал, когда я уходила. Или делал вид.
На работе я попросила Игоря, нашего системного администратора, помочь мне разобраться с приложением банка на телефоне.
— Можно перевести деньги на другую карту? — спросила я. — Чтобы муж не узнал?
Игорь посмотрел на меня внимательно. Он был молодой, лет тридцати. Но понял без лишних вопросов.
— Елена Юрьевна, — сказал он тихо, зачем? Из его приложения ваши счета не видны. Но лучше сразу к юристу.
— Почему?
— Если развод, имущество делится пополам. Что куплено в браке — общее. Вам нужен человек, который объяснит права.
— А наследство?
— Наследство — ваше. Не делится. Держите его отдельно.
Я кивнула. У меня на счёте было триста тысяч — наследство от тёти Киры, которой не стало два года назад. Квартира её тогда продалась, мне досталась часть. Я эти деньги не трогала, хотела внукам когда-нибудь помочь. У нас сын Дмитрий, двадцать четыре года, живёт в Москве. Пока не женат, но я всё равно откладывала.
— Спасибо, — сказала я Игорю.
Он пожал плечами.
— Держитесь там, — добавил он. — Вы сильная. Справитесь.
В обеденный перерыв я позвонила знакомой.
— Людмила, подскажи адвоката, — попросила я. — Хорошего.
— Что случилось? — всполошилась она.
— Потом расскажу. Мне нужен адвокат по разводам.
Она дала контакт. Я записала и договорилась о встрече на субботу.
Вечером Сергей попытался говорить снова.
— Я всё закончу, — сказал он. — Я уже сказал ей. Это ошибка, Лен. Пойми. Двадцать пять лет — это же не шутка.
— Не шутка, — согласилась я. — Поэтому я и удивляюсь. Как можно за три года потратить триста шестьдесят четыре тысячи на ошибку?
Он вздрогнул.
— Ты считала?
— А ты нет?
Молчание. Я нарезала овощи для салата. Огурцы, помидоры — механически, ровными ломтиками.
— Я думал… — начал он.
— Что я не узнаю? Или что мне будет всё равно?
— Я не хотел так.
Нож замер в моей руке. Я подняла глаза на него.
— Не хотел так, — повторила я тихо. — Сергей, ты три года водил другую женщину в рестораны. Покупал ей подарки. Ездил с ней на море. А мне говорил, что можем не всегда себе позволить даже выходные в Подмосковье. Помнишь, я просила в прошлом году? Ты сказал: дорого, кризис, надо экономить.
— Лен…
— Не обидеть — это когда ты забыл про годовщину. Или нагрубил в плохом настроении. А это… это презрение. Ты решил, что я настолько глупа, что ничего не замечу. Или настолько покорна, что проглочу.
Я положила нож, вытерла руки о полотенце.
— Я не глупа, — сказала я. — И не покорна. Просто доверяла.
В субботу адвокат Марина Сергеевна оказалась женщиной лет пятидесяти, с короткой стрижкой и внимательным взглядом. Она выслушала меня молча, изредка кивая.
— Скриншоты есть? — спросила она.
Я показала. Она полистала, что-то записала в блокнот.
— Хорошо. Теперь главное: что у вас есть общего? Квартира?
— Двухкомнатная, купили в две тысячи втором.
— Неважно. Куплена в браке — значит, совместная. Делится пополам. Даже если все деньги вносил он один. Закон на вашей стороне. Сколько сейчас стоит?
— Около шести миллионов. Район развивается.
Марина Сергеевна кивнула.
— Машина?
— Старая «Лада», на нём. Не в счёт.
— Дача? Вклады?
— Дачи нет. Вклады… — я задумалась. — У него был какой-то депозит. Он говорил, копит на пенсию. Не знаю, сколько там.
— Узнаем через суд. Всё, что накоплено в браке, делится. Даже если на его имя. А у вас что есть?
— Триста тысяч на счёте. Наследство от тёти, два года назад.
— Наследство не делится, это ваше личное. Держите отдельно, не смешивайте с другими деньгами. Есть дети?
— Сын, двадцать четыре года. Живёт отдельно.
— Совершеннолетний — не фигурирует. Что хотите получить при разводе?
Я посмотрела в окно. На улице шёл дождь, люди прятались под зонтами.
— Половину квартиры, — сказала я медленно. — Или денежный эквивалент. Три миллиона. Чтобы уехать отсюда.
— Хотите продавать квартиру?
— Хочу, чтобы он выкупил мою долю. Если откажется — продадим через суд, разделим деньги.
Марина Сергеевна улыбнулась.
— Значит, не растерялись. Это хорошо. Напишем исковое заявление. Развод плюс раздел имущества. На всё уйдёт месяца четыре, если он не будет упираться. Если начнёт тянуть — полгода. Готовы?
— Готова.
Вечером я сказала Сергею, что подала на развод. Он стоял у окна, смотрел на дождь.
— Зачем так сразу? — спросил он, не оборачиваясь. — Можно же попытаться…
— Попытаться что? Забыть? Простить?
— Люди прощают.
— Люди прощают, когда есть раскаяние, — сказала я. — А у тебя есть раскаяние? Или ты жалеешь только о том, что тебя поймали?
Он обернулся. Лицо серое, усталое.
— Я не хотел, — проговорил он. — Просто вышло.
— Ничего просто не выходит, Серёж. Ты каждый раз выбирал. Шестьдесят раз выбрал кафе вместо честности. Семь раз выбрал подарки ей вместо уважения ко мне. Четыре раза выбрал Сочи вместо нашей Анапы.
— Ты не понимаешь…
— Я понимаю отлично. У тебя появилась женщина, которая смотрит на тебя так, будто ты центр вселенной. Которая молода, красива, восхищается каждым словом. А дома скучная жена, которая помнит, как ты храпишь и не можешь найти носки.
Сергей поморщился.
— Не надо так.
— Почему? Это правда. Я не обижаюсь. Мне самой надоело быть скучной женой. Той, которую можно обмануть и не заметить.
Я налила себе какао. Тёплое. Сладкое. Своё. Села за стол.
— Квартира делится пополам, — сказала я спокойно. — Три миллиона моя доля. Либо ты выкупаешь, либо продаём, делим деньги. Депозит твой тоже делим — половина моя.
— Там всего двести тысяч, — буркнул он.
— Сто — мои. На что-то пригодится.
Он сел напротив, опустил голову на руки.
— Откуда у тебя адвокат?
— Нашла.
— И денег хватает на адвоката?
— Хватает.
Он поднял глаза.
— Откуда деньги, Лен?
— У меня триста тысяч наследства, — напомнила я. — Ты забыл? Когда тётя Кира умерла, я получила треть от квартиры.
— Думал, ты потратила…
— Не потратила. Берегла. Хорошо, что берегла.
Молчание. Дождь барабанил по карнизу. Я пила какао маленькими глотками.
— С ней будешь жить? — спросила я.
Сергей вздрогнул.
— Не знаю.
— Она в курсе, что ты женат?
— Да.
— И ничего?
— Она… не настаивала.
Я усмехнулась.
— Удобная позиция. Рестораны, подарки, отпуск — а ответственность пусть твоя жена несёт. Бельё стирает, с твоей матерью в больницу ездит, напоминает про день рождения племянницы.
— Я не заставлял тебя…
— Нет, не заставлял. Я сама. Потому что считала: так положено. Семья — это когда ты делаешь не то, что хочется, а то, что нужно. Я старалась. А ты… ты делал, что хотел. И получил всё сразу: стабильность дома и адреналин на стороне.
Сергей потёр лицо ладонями.
— Теперь ты выкупаешь мою долю в квартире, — сказала я. — Три миллиона. Деньги можешь взять в кредит, у тебя зарплата нормальная. Или продать квартиру, купить себе что-то поменьше, разницу мне отдать. Как решишь.
— А ты?
— Я сниму комнату. Пока. Потом посмотрю. Может, куплю однушку в другом районе. На мои три миллиона плюс триста наследства хватит.
— И всё? Двадцать пять лет — и просто разъехались?
Я допила какао, поставила чашку в раковину.
— Не просто, Серёж, — сказала я тихо. — Очень сложно. Каждое утро просыпаешься и думаешь: может, мне приснилось? Может, ошиблась? Потом вспоминаешь скриншоты — и понимаешь: нет, всё правда. И надо жить дальше с этой правдой.
Он молчал.
— Но знаешь, что странно? — продолжила я. — Мне легче. Честно. Будто сняли груз. Я столько лет боялась, что недостаточно хороша. Что ты разлюбишь, уйдёшь. Старалась быть удобной, правильной. А ты всё равно ушёл. Три года назад ушёл. И я наконец могу перестать бояться.
Через две недели Сергей согласился выкупить мою долю. Взял кредит в банке, перевёл три миллиона на счёт. Марина Сергеевна оформила всё как полагается.
Я сняла комнату в соседнем районе. Двенадцать квадратных метров, общая кухня с хозяйкой — пожилой учительницей на пенсии. Тесно, непривычно.
Вечерами я сидела у окна и думала о будущем. Искала в интернете квартиры-студии в других городах. Тверь, Ярославль, Кострома — старинные города, недорогое жильё. Можно купить однушку за полтора миллиона, остальное положить на депозит. Жить на свою зарплату сорок тысяч плюс проценты. Скромно, но спокойно.
Людмила говорила, что я молодец. Игорь из аптеки пригласил на кофе — я отказалась, рано. Дмитрий приехал из Москвы на выходные, обнял меня и сказал: «Мам, я поддержу».
А Сергей написал мне через месяц после развода. Эсэмэска короткая: «Как ты?»
Я не ответила. Потом написал ещё раз: «Мы расстались с Викторией. Можем встретиться?»
Я удалила сообщение. Не из злости — из равнодушия. Этот человек потратил три года моей жизни на ложь. Теперь пусть проживает свои последствия сам.
В декабре я поехала в Кострому — посмотреть город. Гуляла по набережной, пила глинтвейн в маленьком кафе, разговаривала с риелторами. Город понравился. Тихий, уютный, без суеты.
Я ещё не решила окончательно. Может, останусь здесь, найду квартиру побольше. Может, уеду. Но теперь я могу выбирать. И это главное.
Двадцать пять лет я жила по инерции, по чужим правилам, по страху остаться одной. А оказалось, одной не страшно. Страшно быть с тем, кто делает вид, что ты есть, а на самом деле давно смотрит в другую сторону.
Я стояла у окна съёмной комнаты и смотрела на вечерний город. Огни, дороги, горизонт. Там, впереди, было что-то новое. Непонятное.
Теперь я смотрю в свою сторону.
Подпишитесь, если вы тоже когда-нибудь открывали банковское приложение и находили там чужую жизнь.
Оставайтесь со мной. Потому что у каждой второй женщины есть своя история с банком.
