— Смотри.
Алина протянула тест через стол. Две полоски. Яркие, чёткие.
Кирилл взял, повертел в руках. Молчал. Она ждала улыбки, объятий, слёз радости. Они три года об этом мечтали.
— Ты серьёзно?
Голос прозвучал холодно. Не радостно. Холодно.
— Конечно серьёзно, — Алина попыталась улыбнуться, но внутри что-то сжалось. — Я сама не верила, сделала ещё три теста. Кирилл, это же чудо.
Он швырнул тест на стол. Встал. Отошёл к окну.
— Не ври мне.
— Что?
— Я не могу иметь детей, — он развернулся, и в его глазах была ненависть. — Мне сказали об этом врачи ещё до свадьбы. Так что не надо сказок про чудеса.
У Алины подкосились ноги. Она схватилась за спинку стула.
— Почему ты мне не сказал?
— Зачем? Чтобы ты раньше начала искать того, кто сможет?
— Ты слышишь, что говоришь? Кирилл, это твой ребёнок! Врачи могли ошибиться, или…
— Убирайся из моего дома. Сегодня. И забирай вещи. Завтра подам на развод.
Тишина. Только гул холодильника.
— Кирилл…
— Убирайся, — он прошёл мимо неё в спальню и захлопнул дверь. Замок щёлкнул с такой окончательностью, что Алина поняла: всё кончено.
Пять лет.
Алина родила Соню в съёмной квартире, одна. Первые месяцы были адом — бессонные ночи, нехватка денег, детский плач. Но она научилась. Устроилась на работу, потом на другую. Научилась не плакать по ночам. Научилась не ждать, что он одумается.
Максим появился через три года. Тихий электрик, пришедший чинить проводку. Остался на чай. Потом ещё раз. И ещё. Не обещал вечной любви, просто был рядом. Читал Соне сказки, чинил кран, приносил продукты. Стал частью их жизни незаметно, но прочно.
Кирилла за эти годы словно выдолбили изнутри. Работа, пустая квартира, телевизор. Иногда — женщины, но ненадолго. Все хотели близости, тепла. А у него этого не осталось.
Он не жалел о своём решении. Не позволял себе жалеть.
Майский день. Кирилл срезал через парк к метро. Народу много — мамаши, подростки, пенсионеры.
Он увидел её у детской площадки.
Алина держала за руку девочку лет пяти. Девочка смеялась, показывая на голубей. Алина постриглась, одета проще, но в ней появилось что-то новое. Сила.
Девочка обернулась.
Мир остановился.
Его глаза. Его подбородок. Родинка над бровью — точь-в-точь как у него в детстве.
Он не мог дышать.
Ноги понесли вперёд, но Алина уже увела дочку в другую сторону. Растворились в толпе.
Кирилл остался стоять, сжимая телефон так, что побелели костяшки.
Адрес он узнал у общих знакомых. Пришёл вечером, когда в окнах горел свет. Поднялся.
Дверь открыла Алина. Увидела его — лицо стало льдом.
— Чего тебе?
— Мне нужно поговорить.
— Нам не о чем.
Она попыталась закрыть дверь, он выставил руку.
— Алина. Пять минут.
Она смотрела долго. Потом отступила.
Квартира маленькая, уютная. Детские рисунки на холодильнике, игрушки в углу, запах ужина. Всё то, чего у него никогда не было.
— Говори, — она скрестила руки.
— Я видел вас в парке. Девочку. Она похожа на меня.
— И что?
— Я хочу сделать тест ДНК, — он сглотнул. — Хочу знать наверняка.
Алина усмехнулась. Жёстко, зло.
— Зачем? Ты ведь не можешь иметь детей. Сам сказал.
— Врачи могли ошибиться…
— Могли, — она шагнула к нему. — Но тебе было проще назвать меня шлюхой, чем усомниться в диагнозе.
Он молчал.
— Я имею право…
— Право? — её голос стал тише, но острее. — У тебя нет прав. Ты выгнал меня беременную. Назвал меня… не буду повторять. Ты отказался от нас, когда это было важно. Так что живи со своим выбором.
— Алина, я был неправ. Дай хотя бы узнать правду.
Она развернулась, ушла в комнату. Вернулась с расчёской. Вытащила несколько светлых волосков, бросила ему в руку.
— На. Сделай тест. Узнай правду. Только это ничего не изменит. У Сони есть отец. Настоящий. Который учит её кататься на велосипеде и не боится быть рядом. А ты — просто человек, который когда-то сделал выбор.
Кирилл сжал волоски. Хотел ответить, но не нашёл слов.
В дверях звякнул замок. Вошёл мужчина с пакетами — высокий, усталый, с добрым лицом.
— Алин, я хлеб взял и… — он замолчал, увидев Кирилла. — Что-то случилось?
— Нет. Этот человек уходит.
Максим посмотрел на Кирилла внимательно, оценивающе. Не агрессивно. Спокойно.
— Папа Максим! — из комнаты выбежала Соня в пижаме с единорогами. Обняла Максима за ногу, не заметив чужого. — Ты обещал мороженое!
— Обещал, — Максим погладил её по голове
— Оно в морозилке. Только как достанешь, пусть оттает немного.
— Ладно!
Соня убежала. Кирилл смотрел ей вслед, и внутри что-то рвалось. Вот она. Его дочь. Которая называет отцом другого. Которая даже не знает, что он существует.
— Тебе пора, — голос Алины был спокойным и непреклонным.
Кирилл кивнул. Развернулся к двери. Рука дрожала на ручке.
— Я просто хотел…
— Знаю, чего ты хотел, — оборвала Алина. — Но так не работает. Нельзя отмотать назад. Ты сделал выбор тогда. Теперь живи с ним.
Он вышел, не оглядываясь.
Кирилл стоял у подъезда, сжимая в кулаке тонкие волоски. Посмотрел на освещённое окно наверху. Там его семья. Которая никогда не будет его.
Он мог пойти в лабораторию. Получить бумагу с цифрами и процентами. Мог нанять адвоката, требовать встреч, прав, выплат.
Но зачем?
Кирилл разжал ладонь. Волоски подхватил ветер, унёс в темноту. Он засунул руки в карманы и пошёл прочь.
А наверху Соня смеялась, показывая Максиму рисунок — они втроём под жёлтым солнцем, держась за руки. Алина обнимала дочь за плечи и впервые за пять лет чувствовала, что прошлое больше не имеет власти.
Она подошла к двери. Повернула ключ. Щелчок замка прозвучал как финальная точка в истории, которая должна была закончиться давно.
Максим обнял её сзади.
— Всё хорошо?
— Да, — она прижалась к нему. — Теперь всё хорошо.
Кирилл шёл по пустым улицам, холодный ветер бил в лицо. Он думал о том, что есть ошибки, которые нельзя исправить. Слова, которые не взять обратно. Люди, которых теряешь не потому, что они уходят из жизни, а потому что убиваешь их своим недоверием.
Он вернётся в пустую квартиру. Где никто не ждёт, не пахнет ужином, не звучит детский смех. Будет жить дальше — работать, есть, дышать.
Но внутри навсегда останется пустота размером с маленькую девочку в пижаме с единорогами, которая могла бы называть его папой.
Если бы пять лет назад он выбрал доверие вместо гордости. Любовь вместо страха.
Но он выбрал иначе.
И теперь ему придётся нести это до конца — тяжёлый крест из собственных слов, брошенных в лицо единственному человеку, который его любил.
Он выгнал беременную жену, уверенный, что ребёнок не его. Через пять лет увидел девочку — и понял, кого потерял навсегда. Не дочь. Не жену.
Себя.
