— Переехать ко мне? Мам, ты серьёзно?
Вопрос вырвался у Инги так резко, что она сама вздрогнула. На другом конце провода повисла тяжелая, звенящая тишина, куда более страшная, чем любая ругань.
Инга стояла посреди своей новой кухни и смотрела в окно на залитый солнцем сад. Там, на изумрудной траве, ее пятилетняя дочка Анечка увлеченно играла с куклой.
Радость от долгожданного переезда, от этого маленького рая, купленного на выстраданные, заработанные бессонными ночами деньги, мгновенно померкла, сменившись тревогой.
Она знала, что этот звонок рано или поздно раздастся. Покупка дома стала спусковым крючком.
— Инга, как ты разговариваешь с матерью? — наконец произнесла ледяным тоном Людмила Аркадьевна. — Я, между прочим, о тебе забочусь! Ты одна, без мужа, с ребенком на руках! Тебе помощь нужна, а ты…
Память услужливо подкинула другой разговор, трёхлетней давности. Тогда Инга, собрав остатки воли в кулак, объявила матери, что уходит от Кирилла.
— Развод? Ты с ума сошла! — кричала тогда Людмила Аркадьевна. — Что люди скажут? Опозорить меня решила на старости лет! Мужчина в доме должен быть, какой-никакой, а свой!
Инга пыталась объяснить, что устала от холодного безразличия мужа, от его вечных придирок и унижений, от жизни с человеком, который давно стал ей чужим. Но мать ее не слушала.
— Терпеть надо! — чеканила она. — Ты думаешь, мне легко было с твоим отцом? Думаешь, он меня на руках носил? Сколько я пережила, сколько слез пролила! Но я осталась! Ради семьи! Ради тебя!
И тут Инга впервые поняла, что для матери она — не любимая дочь, не живой человек со своими чувствами и желаниями, а лишь кукла. Кукла для поддержания фасада благополучной семьи, чего бы это ни стоило.
***
Решение уйти от Кирилла далось нелегко. Без поддержки семьи, с маленькой дочкой на руках, Инга шагнула в неизвестность.
Развод был тяжелым и унизительным. Кирилл, подстрекаемый ее же матерью, пытался доказать в суде, что она плохая хозяйка и никудышная мать. Но Инга выстояла.
Они с Анечкой поселились в крохотной однушке. Днем Инга работала в рекламном агентстве, а по ночам брала заказы на фрилансе. Она рисовала логотипы, верстала буклеты, писала тексты, отрисовывала сайты. Бралась за любую работу.
Спала по четыре часа в сутки, но ни разу не пожалела о своем решении. Каждый заработанный рубль был шагом к ее мечте — собственному дому. Маленькому, но своему.
Она старалась сделать их временное убежище уютным. Купила мягкий клетчатый плед, повесила на окна смешные занавески с жирафами, которые обожала Анечка.
Но каждый вечер, укладывая дочку спать, она закрывала глаза и представляла себе дом. Дом, где в саду цветет сирень, а на светлой кухне пахнет блинами.
И вот, спустя три года изнурительного труда, ее мечта сбылась.
Она нашла его — небольшой, запущенный, но невероятно уютный домик в тихом пригороде. С верандой, увитой диким виноградом, и старым садом, где под окнами рос огромный куст жасмина.
— Мамочка, а это правда наш дом? Навсегда? — шептала Анечка, когда они впервые переступили его порог. — И у меня будет своя комната?
— Да, мое солнышко, — ответила Инга, обнимая дочку. — Самая красивая комната на свете.
Они стояли посреди пустой гостиной, залитой теплым вечерним светом, и плакали от счастья. Это было начало их новой жизни.
***
Ремонт стал для Инги настоящей терапией. Она сдирала старые обои, как сдирала с себя груз прошлого. Шпаклевала стены, замазывая трещины в своей душе.
Она красила, клеила, прикручивала, работала до полного изнеможения, и эта физическая усталость приносила удивительное удовлетворение. Она строила свой мир собственными руками.
Вечерами, когда Анечка засыпала в своей новой, уже почти готовой комнате, похожей на домик феи, Инга садилась за ноутбук и работала. Клиенты ценили ее за креативность и ответственность, заказов было много.
Она смотрела на спящую дочь и представляла их будущее: вот они завтракают на веранде, вот зовут друзей на шашлыки, вот зимой лепят снеговика в саду.
Единственным человеком из всей ее большой родни, кто искренне за нее порадовался, был двоюродный брат Павел.
— Сеструха, ну ты монстр! В хорошем смысле! — кричал он в трубку. — Дом купить в одиночку! Я тобой горжусь! Как только закончу проект, сразу приеду в гости, помогу!
Его теплые, искренние слова были бальзамом на душу.
Постепенно дом преображался. Комната Анечки стала похожа на иллюстрацию к сказке — с розовыми стенами, белой мебелью и звездами, светящимися на потолке.
В прихожей Инга повесила большую картину с лавандовым полем, о которой давно мечтала, но бывший муж считал ее «мещанской безвкусицей». Это был ее дом, и здесь все будет так, как хочет она.
И именно в тот момент, когда она любовалась своей картиной, раздался звонок. Звонок из прошлого.
— Здравствуй, дочь, — раздался в трубке холодный, недовольный голос матери. — Почему я узнаю от тети Вали, что ты купила дом? Ты решила совсем от семьи откреститься?
***
— Хороший ты себе домину отхватила, просторный, — без всякого перехода заявила Людмила Аркадьевна. — Я как раз думала, когда я могу переехать?
У Инги перехватило дыхание. Она ожидала упреков, нравоучений, чего угодно, но не этого.
— Что значит «переехать»?
— То и значит, — раздраженно пояснила мать, будто говорила с несмышленым ребенком. — Я свою квартиру тете Вере оставлю, она совсем плохая стала, уход нужен. А сама к тебе переберусь. Буду с Анечкой помогать. Ты же у нас одна, без мужчины. Какая из тебя семья? Одиночка с прицепом. А так хоть под присмотром будешь.
Каждое слово било наотмашь. Шантаж, прикрытый фальшивой заботой.
— Мама, я… я не думала…
— А что тут думать? — взвилась Людмила Аркадьевна. — Я для тебя все, а ты? Неблагодарная! Вся в отца, такая же эгоистка! Я на тебя жизнь положила, а ты меня на старости лет из дома выгоняешь!
— Я тебя не выгоняю! — закричала Инга, чувствуя, как по щекам катятся слезы бессилия и обиды. — Но это мой дом! Мой! Я хочу жить здесь своей жизнью!
— Своей жизнью? — ядовито рассмеялась мать. — Какая у тебя может быть жизнь? Повторяю для особо одаренных: ты — разведенка с ребенком! Твой удел — доживать свой век в одиночестве!
И в этот момент внутри Инги что-то оборвалось. Многолетний страх перед матерью, въевшееся с детства чувство вины — все это вдруг исчезло. Осталась только холодная, звенящая пустота.
— Мам, — произнесла она на удивление спокойно и твердо. — Я не хочу, чтобы ты переезжала ко мне. Никогда.
— Ах ты… Дрянь неблагодарная! — зашипела в ответ Людмила Аркадьевна. — Попомни мои слова, одна сдохнешь! И дочка твоя тебя так же бросит!
В трубке раздались короткие гудки. Инга медленно опустила телефон. Отношения были разорваны. И на смену боли неожиданно пришло огромное, всепоглощающее облегчение.
***
Мать быстро взялась за дело. Уже на следующий день телефон Инги начал разрываться от сообщений.
Двоюродная сестра Марина прислала гневную тираду: «Как ты могла выгнать родную мать? Она же тебе все отдала!». Тетя Вера, которой, очевидно, пообещали квартиру, звонила и плакала в трубку, умоляя «одуматься».
Людмила Аркадьевна развернула полномасштабную информационную войну, представляя себя жертвой, а дочь — бессердечным монстром.
Инга молча блокировала номера и удаляла сообщения. Она была к этому готова. Но чего она не ожидала, так это поддержки с совершенно неожиданной стороны.
В ее жизни появился Дмитрий. Спокойный, немногословный архитектор, с которым она познакомилась на профессиональном форуме. Он просто приехал однажды вечером с коробкой пиццы и бутылкой вина.
Они проговорили до утра. Он с такой теплотой и нежностью смотрел на Анечку, что у Инги щемило сердце. Рядом с ним было надежно.
А через неделю на пороге ее дома появилась бабушка, мамина мама. Маленькая, сухонькая старушка с ясными, как васильки, глазами. Она вошла, огляделась и крепко обняла внучку.
— Молодец, Инга. Все правильно сделала.
Они пили чай с чабрецом на веранде, и бабушка, вздыхая, рассказывала:
— Люда, мать твоя… она всю жизнь не жила, а играла на публику. Чтобы все завидовали. Муж — начальник, дочь — отличница, квартира — полная чаша. А что за этим фасадом, никого не волновало. Она не злая, нет. Она просто… несчастная. И других пытается сделать такими же. Так что не вини себя. Ты имеешь полное право на свое счастье.
Вечером, укладывая бабушку спать в гостевой комнате, Инга призналась:
— Ба, я так боюсь стать похожей на нее. Боюсь, что тоже буду требовать от Анечки благодарности за свои жертвы.
— Глупенькая, — улыбнулась бабушка. — Ты уже не такая. Ты смогла уйти, смогла построить свою жизнь. Ты сильная. А жертв никаких и не было. Был твой выбор — стать счастливой.
***
Последняя атака случилась ещё через неделю. Длинное, полное яда и проклятий сообщение от матери. «Ты повторишь мою судьбу, тебя тоже бросят, и ты останешься одна…».
Инга закрыла глаза, пытаясь отогнать привычное, въевшееся под кожу чувство вины. В этот момент к ней подбежала Анечка и крепко обняла за шею.
— Мамочка, ты чего грустишь? Давай позовем дядю Диму в гости и испечем печенье с шоколадом? Пожалуйста!
Инга вдохнула родной запах дочкиных волос и поняла — вот он, ее якорь. Ее настоящее. Ее счастье. Все остальное — лишь призраки прошлого.
В этот момент в калитке раздался звонок. Это был Дима. Он стоял на пороге с пакетом продуктов и немного смущенно улыбался.
— Привет. Я тут подумал, может, испечем печеньки?
Инга посмотрела на него, на свою счастливую дочь, на залитый солнцем сад и впервые за много лет почувствовала абсолютную, безмятежную гармонию.
Она все сделала правильно. Прошлое осталось в прошлом, а впереди была целая жизнь. И она была к ней готова.
