— Вещи моей дочери не бесплатно достаются, — усмехнулась свекровь. — Теперь пора рассчитаться

Маргарита Павловна сидела у окна и глядела на мокрые от дождя улицы. День клонится к вечеру, редкие прохожие спешат домой, а у неё впереди — снова никуда не ведущий вечер. Часы на стене мерно тикали, напоминая о времени, которое теперь стало её главным спутником.

Полгода назад она вышла на пенсию. Все поздравляли, говорили: «Теперь отдохнёшь, Маргарита Павловна!» — а она только кивала и улыбалась. Тогда ей казалось, что впереди — тишина, покой и долгожданная свобода. Но тишина оказалась не умиротворяющей, а звенящей, тягучей, как тоска.

Она вставала поздно, неторопливо пила утренний чай, потом садилась у окна и думала, зачем всё это. Никто не звонил, кроме редких звонков сына. Дочь, Софья, давно уехала в Канаду, у неё — новая жизнь, новые друзья. Сын Алексей живёт в другом районе, работает с утра до ночи, и навещает мать по большим праздникам.

«Вот и всё, — думала Маргарита Павловна. — Отработала, родила, вырастила, отдала. И осталась одна».

Она вздохнула, поднялась и прошла в комнату дочери. Там, под белой тканью, по-прежнему стояли шкафы, забитые одеждой, коробками, книгами. Всё как будто застыло с того дня, когда Софья уехала.

— Да, вещи… — пробормотала она. — Целое состояние.

Сердце неприятно сжалось. Когда-то это всё казалось богатством, теперь же — просто напоминанием о том, что жизнь ушла вперёд без неё.

И вдруг ей пришла мысль — странная, но всё более настойчивая: а ведь эти вещи можно обратить в пользу. Не просто так лежат, пылятся. Ведь хорошее было качество — костюмы, пальто, платья. Софья покупала их за границей.

«А ведь я тогда отдала их Марине…» — вспомнила она.

Да, невестка Марина. Молодая, аккуратная, с мягким голосом. Маргарита когда-то сама сказала ей: «Бери, что хочешь». А ведь, если подумать, не дарила. Просто позволила пользоваться.

Маргарита Павловна встала у окна, глядя на тусклый свет фонаря, и впервые за долгое время ощутила в себе энергию. Может, и правда пришло время вернуть то, что принадлежит ей по праву?

Она улыбнулась своей мысли и шепнула:

— Да, именно так… пришло время навести порядок.

—————————————————————————————————————

Извините, что отвлекаю. Но… В моём канале Еда без повода в начали выходить новые рецепты. Подпишись чтобы не пропустить!

—————————————————————————————————————

Дар, о котором забыли

То было лет десять назад. Тогда Маргарита Павловна ещё работала, была полна сил и бодрости. Софья собиралась в Канаду, её комната превратилась в склад чемоданов и коробок.

— Мам, ну ты сама разбери потом, ладно? Что нужно — оставь, остальное выброси, — сказала дочь, спеша на рейс.

Но Маргарита ничего выбрасывать не смогла. Всё казалось слишком личным — будто вещи дышали прошлым, впитали запах молодости дочери. Так и остались в шкафу.

Когда через несколько лет Алексей женился, Маргарита была рада. Марина — спокойная, доброжелательная девушка, не из тех, кто спорит. На свадьбе она понравилась всем: скромная, но с искоркой в глазах.

Через пару месяцев после свадьбы свекровь позвала её к себе.

— Мариночка, — сказала она, открывая шкаф в комнате Софьи, — гляди, что тут у нас! Вещей — видимо-невидимо. Софья вряд ли вернётся, всё равно лежат. Возьми, что тебе нужно. Молодой семье всякое пригодится.

Марина растерялась:

— Да вы что, Маргарита Павловна… неловко как-то. Это же вещи Софьи.

— Да ну, Софья и не вспомнит. Лучше пусть на тебе будут, чем пылью покрываться.

— Спасибо вам… правда. — Марина взяла несколько вещей, пообещала перешить.

С тех пор она не раз благодарила судьбу за ту доброту. Из тех костюмов она шила себе юбки, из старых платьев — блузки. Что-то отдала маме, что-то сложила в чемодан и поставила в кладовку.

Прошли годы. Вещи давно перестали быть «Софьиными» — они стали просто её. Никто и не вспоминал, откуда они.

Но теперь, глядя в дождливое окно, Маргарита Павловна вспомнила ту сцену с удивительной ясностью.

— Я ведь не говорила, что дарю, — прошептала она себе под нос. — Только разрешила взять. Воспользоваться.

Внутри зародилось чувство — сначала лёгкое, потом крепнущее, как уверенность. Да, именно так: она просто дала возможность попользоваться. А теперь можно и потребовать… возврата. Или хотя бы компенсации.

Маргарита медленно прошла к телефону и сняла трубку.

— Лёша, это мама. Передай Марине, чтобы завтра заехала. Поговорить нужно.

— Хорошо, мама, — отозвался усталый голос сына.

Положив трубку, Маргарита села в кресло, выпрямила спину и вдруг ощутила странное волнение. Завтра она начнёт новую страницу. Пусть и маленькую — но всё же свою.

Счёт за прошло

На следующий день Марина ехала к свекрови с тревогой в груди. Всю дорогу она прокручивала в голове возможные поводы для разговора: может, Маргарита Павловна заболела, может, просто хочет совета… Но почему-то сердце подсказывало — дело не доброе.

Дверь открылась почти сразу. Маргарита Павловна встретила невестку вежливой, но холодной улыбкой.

— Проходи, Мариночка. Садись. — Она указала на диван и уселась напротив, выпрямившись.

В комнате стояла натянутая тишина. Старые часы громко тикали, и казалось, будто время специально замедлило ход.

— Ты, наверное, удивилась, что я тебя позвала, — начала свекровь, глядя в сторону, — но мне нужно обсудить один важный вопрос.

Марина осторожно поставила сумку на колени и кивнула:

— Конечно, слушаю вас.

— Ты помнишь, как я отдала тебе вещи Софьи? — спросила Маргарита Павловна, медленно повернувшись к ней.

Марина улыбнулась, облегчённо подумав, что разговор, может быть, о старых воспоминаниях.

— Конечно помню. Я вам очень благодарна. Многое пригодилось.

— Вот и замечательно, что пригодилось, — свекровь слегка кивнула, но в голосе появилась металлическая нотка. — Но ты же понимаешь, это были не простые вещи. Софья покупала их за границей, некоторые стоили дорого.

Марина нахмурилась.

— Да… но вы же сами сказали тогда: «Бери, что хочешь».

— Сказала — «пользуйся», — резко поправила Маргарита. — А это не одно и то же. Я ничего не дарила. Просто разрешила взять.

Невестка оторопела.

— Простите, но… прошло уже столько лет. Я считала, что вы подарили их.

— Нет, — твёрдо ответила свекровь. — Сейчас я выхожу на пенсию. Пенсия — копейки. Я решила подвести итоги, как говорится, навести порядок. Так вот, за те вещи, которыми ты пользовалась, нужно заплатить.

Марина онемела.

— Что?..

— Я всё подсчитала. Примерно сто тысяч рублей. Это с учётом износа, — сказала Маргарита, глядя прямо в глаза. — Деньги мне нужны к концу месяца.

На мгновение повисла тишина. Марина не знала, смеяться или плакать.

— Маргарита Павловна, — тихо произнесла она, — вы ведь не можете всерьёз… Ведь это же были подарки.

— Я ничего не дарила! — свекровь стукнула ладонью по подлокотнику. — Пользоваться — не значит владеть. Ты сэкономила на одежде, между прочим, за счёт нас.

Марина вскочила.

— Простите, но это несправедливо! Я никогда бы не взяла ничего, если бы знала, что вы так думаете!

— Значит, узнала теперь. Обсуди с Алексеем, — отрезала Маргарита. — Деньги мне нужны.

Марина не стала отвечать. Она быстро схватила сумку и почти выбежала из квартиры. Сердце билось где-то в горле, а глаза жгли слёзы.

Домашний шторм

Дома Марина бросила пальто прямо в прихожей и села на кухне, прижав ладони к лицу. Алексей, возвращаясь с работы, застал её в таком виде и сразу насторожился.

— Мариш, что случилось?

Она подняла на него глаза, полные обиды.

— Твоя мама… Она… требует сто тысяч рублей. За вещи Софьи!

— Что? — Алексей замер с ключами в руках.

— Говорит, что не дарила их, а «разрешила попользоваться». Теперь хочет «компенсацию». — Марина нервно рассмеялась. — Ты можешь себе представить?

Алексей сел напротив, опустив голову. Он знал мать. Упрямая, настойчивая — если что вбила себе в голову, не переубедишь.

— Может, она просто… — начал он неуверенно. — Может, ей не хватает внимания?

— Внимания?! — Марина вскочила. — Она требует деньги, Лёша! Это не просьба о внимании, это шантаж!

— Тише, — попросил он, поднимая руки. — Я поговорю с ней. Объясню.

— Объясни. Только знай: я платить не буду. Ни копейки. Пусть забирает всё, если ей так нужно!

На следующий день Алексей пошёл к матери. Та встретила его сухо, даже не предложила чаю.

— Мам, — начал он спокойно, — ну зачем ты это придумала? Ты же тогда сама сказала Марине взять вещи. Она ничего у тебя не просила.

— Я сказала «пользуйся», — упрямо повторила Маргарита. — Имею право требовать обратно или компенсацию.

— Мам, это несправедливо. Это выглядело как подарок.

— Подарок? — свекровь усмехнулась. — Ты всегда был мягкотелым, Лёша. Жена тобой вертит, а я теперь виновата? Я не обязана кормить её своими вещами!

— Но, мама…

— Если не заплатят, я сама приду и заберу всё обратно! — резко оборвала она.

Алексей вышел от неё мрачнее тучи. Дома он только сказал:

— Она не передумает.

Марина устало закрыла глаза.

— Тогда я найду того, кто её вразумит.

— Кого?

— Софью, — твёрдо произнесла она. — Пусть сама скажет матери, сколько стоили эти «драгоценности».

Алексей посмотрел на жену и понял — спорить бесполезно. В её глазах впервые появилось то, чего он никогда не видел раньше: решимость.

Голос издалека

Поздний вечер. Алексей и Марина сидели в гостиной, не включая свет — только слабое сияние телефона освещало их лица. Марина набрала номер Софьи, дрожащими пальцами держа трубку.

Гудки тянулись бесконечно. И наконец — сонный голос:

— Алло… Лёша? Марина? Что-то случилось? С мамой всё в порядке?

— С ней… более чем, — хмуро ответил Алексей. — Только, Софи, приготовься. Она требует с Марины сто тысяч рублей за твои старые вещи.

— Что? — голос Софьи стал резким. — Какие сто тысяч? О чём ты вообще говоришь?

Марина вздохнула и быстро объяснила всё — про давний «дар», про разговор, про «компенсацию с учётом износа».

На том конце повисло молчание. Потом — короткий смешок, переходящий в нервный смех.

— Господи… мама совсем? Эти вещи… да я их выбросить хотела! Это же старьё, которым я в университете ходила! Платья, которые даже в секонд-хенд не возьмут. Сто тысяч? Они и новыми пятидесяти не стоили!

Марина почувствовала, как в груди отлегло. Слова Софьи прозвучали как спасение.

— Софи, может, ты ей позвонишь? — попросил Алексей. — Она нас не слушает. Только на тебя, может, подействует.

— Конечно, позвоню! — решительно ответила сестра. — Это же позор. Как она могла вообще придумать такое? Катя, ой… Марина, прости ради Бога. Я всё исправлю.

Через двадцать минут Маргарита Павловна, сидевшая перед телевизором, услышала звонок из-за границы. Она обрадовалась — голос дочери всегда согревал душу. Но радость длилась недолго.

— Мама, что ты творишь? — голос Софьи звучал гневно. — Я только что разговаривала с Лёшей и Мариной. Это правда, что ты требуешь деньги за мой старый хлам?

Маргарита растерялась.

— Это не хлам, Софья. Там были хорошие вещи. Марина ими пользовалась все эти годы.

— Мама, это смешно! Они были старые даже тогда, когда я уезжала. Я рада, что Марине они пригодились. Но требовать за них деньги? Это низко!

— А мне жить не на что! — вспылила Маргарита. — Пенсия копейки, а она…

— Мама, хватит! — резко оборвала её Софья. — Если тебе не хватает — скажи прямо. Мы с Лёшей поможем. Но не выдумывай долги, не позорься перед семьёй!

Маргарита сжала трубку так, что побелели пальцы.

— Значит, я теперь позор, да?

— Ты не позор, мама. Но ты поступаешь подло. Катя… — Софья запнулась. — Марина не виновата, что ты одинока. Не перекладывай на неё свои обиды.

Слова дочери ударили больнее, чем она ожидала.

— Ладно, — глухо сказала Маргарита. — Делайте как хотите.

— Только одно прошу: не трогай Марину. Никаких требований. Я сказала ясно? — голос Софьи стал ледяным.

— Ясно, — прошептала мать.

Когда звонок оборвался, в квартире снова воцарилась тишина. Только часы на стене тикали — мерно, безжалостно, как отсчёт к запоздалому прозрению.

Тишина после бурь

Наутро Алексей с Мариной приехали к Маргарите Павловне. Она не ждала их, но дверь открыла — устало, не глядя в глаза.

— Мама, — тихо начал Алексей. — Мы поговорили с Софьей. Хотели просто прояснить всё.

Маргарита махнула рукой.

— Прояснили уже. Никаких денег не нужно. Забудьте.

— Мы не хотим ссориться, — осторожно сказала Марина. — Просто… это всё больно. Мы ведь семья.

— Семья? — усмехнулась свекровь. — Хороша семья, если против матери жаловаться бегут.

Марина опустила глаза.

— Я не хотела вас обидеть. Просто не знала, как по-другому.

— Уезжайте, — перебила её Маргарита, отворачиваясь. — Мне поговорить не о чем.

Они постояли ещё минуту — потом вышли, тихо прикрыв за собой дверь.

В квартире снова стало тихо. Маргарита прошла к окну. Дождь снова моросил, тянул тонкие нити по стеклу. Она села в кресло и положила руки на колени.

Внутри было пусто. Ни злости, ни гордости — только какая-то вязкая тишина, похожая на стыд.

Перед глазами вставало лицо Марины — растерянное, обиженное. Потом — голос Софьи, строгий и холодный.

— “Позор…” — тихо повторила она. — “Подло…”

Эти слова ранили, но в глубине души она понимала — дочь была права. Всё это началось не из-за денег. А из-за того, что ей казалось: её забыли. Что без её участия жизнь продолжается, а ей — места в ней больше нет.

Она сидела до самой ночи, не включая свет. Лишь когда стрелка часов приблизилась к полуночи, поднялась, подошла к старому комоду, достала фотографию: Софья и Алексей, ещё дети, смеются во дворе.

— Прости, Господи, — прошептала Маргарита. — За гордость, за глупость, за всё.

Фотография дрожала в руках, а вместе с ней — и её стареющее сердце, которое только теперь, слишком поздно, вспомнило, что любить — значит отдавать, а не требовать.

Оцените статью
— Вещи моей дочери не бесплатно достаются, — усмехнулась свекровь. — Теперь пора рассчитаться
— Это мой дом, и ты здесь никто! — сказала свекровь. А потом пришел участковый…