– Мама, что ты такое говоришь? – голос Сергея дрогнул, хотя он старался сохранять спокойствие, стоя в коридоре их небольшой квартиры.
Наталья Петровна, высокая женщина с аккуратно уложенными седыми волосами и строгим взглядом, даже не повернулась к сыну полностью. Она продолжала раскладывать на кухонном столе пакеты с продуктами, которые привезла из своего района – мандарины, копчёную колбасу, банку красной икры. Всё это было куплено специально для новогоднего стола, который, по её планам, должен был пройти в их с Сергеем доме. Но теперь, судя по тону, планы рушились.
– Я говорю то, что думаю, Сереженька, – ответила она, не поднимая глаз. – Эта твоя Катя… она мне не нравится. С самого начала не нравилась. И я не собираюсь притворяться ради какого-то там праздника.
Сергей снял куртку, повесил её на вешалку и прошёл на кухню. Квартира была уютной, хоть и тесноватой – двухкомнатная, в старом панельном доме на окраине Москвы. Они с Катей купили её три года назад, сразу после свадьбы, вложив все сбережения и взяв небольшую ипотеку. Наталья Петровна помогла с первым взносом, и это, как потом выяснилось, стало поводом для постоянных напоминаний о её вкладе.
– Мама, Катя – моя жена, – сказал Сергей, стараясь говорить ровно. – Мы вместе уже пять лет. Ты знаешь её не хуже меня. Почему вдруг сейчас такое?
Наталья Петровна наконец повернулась. Её лицо, обычно спокойное и собранное – она всю жизнь проработала бухгалтером в крупной фирме, – теперь было напряжённым. Глаза слегка покраснели, словно она не спала ночь.
– Потому что Новый год – это семейный праздник, – произнесла она твёрдо. – А семья – это я, ты, твоя сестра с детьми. Катя… она чужая. Всегда была чужой. Помнишь, как она на моей днюхе в прошлом году сидела с телефоном и даже не поздравила меня нормально? Или как она отказалась ехать со мной на дачу помогать с консервацией? Я ей не свекровь, а так, прислуга какая-то.
Сергей вздохнул, потирая виски. Он знал, что мать упряма, но чтобы так открыто… Это было ново. Обычно Наталья Петровна выражала недовольство намёками, вздохами, мелкими уколами. А тут – прямо, без обиняков.
– Мама, давай не будем сейчас, – попросил он. – Катя на работе, вернётся поздно. Мы же договаривались: стол у нас, все вместе. Ты сама просила, чтобы в этом году не в твоей квартире, а здесь – мол, у нас просторнее после ремонта.
– Просила, да, – кивнула свекровь. – Но без неё. Пусть она к своим родителям едет. Или куда хочет. А мы – своей семьёй.
В этот момент в замке щёлкнул ключ. Дверь открылась, и в квартиру вошла Катя – молодая женщина с короткими тёмными волосами, в пальто и с сумкой через плечо. Она работала менеджером в рекламном агентстве, и декабрь для неё всегда был авральным: дедлайны, корпоративы, отчёты. Лицо её было усталым, но улыбка, как всегда, теплой.
– Привет, родные! – сказала она, снимая обувь. – Ой, Наталья Петровна, вы уже здесь? Как хорошо, что приехали пораньше. Я как раз думаю, что на салаты купить.
Она прошла на кухню, намереваясь обнять свекровь, но та отступила шаг назад, словно от укуса.
– Не надо меня обнимать, – холодно сказала Наталья Петровна. – Я приехала поговорить с сыном. Без тебя.
Катя замерла, улыбка сползла с лица. Она посмотрела на Сергея, ища поддержки.
– Что происходит? – тихо спросила она.
Сергей подошёл ближе, взял жену за руку.
– Мама… выражает недовольство, – сказал он, подбирая слова. – Говорит, что не хочет тебя за столом в Новый год.
Катя моргнула, словно не веря ушам. Потом медленно повернулась к свекрови.
– Наталья Петровна, – начала она спокойно, хотя внутри всё сжалось. – Если я чем-то вас обидела, скажите прямо. Я не хочу конфликтов, особенно перед праздником.
– Обидела? – свекровь фыркнула. – Ты меня не обидела, ты меня игнорируешь! С самого начала. Пришла в нашу семью, забрала сына, а меня – в сторону. Я для вас кто? Банкомат? Помогла с квартирой, с машиной, а в ответ – ничего. Даже внуков не торопитесь заводить.
Катя почувствовала, как щёки горят. Она всегда старалась быть вежливой, терпеливой. Знала, что свекровь – женщина старой закалки, привыкшая к тому, что невестка должна плясать под её дудку. Но чтобы так, в лицо…
– Наталья Петровна, – сказала Катя, стараясь не повышать голос. – Мы с Сергеем благодарны за помощь. Правда. Но семья – это не только вы и он. Это мы втроём. И скоро, надеюсь, больше.
– Больше не будет, если ты будешь так себя вести, – отрезала свекровь. – Сергей, выбирай. Или она, или я за столом.
Повисла тишина. Сергей стоял между ними, как между двух огней. Он любил мать – она вырастила его одна после смерти отца, когда ему было десять. Работала на двух работах, отказывала себе во всём. Но Катя… Катя была его жизнью. С ней он чувствовал себя дома, настоящим.
– Мама, это глупо, – наконец сказал он. – Мы все вместе. И точка.
– Тогда я ухожу, – Наталья Петровна схватила сумку. – И не приеду. Пусть ваш Новый год будет без меня.
Она вышла в коридор, хлопнула дверью. Катя осталась стоять, глядя в пол. Сергей обнял её.
– Прости, – прошептал он. – Я поговорю с ней. Успокою.
Но в душе Кати уже зародилось сомнение. А вдруг свекровь не шутит? Вдруг это только начало?
Прошли дни. Декабрь мчался к финишу, Москва утопала в снегу и предпраздничной суете. Катя с Сергеем украшали квартиру: вешали гирлянды, ставили ёлку в углу гостиной – искусственную, но пушистую, с запахом хвои от специального ароматизатора. Наталья Петровна не звонила. Сергей пару раз набирал её номер, но она сбрасывала или отвечала коротко: «Занята».
– Может, она одумается, – говорила Катя, хотя сама в это не верила. – Новый год же. Семья.
Но свекровь не одумалась. За два дня до праздника она позвонила Сергею на работу.
– Сереженька, – голос её был мягким, почти плачущим. – Приезжай ко мне. Один. Поговорим. Я соскучилась.
Сергей поехал после смены. Квартира матери была в другом районе – старая двухкомнатная, где он вырос. Всё знакомо: обои в цветочек, сервант с хрусталём, фотография отца на стене.
– Мама, ну что ты, – начал он, обнимая её. – Давай мириться. Катя переживает.
Наталья Петровна села на диван, сложила руки на коленях.
– Переживает? – переспросила она. – А я нет? Я одна, сынок. Сестра твоя в Питере, с семьёй. Друзья разъехались. Новый год – один, как перст. А ты с ней…
– Мама, ты не одна, – Сергей сел рядом. – Приезжай к нам. Мы ждём.
– Без неё? – глаза свекрови блеснули.
– Нет, мама. С ней.
– Тогда не приеду, – она отвернулась. – И знаешь что? Я устала. Устала быть лишней. Может, пора подумать о себе. Есть предложение – переехать в дом престарелых. Там хоть компания.
Сергей опешил.
– Что? Мама, ты серьёзно?
– Абсолютно, – кивнула она. – Звонила в один, хороший. Место есть. После праздников оформлю.
Это был удар ниже пояса. Сергей знал, как мать боится одиночества, но чтобы так шантажировать…
– Мама, не надо, – попросил он. – Пожалуйста.
– Тогда выбирай, – повторила она. – Или я, или она.
Вечером Сергей вернулся домой подавленный. Катя сразу заметила.
– Что случилось? – спросила она, подавая ужин.
Он рассказал. Катя слушала молча, потом положила вилку.
– Сергей, – сказала она тихо. – Я не хочу быть причиной разрыва. Может, пусть она приедет, а я… к родителям?
– Нет, – он покачал головой. – Это наш дом. Наш праздник.
Но внутри он колебался. Мать была упряма, как скала. А Катя… Катя была его слабостью.
Накануне Нового года напряжение достигло пика. Сергей пытался дозвониться матери – безуспешно. Катя ходила по квартире, как тень: готовила салаты, но без энтузиазма. Ёлка мигала огоньками, телевизор показывал предпраздничные программы, а в воздухе витало предчувствие беды.
– Может, она передумает в последний момент, – сказала Катя, глядя в окно на падающий снег.
– Может, – эхом отозвался Сергей.
Но в 30 декабря, вечером, раздался звонок. Не от матери – от соседки.
– Сергей, это тётя Люда, – голос был взволнованным. – Твоя мама… ей плохо. Скорую вызвали. Приезжай скорее!
Сергей схватил куртку, Катя – тоже.
– Едем вместе, – сказала она твёрдо.
В больнице было шумно: суета, запах лекарств, бегающие медсёстры. Наталья Петровна лежала в палате, бледная, с капельницей в руке. Врач вышел к ним.
– Инфаркт, – сказал тихо. – Небольшой, но серьёзно. Стресс, видимо. Нужно наблюдение.
Сергей вошёл первым. Мать открыла глаза, увидела его – и слезы потекли по щекам.
– Сынок… – прошептала она.
Катя стояла в дверях, не решаясь войти. Но потом сделала шаг.
– Наталья Петровна, – сказала мягко. – Мы с Сергеем здесь. Всё будет хорошо.
Свекровь посмотрела на неё долгим взглядом. В глазах – смесь боли, вины, усталости.
– Катя… – голос её был слабым. – Прости меня. Я… дура старая.
Катя подошла ближе, взяла её руку.
– Тихо, – сказала. – Не сейчас. Главное – здоровье.
Но в новогоднюю ночь, когда часы пробили двенадцать, а в палате тихо играло радио с речью президента, случилось то, что никто не ожидал. Наталья Петровна вдруг заговорила о прошлом – о муже, которого потеряла рано, о страхе одиночества, о том, как боялась потерять сына. Катя слушала, и вдруг поняла: у них есть общее. Горе. Потеря. И, возможно, это ключ…
Но это было только начало. Потому что после выписки свекровь вернулась домой – к ним. И конфликт, казалось, угасший в больнице, разгорелся с новой силой. Только теперь на кону было не стол, а нечто большее.
– Наталья Петровна, вы дома, – прошептала Катя, открывая дверь квартиры и помогая свекрови переступить порог.
Снег за окном всё ещё кружил, но уже не такой густой, как в ту ночь, когда скорая увозила её из дома. Январь вступал в свои права, а вместе с ним – новая реальность. Наталья Петровна, ещё слабая после больницы, опиралась на руку сына. В другой руке она держала маленький чемоданчик с вещами, которые Катя собрала для неё в спешке.
– Спасибо, доченька, – тихо ответила свекровь, и это слово – «доченька» – прозвучало так неожиданно, что Катя замерла на мгновение.
Сергей закрыл дверь, снял с матери пальто. Квартира встретила их теплом, запахом свежезаваренного чая и тихим потрескиванием гирлянд на ёлке, которую они так и не убрали после праздника. Новый год прошёл в больнице – с мандаринами из больничного ларька, с телевизором в палате и с тихими разговорами под бой курантов. Но теперь они были дома. Все трое.
– Садитесь, – Катя суетилась, пододвигая стул. – Я сейчас суп разогрею. Врач сказал – лёгкое питание, никаких солёностей.
Наталья Петровна кивнула, опустилась на стул у кухонного стола. Её лицо было бледным, но глаза – живыми. Она смотрела по сторонам, словно видела квартиру впервые: новые шторы, которые Катя повесила в декабре, рамки с фотографиями на стене – их с Сергеем свадьба, поездка в Крым, первый совместный Новый год.
– Красиво у вас, – сказала она вдруг. – Я… не замечала раньше.
Катя повернулась от плиты, ложка в руке замерла.
– Спасибо, – ответила она, стараясь не показать удивления. – Мы старались.
Сергей молчал, перекладывая вещи матери в гостиную. Он всё ещё переживал – за мать, за жену, за то, как всё едва не рухнуло из-за его нерешительности. В больнице он дал себе слово: больше никаких выборов между ними. Но слова – одно, а жизнь – другое.
Вечер прошёл тихо. Наталья Петровна поела немного, выпила чай с ромашкой, которую Катя заварила по совету врача. Потом Сергей помог ей устроиться в гостиной – на раскладном диване, который они с Катей подготовили заранее.
– Спи, мама, – сказал он, укрывая её пледом. – Завтра отдохнёшь.
– Сереженька, – свекровь взяла его за руку. – Останься на минутку.
Катя вышла в спальню, дав им побыть наедине. Она слышала приглушённые голоса, но не вслушивалась. Ей нужно было своё пространство – хотя бы на вечер.
– Я вела себя плохо, – говорила Наталья Петровна сыну. – Знаю. Понимала, но… боялась. Боялась, что потеряю тебя. Как потеряла отца твоего.
– Мама, – Сергей сел рядом. – Ты меня не потеряешь. Никогда.
– А её? – свекровь кивнула в сторону спальни. – Я её обидела. Сильно.
– Поговоришь с ней, – мягко сказал он. – Когда силы будут.
На следующий день Наталья Петровна встала поздно. Катя уже сходила в аптеку, купила лекарства, сварила овсянку – лёгкую, без масла. Сергей ушёл на работу, оставив записку: «Вернусь к обеду. Люблю вас обеих».
– Катюша, – позвала свекровь, когда они остались вдвоём. – Сядь, пожалуйста.
Катя села напротив, сложив руки на коленях. Она готовилась к разговору – к извинениям, к неловкости, к чему угодно. Но не к тому, что услышала.
– Я всю жизнь одна была, – начала Наталья Петровна, глядя в окно. – После смерти мужа – ты маленький, работа, быт. Я привыкла всё контролировать. Думала, так лучше. А потом ты женился… и я испугалась. Вдруг я не нужна? Вдруг вы вдвоём – и всё?
Катя молчала, позволяя говорить.
– Я злилась, – продолжала свекровь. – На тебя. На то, что ты молодая, красивая, с планами. А я – старая, с воспоминаниями. И вместо того чтобы принять… начала войну. Глупую. Детскую.
– Наталья Петровна, – Катя наконец заговорила. – Я не хотела вас вытеснять. Правда. Просто… мы с Сергеем строим свою жизнь. И вы в ней есть. Всегда были.
– Была? – свекровь слабо улыбнулась. – Я себя вела так, что ты меня терпеть не могла.
– Не терпеть, – Катя покачала головой. – Боялась. Вы – сильная. Авторитетная. А я… я просто хотела, чтобы нас уважали. Как семью.
Наталья Петровна протянула руку через стол. Катя взяла её – сухую, тёплую, с венами, проступившими от возраста.
– Прости меня, – сказала свекровь. – За слова. За Новый год. За всё.
– Прощаю, – ответила Катя, и в горле встал ком. – И вы меня простите. Если что не так сказала, сделала.
Они сидели так минуту, две. Потом Катя встала, обняла свекровь – осторожно, чтобы не задеть руку с капельницей, которую ещё не сняли.
– Чай? – спросила она, отстраняясь.
– Чай, – кивнула Наталья Петровна. – И… расскажи про работу. Давно не спрашивала.
Дни потекли по-новому. Наталья Петровна оставалась у них – врач рекомендовал наблюдение, да и сама она не торопилась домой. Квартира, казавшаяся тесной, вдруг стала уютной. Свекровь помогала по дому – не командовала, а именно помогала: складывала бельё, чистила картошку, когда силы позволяли. Катя учила её пользоваться духовкой – новой, с сенсорной панелью, которую Наталья Петровна раньше называла «причудой».
– Вот, смотрите, – Катя показывала. – Температура здесь, время здесь. И не надо стоять у плиты.
– Удобно, – удивлялась свекровь. – В моё время всё на глаз.
Сергей наблюдал за ними – с работы, по вечерам – и не верил своему счастью. Мать смеялась над шутками Кати, Катя спрашивала совета по рецептам. Однажды вечером он застал их за просмотром старого фотоальбома – Наталья Петровна показывала Кате фотографии Сергея в детстве.
– Вот он, в садике, – говорила свекровь. – В костюме зайчика. Плакал, уши спадали.
– Ой, покажите! – хихикала Катя.
– Сергей, иди сюда! – крикнула мать. – Расскажи, как ты Деду Морозу стих не рассказал, потому что стеснялся.
Он вошёл, сел между ними. И впервые за долгое время почувствовал – семья. Настоящая.
Но не всё было гладко. Иногда старое просыпалось. Наталья Петровна могла сказать: «Катя, ты бы мясо по-другому жарила, вот я раньше…» – и замолкала, видя взгляд невестки. Катя училась не реагировать сразу, а мягко: «Попробуем в следующий раз ваш способ».
Однажды, в конце января, Наталья Петровна собрала вещи.
– Пора домой, – сказала она за ужином. – Спасибо вам. Вы… спасли меня. Не только от инфаркта.
– Оставайтесь, – попросила Катя. – Места хватит. И… нам хорошо вместе.
Свекровь посмотрела на неё долгим взглядом.
– Нет, доченька, – ответила. – У каждого должен быть свой угол. Но я буду приходить. Часто. И вы – ко мне. С пирогами, с чаем. Договорились?
– Договорились, – улыбнулся Сергей.
В день отъезда Катя испекла пирог – с яблоками, по рецепту свекрови, но с корицей, как любила сама. Наталья Петровна попробовала, кивнула одобрительно.
– Вкусно, – сказала. – В следующий раз вместе сделаем.
– Вместе, – пообещала Катя.
Они обнялись на пороге. Сергей подхватил чемодан. Снег кончился, выглянуло солнце – редкое для января.
– Новый год мы всё-таки отпразднуем, – сказала Наталья Петровна, садясь в машину. – По-настоящему. В феврале. У меня. С оливье, с ёлкой, с подарками. И без ссор.
– Без ссор, – повторила Катя.
Машина тронулась. Катя стояла у подъезда, махала рукой. Сергей обнял её за плечи.
– Ты молодец, – прошептал он.
– Мы молодцы, – поправила она. – Все трое.
Дома стало тихо. Но не пусто. На столе лежала записка от свекрови: «Катюша, рецепт пирога в шкафу. Попробуй с грушей. Целую. Мама».
Катя улыбнулась, прикрепила записку магнитиком к холодильнику. И впервые за долгое время почувствовала – это их дом. Их семья. И в ней место есть всем.
А через неделю пришло сообщение: «Приходите в субботу. Пеку блины. И… купила новую сковороду. Сенсорную. Учусь».
Катя рассмеялась, показала Сергею.
– Едем? – спросил он.
– Едем, – кивнула она. – С грушей для пирога.
И в этот момент она поняла: общее горе в новогоднюю ночь стало не концом, а началом. Началом настоящей семьи – неидеальной, но живой. С любовью, с прощением, с блинами по субботам и с пирогами, в которых смешивались рецепты старые и новые.
