Дарья стояла на пороге своей бабушкиной квартиры на окраине. Перед ней — Лариса Петровна в строгом пальто и мужчина с папкой. Риелтор.
— Наконец-то, — свекровь оглядела её с ног до головы. — Мы тут уже замёрзли. Открывай быстрее, надо всё осмотреть и бумаги подписать.
— Какие бумаги? — Дарья не двинулась с места.
— На продажу, конечно. Я же тебе говорила — нашла квартиру поближе к центру, рядом с вами. Чтобы помогать вам с Никитой, а то вы там одни совсем. Твоя квартирка как раз под мой бюджет подойдёт.
Риелтор кашлянул.
— Если вы не готовы сегодня, можем перенести.
— Мы готовы! — Лариса Петровна шагнула вперёд. — Дарья, открывай. Не позорь меня.
Дарья медленно достала ключи. Открыла дверь. Пропустила их внутрь. Риелтор прошёл, начал осматривать комнаты, что-то записывать. Лариса Петровна стояла в коридоре, сложив руки на груди.
— Хорошая площадь. Ремонт, конечно, старый, но это не беда. Главное — район тихий, документы чистые. Дарья, ты же понимаешь, что это разумно? Зачем тебе пустая квартира, в которой никто не живёт? Лучше я куплю что-то рядом с вами, буду помогать по хозяйству.
— Я не собираюсь продавать, — сказала Дарья.
Лариса Петровна замерла.
— Что?
— Я не буду продавать квартиру.
— Ты шутишь? Никита сказал, что вы уже всё обсудили!
— Никита ошибся.
Вечером, когда Дарья вернулась в их съёмную квартиру, Никита встретил её в коридоре. Красный, трясущийся.
— Ты где шляешься?! — заорал он. — Мама уже полчаса с риелтором под дверью твоей квартиры! Ты вообще соображаешь, что делаешь?!
— Я была там, — Дарья сняла туфли. — Сказала, что не буду продавать.
— Как не будешь?! Мы же договорились!
— Мы ничего не договаривались. Договорилась твоя мать. Ты просто согласился за меня.
Никита схватил её за руку.
— Дарья, ты понимаешь, что моя мама хочет нам помочь? Она всю жизнь одна меня тянула, а теперь хочет быть рядом. Это нормально!
— Нормально — спросить. А не приводить риелтора к чужой квартире.
— Чужой?! — Никита отпустил её. — Мы семья! Всё, что у нас есть — общее!
— Квартира моя. От бабушки. Это единственное, что у меня осталось.
— Какое «осталось»? Это просто недвижимость! Инвестиция! А ты цепляешься за неё, как ребёнок за игрушку!
Дарья посмотрела на него. На этого мужчину, за которого она вышла три года назад. Который сейчас кричит на неё из-за того, что она не отдала своё имущество его матери.
— Я не буду продавать, — повторила она тихо.
Из комнаты вышла Лариса Петровна. Она жила с ними уже неделю — «переночую пару дней, пока не решу, где квартиру смотреть». Пара дней превратилась в неделю. А неделя — в кошмар.
— Дарья, — голос у неё был ледяным. — Ты сорвала сделку. Риелтор отказался с нами работать. Ты понимаешь, что наделала?
— Я не давала вам права распоряжаться моим имуществом.
— Твоим имуществом?! — Лариса Петровна шагнула ближе. — Ты забыла, чья ты жена? Никита — мой сын. Я его вырастила одна, без отца, вкалывала на трёх работах. И теперь, когда мне нужна поддержка, ты отказываешь мне? Какая ты после этого жена?
— Лариса Петровна, при чём тут я? Вы хотите купить квартиру — покупайте. Но не за мой счёт.
— За твой счёт?! — женщина вскинула руки. — Да кто ты вообще такая? Никита тебя с пустыми руками взял, дал крышу над головой, а ты теперь права качаешь!
Дарья повернулась к мужу.
— Никита. Скажи ей, что это неправда.
Он молчал. Отводил глаза. Молчал.
— Никита, — повторила она. — Скажи, что ты не согласен с ней.
— Дарья, ну хватит устраивать сцены, — он махнул рукой. — Мама права. Квартира пустая, зачем она тебе? Лучше семье помочь.
Что-то внутри неё оборвалось. Не сердце — что-то более важное. Иллюзия.
Следующие дни Лариса Петровна вела себя так, будто это её квартира. Переставила мебель в гостиной — «так удобнее». Выбросила половину продуктов из холодильника — «одна химия». Повесила на кухне свои занавески — «ваши выцвели, я новые купила».
Дарья пыталась говорить с Никитой.
— Скажи ей, что так нельзя.
— Дарья, не раздувай. Она просто хочет помочь.
— Она командует в моём доме!
— В нашем доме. И она моя мать. Потерпи немного, она скоро съедет.
Но Лариса Петровна не собиралась съезжать. Наоборот. На четвёртый день она объявила:
— Завтра едем смотреть другую квартиру. Риелтора нашла нового. Дарья, тебе нужно будет взять выходной. Без тебя документы не оформим.
— Я не поеду, — Дарья резала овощи на салат, не поднимая головы.
— Как это не поедешь?! — свекровь подошла вплотную. — Мы уже всё согласовали!
— Я не давала согласия. Я не буду продавать квартиру.
Лариса Петровна схватила её за запястье, нож чуть не выскользнул.
— Ты послушай меня, девочка. Никита — мой сын. Я его растила одна, без мужика, без денег, и теперь я имею право на нормальную жизнь рядом с ним. А ты кто? Случайная попутчица. И если ты не хочешь помогать семье, то какая ты жена?
Дарья высвободила руку.
— Я не ваша семья. Вы сами это только что сказали.
— Мама, успокойся, — Никита вышел из комнаты. — Дарья, хватит упрямиться. Завтра берёшь выходной и едешь с мамой. Точка.
— Нет, — она положила нож на доску. — Я не поеду. И квартиру не продам.
— Ты меня достала! — Никита ударил ладонью по столу. — Мама права — ты эгоистка! Думаешь только о себе!
— Я думаю о том, что это моё, — Дарья подняла на него глаза. — Единственное моё. И я не обязана отдавать его твоей матери.
— Не смей так говорить о моей матери!
— Я говорю правду. Она хочет купить квартиру на мои деньги. Это называется не помощь, это называется использование.
Лариса Петровна всплеснула руками.
— Никита! Ты слышишь, как она со мной разговаривает?! Это твоя жена?! Это та, которую ты привёл в дом?!
— Дарья, извинись перед мамой, — голос Никиты был жёстким.
— За что?
— За то, что оскорбила её. Немедленно.
Дарья посмотрела на него. На этого человека, который требует, чтобы она извинилась за то, что защищает своё. Который не встал на её сторону ни разу. Который выбрал мать.
— Нет, — сказала она. — Не извинюсь. Потому что я ничего плохого не сказала.
— Тогда вали отсюда! — крикнул Никита. — Если тебе здесь не нравится, вали!
Тишина.
Дарья медленно вытерла руки о полотенце.
— Хорошо, — сказала она. — Только валить будете вы.
— Что?! — Никита нахмурился.
— Это моя квартира. Договор на меня. Залог вносила я, когда у тебя были проблемы на работе. Первые два месяца тоже я платила. Так что съезжать будете вы.
Лариса Петровна вытаращилась.
— Ты шутишь?!
— Нет. У вас два часа. Собирайте вещи.
— Дарья, ты спятила! — Никита схватил её за плечи. — Ты не можешь меня выгнать!
— Могу. И выгоняю. Живи с мамой. Раз она тебе важнее.
Он отпустил её, попятился.
— Ты пожалеешь об этом.
— Может быть, — Дарья прошла в спальню, достала из шкафа его сумку, бросила на пол. — Но сейчас я хочу, чтобы вы ушли.
Они собирались полтора часа. Лариса Петровна что-то кричала про неблагодарность, про то, что Дарья останется одна и никому не нужна. Никита молчал, швырял вещи в сумки, хлопал дверцами шкафов.
У двери он обернулся.
— Без меня ты никто, — сказал он. — Запомни это.
Дарья открыла дверь шире.
— Выходи уже.
Они ушли. Лариса Петровна напоследок втоптала каблуком в порог окурок, хотя не курила. Просто так. Назло.
Дарья закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной. Тишина. Впервые за две недели — настоящая, густая тишина. Никаких претензий, никаких чужих голосов, никаких команд.
Она прошла в гостиную. Стулья стояли не на своих местах — Лариса Петровна расставила их «правильно». Занавески на кухне — чужие, дешёвые, в мелкий цветочек. На столе — её крем, расчёска, заколки.
Дарья методично собрала всё это в пакет. Вынесла к мусоропроводу. Вернулась, сняла занавески, повесила свои, старые. Переставила стулья обратно.
Потом села у окна. Посмотрела на улицу, где горели фонари и шёл мелкий дождь.
Ей не было грустно. Она ждала слёз, пустоты, но внутри было только облегчение. Как будто она наконец-то сняла с себя тяжёлый, чужой костюм.
Телефон завибрировал. Никита.
«Мы у мамы. Подумай хорошенько. Позвонишь — я, может, ещё прощу».
Дарья заблокировала номер. Потом заблокировала Ларису Петровну.
Встала, открыла окно. В комнате пахло чужим парфюмом — резким, сладким. Ночной воздух ворвался внутрь, свежий и холодный.
Её квартира. Её тишина. Её жизнь.
Через неделю Никита пришёл. Постучал в дверь, не позвонив заранее. Дарья открыла, оставив цепочку.
— Что нужно?
Он выглядел помятым, небритым. Глаза красные.
— Поговорить. Дарья, я понял. Мама перегнула палку. Я с ней поругался. Давай я вернусь?
Она смотрела на него. На этого мужчину, с которым прожила три года. Который не встал на её сторону ни разу. Который назвал её эгоисткой за то, что она не отдала последнее. Который выгнал её из собственного дома.
— Нет, — сказала она просто.
— Дарья, я серьёзно. Мне плохо без тебя. Я скучаю. Давай попробуем заново?
— Нет.
— Я же извиняюсь!
— Поздно, — она начала закрывать дверь. — Ты сделал выбор. Теперь живи с ним.
— Дарья, не закрывай! Я люблю тебя!
Она остановилась. Посмотрела ему в глаза.
— Нет. Ты любишь маму. А меня ты просто использовал. Как она хотела использовать мою квартиру.
Закрыла дверь. Никита постучал ещё несколько раз, потом затих. Потом ушёл.
Дарья вернулась на кухню. Достала из холодильника бутылку красного сухого — то самое, которое Лариса Петровна называла «дорогой к беде». Налила себе бокал.
Села у окна. За стеклом шёл дождь, город шумел и жил своей жизнью. И Дарья улыбнулась. Потому что впервые за три года она была по-настоящему свободна.
Она подняла бокал в сторону полки, где стояла фотография бабушки.
— Спасибо, что оставила мне выход, — сказала она тихо. — Ты знала, что он понадобится.
И выпила. За себя. За свободу. За право сказать «нет».
Телефон снова завибрировал. Незнакомый номер. Дарья ответила.
— Алло?
— Это Лариса Петровна, — голос был напряжённым, но уже без прежней наглости. — Дарья, нам нужно поговорить. Ты разрушила жизнь моему сыну. Он не ест, не спит. Ты должна вернуть его!
Дарья усмехнулась.
— Я ничего не должна.
— Ты его жена! У вас обязательства!
— Были. Пока вы не решили, что я никто. Помните? Случайная попутчица. Вот я и ушла с вашей дороги.
— Ты… ты бессердечная! Он же любит тебя!
— Он любит вас, Лариса Петровна. Только вас. Живите теперь вместе счастливо.
Она положила трубку. Заблокировала и этот номер.
Дождь усилился. Капли били по стеклу, и в этом звуке было что-то успокаивающее. Дарья допила красное сухое, поставила бокал в раковину. Посмотрела на свою квартиру — чистую, тихую, свою.
На полке лежала стопка старых фотографий. Она достала одну — бабушка на крыльце той самой квартиры, которую Лариса Петровна хотела продать. Улыбается, держит в руках букет ромашек.
«Никогда не отдавай своё ради чужого спокойствия», — говорила бабушка. — «Если отдашь один раз, будут требовать всю жизнь».
Дарья тогда кивала, не понимая. Теперь поняла.
Она убрала фотографию обратно. Выключила свет на кухне. Прошла в спальню. Легла в кровать — в свою кровать, на своей территории, где никто не будет командовать и требовать.
И уснула. Впервые за две недели — крепко, без тревоги, без страха, что утром снова начнётся ад.
Потому что ад закончился. И она сама его закончила.
Прошёл месяц. Дарья сменила замки — на всякий случай. Переставила мебель так, как хотела. Повесила на стену картину, которую Никита считал «странной». Купила себе новый плед — мягкий, тёплый, уютный.
Жизнь вернулась в нормальное русло. Работа, дом, тишина. И это было счастье. Не громкое, не яркое. Тихое. Своё.
Однажды вечером ей написала Марина — общая знакомая с Никитой.
«Даша, извини, но ты знаешь, что Лариса Петровна рассказывает всем, будто ты её избила и выгнала на улицу? Она собирает деньги у знакомых на жильё».
Дарья прочитала и усмехнулась. Ответила коротко:
«Пусть собирает. Мне всё равно».
И правда было всё равно. Потому что люди, которые поверят Ларисе Петровне, ей не нужны. А те, кто знает правду, и так поймут.
Она выключила телефон. Налила себе чай. Села у окна с книгой — той самой, которую хотела прочитать ещё полгода назад, но не было времени. Потому что Никита вечно просил что-то сделать, сварить, постирать. А потом приехала Лариса Петровна, и времени не стало совсем.
Теперь время было. Её время.
За окном зажглись фонари. Город жил своей жизнью. И Дарья жила своей. Наконец-то.
Она посмотрела на фотографию бабушки, улыбнулась.
— Я сделала правильно, да?
Бабушка молчала. Но Дарья и так знала ответ.
