— Да что за чертовщина! — вырвалось у нее, когда дверь не поддалась.
Она попробовала еще раз. И еще. Металл холодно насмехался над ее попытками. В голове пульсировала одна мысль: замок поменяли. Но кто? Зачем?
— Эй! Откройте! — Дарья забарабанила в дверь кулаком, роняя пакеты. Апельсины покатились по площадке, стукаясь о перила. — Слышите там, вообще?!
Щелчок. Скрип петель. В дверном проеме возникла она. Светлана Егоровна, свекровь во всей своей грозной красе: седые волосы собраны в тугой узел, губы поджаты, взгляд колючий, как проволока.
— А чего шумишь? Соседей будить вздумала? — голос свекрови звучал спокойно, почти буднично, но в нем чувствовалось что-то зловещее.
— Что случилось? Почему мой ключ не подходит? — Дарья автоматически нагнулась, начала собирать рассыпавшиеся апельсины, но руки дрожали.
— Твой? — Светлана Егоровна усмехнулась, оперлась о дверной косяк. — Интересное заявление, милая моя. Очень интересное.
В воздухе запахло грозой. Такое Дарья уже чувствовала — перед каждым скандалом, которых за пять лет брака с Андреем накопилось достаточно. Но сейчас было что-то новое. Что-то окончательное.
— Светлана Егоровна, я не понимаю…
— А ты кто вообще такая, милочка? — голос свекрови сорвался на визг, и вот она уже махала руками, перекрывая проход. — Это дом моего сына! Моего! И ты здесь чужая, так что собирай чемоданы и уматывайся отсюда!
Дарья отшатнулась, будто ее ударили. Слова долетали словно издалека, сквозь вату. Чужая. В своем доме. В квартире, где она прожила пять лет, где расставляла мебель, выбирала обои, стирала, готовила, ждала мужа с работы. Чужая?
— Вы… вы не можете так просто…
— Не могу? — Светлана Егоровна шагнула вперед, и Дарья невольно попятилась к лестнице. — Еще как могу! Хватит уже тебе на моем сыне паразитировать. Думаешь, я не вижу? Андрюша совсем от рук отбился, забыл про мать родную, все ты да ты!
— Но мы женаты! У нас…
— Были женаты, — отрезала свекровь. — Андрей подал на развод две недели назад. Разве он не сказал? Ах да, ты же уезжала к подружке своей драгоценной, в этот… как его… Екатеринбург. Вот пока тебя не было, мой сын наконец-то прозрел!
Земля уходила из-под ног. Дарья прислонилась к стене, чувствуя, как по спинеползет холодный пот. Развод? Андрей подал на развод? А она даже не знала. Десять дней назад уехала помочь Тане с переездом, вернулась — и вот, пожалуйста, сюрприз. Замки поменяли, вещи… А где ее вещи?
— Где мои вещи? — голос сорвался на крик.
— На площадке скоро будут, где же еще, — Светлана Егоровна махнула рукой куда-то внутрь квартиры. — Сложила аккуратно, не беспокойся. Я женщина порядочная, не то что некоторые.
Дарья заглянула за спину свекрови. Действительно, в углу прихожей высилась гора — чемоданы, коробки, пакеты. Ее жизнь, упакованная в картон и полиэтилен. Вот платье, в котором она выходила замуж, выглядывает из приоткрытого чемодана. Вот книги — подарок от мамы. Вот фотография в рамке…
— Это незаконно! — сказала она. — Вы не имеете права!
— Права? — свекровь презрительно фыркнула. — Квартира куплена на деньги моего покойного мужа, оформлена на Андрея. Ты здесь только прописана, милочка. И то временно. А теперь проваливай, пока я милиционеров не вызвала!
В дверях напротив скрипнул глазок. Соседка Валерия — пожилая сплетница в бигуди — наверняка вся извелась от любопытства. Сейчас же по подъезду пойдет гулять история о том, как Дарью Соколову выгнали из дома. К вечеру весь район будет знать.
— Мне нужно забрать вещи, — Дарья сделала усилие, чтобы голос звучал твердо. — И поговорить с Андреем.
— Андрюша на работе. А вещи — вот они, забирай. Только быстро, мне еще дела делать надо.
Свекровь развернулась и скрылась в глубине квартиры. Дарья стояла на пороге, не в силах шевельнуться. Пять лет. Пять лет она строила семью, терпела придирки Светланы Егоровны, бесконечные советы, как правильно готовить, убирать, одеваться. Пять лет улыбалась, когда свекровь приезжала без предупреждения и оставалась на недели. Пять лет слушала: «А вот у сына моей подруги жена — золото, не то что ты». И вот чем все закончилось.
Она начала таскать вещи к лифту. Чемодан, коробка, пакет. Еще чемодан. Руки ныли, но Даша работала механически, на автомате. Не думать. Главное — не думать сейчас.
— Даш, это что происходит? — из квартиры напротив вышла Валерия, уже без бигуди, в халате, с глазами полными неподдельного участия. Или это любопытство?
— Переезжаю, — коротко бросила Дарья.
— А Андрей-то знает?
Вот именно. А Андрей-то знает? Муж, который еще три недели назад целовал ее на прощание, обещал встретить из Екатеринбурга, писал сообщения. Правда, последние дни как-то странно молчал. А она думала — работа закрутила. Проектов у него всегда было много, Андрей в своей IT-компании буквально жил. Теперь понятно, почему молчал.
Лифт приехал. Даша втащила первую партию вещей, нажала на первый этаж. Двери закрылись, и только тогда она позволила себе сползти по стенке кабины вниз. Слезы жгли глаза, но не текли. Внутри было пусто. Словно кто-то выпотрошил ее изнутри, оставив только оболочку.
Телефон завибрировал. Сообщение от Андрея: «Извини. Так вышло. Мама сказала, что ты уже знаешь. Документы на развод пришлю курьером. Не звони мне. Пожалуйста».
Вот и все. Пять лет — в три предложения. Даже не набрался смелости сказать лично.
Дарья простояла у подъезда минут двадцать, глядя на свои вещи, сваленные у бордюра. Прохожие обходили стороной — еще одна драма, еще одна чужая беда, зачем в нее вмешиваться? Она достала телефон, пролистала контакты. Таня в Екатеринбурге, родители в деревне под Псковом, подруги… какие подруги? За пять лет совместной жизни с Андреем она растеряла всех. Светлана Егоровна считала их «плохим влиянием», а муж поддакивал.
— Девушка, вам помочь? — низкий голос заставил вздрогнуть.
Дарья подняла глаза. Перед ней стоял мужчина лет сорока пяти, в потертой кожаной куртке, с проседью в темных волосах и добрыми морщинками у глаз. Таксист? Грузчик?
— Я… не знаю, — честно призналась она.
— Вижу. Стоите тут уже полчаса, телефон в руках крутите. Квартирный вопрос?
— Можно и так сказать, — Дарья попыталась улыбнуться, но получилось кривовато.
— Меня Григорий зовут. Живу в соседнем подъезде, увидел вас из окна. — Он присел на корточки рядом с чемоданами, достал сигареты, закурил. — Не курите? Правильно. Вредная привычка. Так что, есть куда ехать?
Что-то в его интонации — не жалость, не любопытство, просто спокойная готовность помочь — разбило последнюю защиту. Даша замотала головой.
— Понятно. — Григорий затянулся, выдохнул дым. — У меня есть вариант. Сестра моя, Инна, сдает комнату в коммуналке. Недорого. Можете пожить, пока не разберетесь с ситуацией. Район не центр, конечно, Купчино, зато чисто, соседи тихие.
— Я не знаю… — Дарья судорожно считала в уме деньги на карте. Работы у нее не было два года — Светлана Егоровна внушила Андрею, что жена должна сидеть дома, создавать уют.
— Первый месяц можете не платить, — продолжил Григорий, будто прочитав ее мысли. — Инка у меня добрая, поймет. А там посмотрите, что к чему. Вызвать такси?
Через сорок минут Дарья стояла у входа в старую хрущевку на проспекте Славы. Григорий помог занести вещи на третий этаж — лифта, естественно, не было — и постучал в дверь квартиры номер двадцать три.
Открыла женщина лет тридцати, в джинсах и свитере, с растрепанным рыжим хвостом и веснушками на носу. Из квартиры тянуло чем-то вкусным — томатным соусом и базиликом.
— Гриша! — она радостно обняла брата. — А это, значит, новая жилица?
— Инна, это Дарья. Дарья, моя сестра Инна. Ей нужна комната.
Инна окинула Дарью внимательным взглядом — не оценивающим, а участливым.
— Проходите. Только вот что сразу скажу — у нас тут коммуналка на троих. Я, бабуля Роза Марковна из соседней комнаты и вы теперь. Кухня общая, ванная тоже. Но бабуля золото, не бойтесь. Правда, любит поговорить.
— Любит — мягко сказано, — хмыкнул Григорий. — Роза Марковна весь район знает, кто с кем, кто что, когда и почему.
— Зато пироги печет, — возразила Инна. — Такие, что пальчики оближешь. Проходите, Даша, сейчас чай заварю, покажу комнату.
Комната оказалась маленькой, метров двенадцать, с одним окном во двор, старым диваном и шкафом. Зато чистой. На подоконнике цвел фиолетовый цикламен.
— Извините за скромность, — Инна поставила на стол две кружки с чаем. — Зато своя. Закрываетесь на ключ и живете, как хотите. У меня правило одно — не приводить пьяных мужиков и не включать музыку после одиннадцати. Остальное — ваше дело.
— Спасибо, — Дарья обхватила кружку ладонями, грелась о теплый фарфор. — Я… я смогу заплатить. Просто нужно время найти работу.
— Да не торопитесь вы, — Инна присела напротив. — Слушайте, не мое дело влезать, но вы уж простите. С мужем проблемы?
— Бывшим, — поправила Дарья и вдруг выложила все. Просто выложила незнакомой женщине всю историю — про пять лет брака, про Светлану Егоровну, про замененные замки и сообщение от Андрея. Слова лились сами, будто прорвало плотину.
Инна слушала молча, только иногда качала головой.
— Знаете, — произнесла она наконец, — у меня похожая история была. Четыре года назад. Муж ушел к другой, квартиру отсудил — на него оформлена была. Осталась ни с чем. Думала, жизнь закончилась.
— И что? — Дарья вцепилась в эту историю, как в спасательный круг.
— А ничего. Живу. Работаю в салоне красоты, маникюр делаю. Снимаю эту квартиру вместе с Розой Марковной — мы с ней сдружились, она как вторая мама. Гришка мой, — она кивнула в сторону кухни, откуда доносилось бренчание посуды, — живет этажом выше, всегда поможет. И знаете что? Я счастлива. Намного счастливее, чем была с тем козлом.
В этот момент дверь открылась, и в комнату заглянула пожилая женщина — маленькая, сухонькая, с умными черными глазами.
— Инночка, это кто у нас? — голос звонкий, с еврейским акцентом.
— Роза Марковна, это Дарья, наша новая соседка.
— Ой-ой-ой, — старушка всплеснула руками и устремилась к Дарье. — Девочка моя, что же ты бледная такая? Что случилось? Муж? Свекровь? Оба? Так я и знала!
— Роза Марковна, дайте человеку прийти в себя, — засмеялась Инна.
— Что прийти? Я же вижу — горе у человека! Сейчас я тебе, девочка, штрудель принесу. Только сегодня испекла. И чай с лимоном. У меня лимоны настоящие, из Абхазии, не эти пластмассовые из магазина.
Она упорхнула, и через минуту вернулась с тарелкой, на которой лежал еще теплый штрудель с яблоками и корицей.
— Ешь, ешь, не стесняйся. Знаешь, сколько я пережила? Война, эвакуация, двух мужей похоронила, дочь в Израиль уехала. И ничего, живу. Восемьдесят три года, а я еще о-го-го! — Роза Марковна присела рядом, погладила Дарью по руке морщинистой ладонью. — Рассказывай. Мне можно все рассказать.
И Дарья снова рассказала. А потом плакала, уткнувшись Розе Марковне в плечо, пока та гладила ее по спине и приговаривала что-то на идише.
Вечером, когда Григорий ушел, а Инна закрылась у себя в комнате, Роза Марковна заварила крепкий черный чай и достала из шкафа потрепанную записную книжку.
— Слушай меня внимательно, девочка. Завтра ты пойдешь к адвокату. Вот адрес, вот телефон. Его зовут Семен Аркадьевич, мы с ним вместе в одном дворе росли. Хороший мальчик, хоть ему уже пятьдесят восемь. Он тебе поможет с разводом и с квартирой разобраться.
— Но у меня нет денег…
— А кто про деньги говорит? Я с ним поговорю. Потом отдашь, когда будут. А пока — живи, работу ищи. И запомни главное, — Роза Марковна подняла палец, — ты ничего не должна этой мерзавке-свекрови. Ничего! Слышишь?
Дарья кивнула, чувствуя, как внутри что-то теплеет. Впервые за много лет.
Семен Аркадьевич оказался невысоким мужчиной с лысеющей головой и проницательным взглядом из-под густых бровей. Выслушал Дарью, делая пометки в блокноте, потом откинулся на спинку кресла.
— Картина ясная. Документы на развод подписывать не спешите. Квартира хоть и оформлена на мужа, но вы имеете право на компенсацию. Пять лет брака — это срок. Плюс вы не работали по его настоянию, что тоже учтется. Займемся.
Через неделю Дарья устроилась продавцом в книжный магазин недалеко от Сенной. Платили немного, но хозяйка — полная женщина с добрыми глазами — сразу поняла, что новая сотрудница в сложной ситуации, и не задавала лишних вопросов. Дарья целыми днями расставляла книги на полках, общалась с покупателями, пила кофе в крошечной подсобке. И постепенно оттаивала.
Инна записала ее на курсы маникюра — бесплатные, для безработных.
— Научишься — ко мне в салон пойдешь. Там всегда требуются мастера, — сказала она.
Роза Марковна кормила пирогами и рассказывала истории из своей жизни — такие невероятные, что Дарья забывала о собственных проблемах.
А Григорий… Григорий просто был рядом. Приходил по вечерам, чинил кран на кухне, менял лампочки, приносил продукты. Не лез с расспросами, не давил. Просто был.
Спустя месяц позвонил Андрей. Голос нервный, взвинченный.
— Дарья, нам надо встретиться.
— Зачем? — она удивилась, как спокойно прозвучал ее собственный голос.
— Ты же не подписала документы! Адвокат твой выдвигает какие-то требования, мать в истерике…
— Твоя мать меня выгнала на улицу, — перебила Дарья. — Поменяла замки, выбросила вещи. Извини, но о ее истериках я не хочу слышать.
— Послушай, может, мы все это уладим мирно? Я дам тебе денег, сколько скажешь, только подпиши отказ от претензий на квартиру.
— Сколько? — усмехнулась Дарья. — А давай так. Ты мне возместишь пять лет жизни. Пять лет, когда я не работала, потому что твоя мамочка решила, что так правильно. Пять лет, когда я терпела ее визиты, упреки, придирки. Можешь такое компенсировать?
Молчание в трубке.
— Вот и я о том же. До встречи в суде, Андрей.
Она положила трубку и почувствовала… легкость. Словно сбросила с плеч тяжеленный мешок.
Вечером того же дня в дверь позвонили. На пороге стояла Светлана Егоровна. Без своей обычной уверенности, как-то сникшая, постаревшая.
— Мне нужно с тобой поговорить, — произнесла она.
— Проходите, — Дарья распахнула дверь.
Они сидели на кухне за общим столом. Роза Марковна, почуяв драму, тактично удалилась к себе, но дверь оставила приоткрытой — на всякий случай.
— Это я заставила Андрея подать на развод, — выпалила свекровь.
Дарья замерла с чашкой в руках.
— Что?
— Я думала… — Светлана Егоровна сжала губы. — Думала, ты его женила на себе из-за квартиры. Из-за денег. Хотела уберечь сына. А он теперь… он узнал про скандал. И выгнал меня. Сказал, что я разрушила его семью. Что он тебя любит, а я… — голос дрогнул. — Он велел мне съехать из его квартиры. Сменил замки.
Дарья смотрела на нее и не могла поверить. Вот она — всесильная Светлана Егоровна, которая пять лет управляла их жизнями, — сидит с опущенными плечами и трясущимися руками.
— Ты уничтожила мою жизнь, — тихо сказала Дарья. — Из-за своих фантазий. Из-за страха остаться одной.
— Я знаю. Я хотела извиниться. И попросить… не забирай у него квартиру. Пожалуйста. Это все, что у него осталось после отца.
— Квартиру? — Дарья рассмеялась. — Я не собираюсь забирать квартиру. Мне от Андрея ничего не нужно. Понимаешь? Ничего. Потому что я поняла — я стоила большего. Намного большего, чем этот брак.
Светлана Егоровна подняла на нее глаза, полные слез.
— Прости меня.
— Нет, — Дарья встала. — Не прощу. Но и мстить не буду. Просто уходи. И не появляйся больше.
Когда свекровь ушла, Дарья вышла на общий балкон. Стояла ноябрьская ночь, над Купчино повисла полная луна. Где-то внизу шумел город, жили люди, случались драмы, кто-то плакал, кто-то смеялся.
— Ну как? — Григорий вышел следом, протянул ей дымящуюся кружку. — Глинтвейн. Инкин рецепт.
— Странно, — призналась Дарья. — Думала, будет облегчение. А мне просто… все равно. Будто это было не со мной.
— Может, и не было, — Григорий прислонился к перилам. — Может, настоящая ты только начинаешься. Вот отсюда.
Дарья посмотрела на него. На этого мужчину, которого знала всего месяц. На его добрые морщинки у глаз, на теплую улыбку.
— А ты что? — спросила она. — Спасаешь всех, кто стоит с чемоданами у подъезда?
— Только красивых, — серьезно ответил он, и они оба рассмеялись.
А потом пили глинтвейн, смотрели на луну, и Дарья думала о том, как странно все устроено. Вчера ее жизнь рухнула. А сегодня она стоит на балконе коммуналки в Купчино, пьет глинтвейн с мужчиной, которого едва знает, и чувствует себя… счастливой.
— Знаешь, — сказала она, — а ведь Светлана Егоровна оказалась права.
— В чем? — удивился Григорий.
— Я действительно была чужой. В том доме, в той жизни. А здесь… — Дарья обвела рукой обшарпанный балкон, окна с горящим светом, крыши хрущевок. — Здесь я своя.
Из квартиры донесся голос Розы Марковны:
— Дети, заходите! Я ватрушки испекла! И Инночка с работы пришла, будем чай пить!
Они переглянулись и пошли в дом. В тот самый дом, где пахло корицей и ванилью, где звучал смех, где ее ждали.
В свой дом.
