Он запихивал рубашки в чёрный пакет, складывая комом. Марина стояла в дверях спальни и смотрела. Вадим даже не поднял глаза — будто она стала прозрачной.
Последние два месяца он на неё вообще не смотрел.
— Я потребовал развод. Подал заявление вчера.
Марина молча кивнула.
— Ты чего молчишь?
— А что говорить?
Он выдернул из комода папку с документами, сунул подмышку. Развернулся к ней, и она увидела в его глазах раздражение — как будто она мешала ему жить просто своим существованием.
— Ты не думай, что это из-за тебя. Просто всё прошло. Чувства закончились. Бывает.
«Как будто я старая шмотка», — подумала она.
— Ты ещё кого-нибудь найдёшь. Тебе всего тридцать три.
Месяц назад он говорил другое. Когда она ночью случайно задела его плечо, и он отшатнулся, будто обжёгся.
— Убери руки, какая ты мерзкая.
Марина запомнила это слово. Оно засело в голове и грызло каждый день.
Вадим ушёл через десять минут. Дверь хлопнула обыденно, как всегда. В квартире пахло его одеколоном — незнакомым, новым.
Вика вышла из комнаты через час. Подошла тихо, прижалась к боку.
— Мам, а почему папа тебя мерзкой назвал?
Марина замерла. Значит, слышала. Господи, она слышала.
— Он не так сказал, Вик. Ты неправильно поняла.
— Нет, я всё слышала. Он сказал, что ты мерзкая и что не хочет с тобой в одной кровати.
Каждое слово било наотмашь. Марина присела на корточки, взяла дочь за руки.
— Вик, это взрослые дела. Папа злится, вот и говорит всякое.
— А он вернётся?
Марина хотела соврать, но не смогла. Вика смотрела серьёзно, по-взрослому.
— Не знаю. Может быть.
Но внутри она уже знала: не вернётся.
Первую неделю Марина не жила — функционировала. Вставала, кормила Вику, собирала в школу, шла на работу. Сидела за компьютером, таращилась в цифры, но не видела их. Коллеги переглядывались, не спрашивали.
Через пять дней пришло уведомление из суда. Вадим подал на развод официально. Марина прочитала бумагу на кухне и почувствовала, как внутри оборвалась последняя ниточка.
Она сняла обручальное кольцо. Посмотрела на палец — там осталась белая полоска, чёткая, будто вырезанная. Кожа вокруг загорелая, а полоска белая. Как след от чего-то, чего больше нет.
Через две недели позвонила Светлана, бывшая коллега. Работала в той же конторе, что Вадим.
— Марин, слушай, ты в курсе, что у Вадима кто-то есть?
Внутри всё сжалось.
— Девчонка из их отдела, Алиса. Двадцать шесть лет, незамужняя, без детей. Яркая такая, всё время смеётся, в коротких юбках ходит. Они уже месяца три вместе на обеды ходят, он ей цветы таскает. Все в курсе.
Марина положила трубку и села на пол у стены. Значит, так. Значит, была Алиса. Двадцать шесть. Небось стройная, без растянутого живота после родов и без тёмных кругов под глазами.
Она подошла к зеркалу. Посмотрела на себя — бледное лицо, запавшие глаза, немытые волосы в хвосте. «Мерзкая», — вспомнила она. И вдруг поняла: он прав. Она стала мерзкой для себя самой.
На следующий день Марина записалась к юристу.
Юрист оказалась женщиной лет пятидесяти, с жёсткими манерами.
— Квартира на ком?
— На нём. Купили в браке.
— Значит, делится пополам. Машина тоже. Алименты на ребёнка обязательны. Готовьтесь — он будет сопротивляться, если у него новая пассия, которой пообещал горы золота.
Марина слушала и не верила. Она всегда думала, что если он уйдёт, заберёт всё.
— Сейчас соберём документы и подадим встречный иск. Пусть знает, что просто так не отделается.
Вечером пришло сообщение от Вадима. Первое за три недели.
«Завтра заберу остальные вещи. Буду в шесть».
Марина не ответила. Пусть приходит.
Он пришёл ровно в шесть. Постучал — не открыл ключом, как гость. Марина открыла дверь. Вадим в новой куртке, свежевыбритый, пахнущий незнакомым парфюмом.
— Привет. Я быстро, только вещи.
Она молча пропустила его. Он прошёл в спальню, начал собирать одежду из шкафа. Марина стояла в дверях.
— Как Вика?
— Нормально.
— Передай, что на выходных заеду, заберу погулять.
— Передам.
Он замялся, потом спросил:
— Ты как? Нормально?
Марина усмехнулась устало.
— А как я должна быть, Вадим?
Он не ответил. Закончил собирать вещи, кивнул, пошёл к выходу. У двери обернулся.
— Ты не переживай особо. Всё устроится. Я буду платить на Вику, сколько надо. И квартиру мы как-нибудь решим.
Марина посмотрела на него долгим взглядом.
— Знаешь, Вадим, а ведь ты так и не сказал правду. Про Алису.
Он замер. Лицо стало каменным.
— Откуда ты…
— Неважно откуда. Просто интересно: зачем врал? Что «чувства прошли». Надо было сразу сказать — нашёл другую, помоложе, повеселее.
Вадим сжал губы.
— Это не твоё дело.
— Правильно. Уже не моё.
Он развернулся и вышел. Дверь хлопнула громче, чем в прошлый раз.
Марина осталась стоять в коридоре. И впервые за три недели почувствовала не удар, а что-то другое. Злость. Чистую, холодную злость.
За неделю до суда Вадим позвонил. Не написал — позвонил.
— Марина, нам надо поговорить.
— Говори.
— Давай встретимся. По телефону неудобно.
Она согласилась. Назначили в кафе. Марина пришла вовремя, Вадим опоздал на пятнадцать минут. Сел напротив, заказал кофе, крутил ложку в чашке.
— Слушай, я тут подумал… может, не надо всё это раздувать? Суды, адвокаты… Давай по-человечески договоримся.
Марина молчала.
— Я не против алиментов, честное слово. Буду платить, сколько положено. Но квартиру зачем делить? Она же на мне, я ипотеку тянул.
— Мы вместе тянули, Вадим. Я сидела с ребёнком, ты работал. Это называется совместный вклад.
Он поморщился.
— Ну, формально да, но по факту деньги я вносил.
Марина наклонилась вперёд, посмотрела ему в глаза.
— А кто стирал твои рубашки, пока ты эти деньги зарабатывал? Кто вставал к Вике по ночам, когда она болела? Кто готовил, убирал, ходил на родительские собрания? Ты, Вадим?
Он отвёл взгляд.
— Ну, это само собой. Но всё равно, зачем квартиру продавать? Ты можешь снимать, я помогу.
— Нет.
— Как нет? Марина, будь человеком! У меня сейчас планы есть. Мне нужна эта квартира.
— Планы? С Алисой, что ли?
Он вздрогнул.
— При чём тут она?
— А при том, Вадим, что ты ей, наверное, уже пообещал, что заживёте вместе. Что у тебя квартира, машина, всё схвачено. И теперь, когда половина моя, тебе неудобно.
Вадим стиснул зубы.
— Это не твоё дело.
— Точно. Уже не моё.
Она встала, накинула куртку.
— Увидимся в суде.
Суд прошёл быстрее, чем она думала. Вадим сидел бледный, напряжённый. Пытался доказать, что квартира должна остаться ему, потому что он «основной добытчик». Адвокат Марины парировала чётко: совместно нажитое имущество делится поровну, закон на стороне ответчика.
Судья вынесла решение: квартира продаётся, деньги делятся пополам. Алименты на ребёнка по закону. Машина остаётся Вадиму, но он выплачивает Марине компенсацию.
Вадим сидел белый, сжав кулаки. Когда судья закончила, он резко встал и вышел, не взглянув на Марину.
Через три месяца после того, как Вадим потребовал развод, Марина узнала от Светланы: Алиса от него ушла. Узнала про раздел имущества, про алименты, про то, что квартиру продают, и резко передумала строить будущее.
— Она ему сказала прямо: «Я не для того связываюсь с мужчиной, чтобы на съёмной жить». Марин, он, говорят, совсем один остался. На работе ходит мрачный, ни с кем не общается. Остался вообще ни с чем.
Марина слушала и ничего не чувствовала. Ни радости, ни злорадства. Просто пустоту.
Квартиру продали быстро. Марина нашла другую — поменьше, в хорошем районе, рядом со школой. Переезд прошёл без суеты. Большую часть мебели оставила — не хотела тащить то, что напоминало о той жизни.
Вика помогала разбирать коробки, расставляла книжки. Только один раз спросила:
— Мам, а папа знает, где мы живём?
— Знает. Я адрес отправила.
— А он придёт?
— Не знаю, Вик. Если захочет — придёт.
Девочка кивнула и больше не спрашивала.
Вадим не приходил. Алименты приходили исправно, и на этом всё.
Однажды вечером, когда Вика уже спала, пришло сообщение от Вадима.
«Марина, можем поговорить? Я понимаю, что был неправ. Может, встретимся?»
Она прочитала один раз. Посмотрела на свою руку — там, где раньше была белая полоска от кольца, кожа давно выровнялась. Следа не осталось.
Марина удалила сообщение. Не ответила, не заблокировала — просто удалила. И выключила звук.
Встала, подошла к окну. Во дворе стемнело, горели редкие фонари. Где-то далеко лаяла собака. Марина прислушалась к тишине — Вика спала за стеной, дышала ровно.
Никакого триумфа. Просто покой.
Утром Вика спросила за завтраком:
— Мам, а ты больше не плачешь по ночам?
Марина подняла глаза от тарелки.
— Нет.
— И не будешь?
Она помолчала, потом покачала головой.
— Не буду.
Вика кивнула, довольная, снова принялась за кашу. Марина смотрела на дочь и думала: вот ради этого стоило пройти через всё. Ради того, чтобы Вика не видела её сломленной.
Телефон завибрировал. Марина глянула — опять Вадим.
«Ну пожалуйста, давай хотя бы поговорим. Я правда хочу всё исправить».
Она посмотрела на сообщение, потом на Вику. Дочь ела, болтала ногами под столом, напевала что-то себе под нос.
Марина положила телефон экраном вниз и отодвинула подальше.
— Вик, сегодня после школы в кино сходим?
Девочка подпрыгнула на стуле.
— Правда? На что?
— Сама выберешь.
Вика засмеялась, и Марина засмеялась вместе с ней.
Легко, без надрыва.
Телефон больше не вибрировал.
