Марина вышла замуж второй раз.
Кто бы мог подумать. Подруги завидовали — Вадим и вправду хорош собой. Высокий, статный, с проседью в волосах, которая только добавляет мужчине солидности. И главное — обеспеченный. Очень.
— Марина, ты сорвала джек-пот! — хихикала Людка из бухгалтерии. — Такой мужчина! А главное — с деньгами. Теперь наконец-то заживёшь.
Заживёшь.
Да, у Вадима была четырёхкомнатная квартира в центре. Да, машина новая, дорогая. Да, ресторанчики по вечерам, театр иногда.
Но когда заговорили о детях — её детях, взрослых уже, двадцать с лишним — лицо Вадима словно каменело.
— Мариночка, — говорил он тогда мягко, но с нотками стали в голосе, — я уже воспитал своего сына. Мне достаточно.
А потом случилось то, что случилось.
Ее сын Лёшка потерял работу. Хороший парень, только вот не повезло — сокращения в компании. А у него ипотека, жена беременная.. Марина знала: он стыдится просить, мучается. Но куда деваться?
— Мам, ты не могла бы, ну, взаймы, конечно. Я найду работу, отдам.
И когда Марина осторожно заговорила с Вадимом об этом — о том, что сын в трудной ситуации, что нужно помочь.
— Это не мои дети, Марина.
Вот так. Просто и ясно.
— Пусть их отец помогает. У тебя же был муж?
Был. Умер десять лет назад. От инфаркта, в сорок восемь. А до этого пил. Какая там помощь.
— Вадим, но мы же семья теперь.
— Семья — это ты и я. А дети — это твоё прошлое.
И тут же, будто издеваясь, судьба показала ей, что такое настоящие дети. Сын Вадима Антон — тридцать пять лет, успешный менеджер — решил купить новую машину. Дорогую. Очень дорогую.
— Конечно, сынок, — улыбался Вадим, доставая чековую книжку. — Тебе же нужна солидная машина для работы с клиентами.
Полтора миллиона рублей. А её Лёшка просил в долг триста тысяч, чтобы как-то продержаться до новой работы. И получил отказ.
Марина лежала ночью рядом с мужем и чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой комок. Стыда, обиды или просто понимания того, что она — чужая в этом доме, этой жизни?
А тут еще Дашка, её дочь – не получается родить. Врачи говорили — нужно лечение, хорошее, дорогое. Муж у Дашки — учитель истории. Где им взять таких денег?
— Мам, я не знаю, что делать.
И снова разговор с Вадимом. Снова каменное лицо. Снова:
— Ну это же не мои дети.
— Но, Вадим.
— Марина, я содержу тебя. Покупаю тебе одежду, украшения. Ты живёшь в хорошей квартире. Чего ещё?
Марина молчала.
А что тут скажешь? Что возразишь человеку, который покупает сыну полтора миллиона рублей машину и считает это нормальным, а триста тысяч на продукты и лекарства для твоих детей — непомерной тратой?
Она начала замечать мелочи. Как Вадим морщится, когда звонит Лёшка. Как отворачивается, если она упоминает Дашку. Как демонстративно переключает телевизор, если по новостям что-то говорят о помощи многодетным семьям.
— Государство должно помогать, а не частные лица, — бурчал он. — Я уже своё отработал, своего сына поднял.
Своего сына.
А её дети, значит, чужие. Навсегда чужие.
Марина лежала по ночам и думала: а что она здесь делает? В этой красивой квартире, рядом с этим холодным, правильным мужчиной? Зачем вышла замуж?
Из-за денег?
Нет, не только. Ей правда нравился Вадим — статный, умный, начитанный. С ним можно было поговорить о книгах, о театре. Он умел делать комплименты так, что щёки горели. Дарил цветы, водил в рестораны.
Но это было до. До того, как речь зашла о её детях.
Теперь Марина понимала: он влюбился в неё как в женщину. Но не принял как мать. А она — прежде всего мать. И что бы ни происходило в её жизни, дети были и будут главными.
Вадим этого не понимал. И понимать не хотел.
— Марина, ты слишком много на себя берёшь, — говорил он, когда видел, что она переживает из-за детей. — Они взрослые. Пусть сами решают свои проблемы.
Сами.
Легко сказать. А если не могут сами? Если нужна помощь?
Лёшка всё-таки нашёл работу. Не такую хорошую, как прежняя, зарплата меньше, но хоть что-то. Он гордо отказался от помощи матери:
— Мам, я справлюсь. Не хочу создавать тебе проблемы с… — он запнулся, не зная, как назвать Вадима. — В общем, справлюсь.
И справлялся. Экономил на всём, жена его, Катя, подрабатывала на дому, шила на заказ. Животик у неё рос, а они всё экономили, экономили.
А вот Дашка. С Дашкой было хуже.
Врачи говорили — нужна госпитализация, капельницы, дорогие препараты. Муж её, Серёжа, работал в две смены, чтобы заработать побольше. Приходил домой серый от усталости, но денег всё равно не хватало.
— Мам, — плакала Дашка по телефону, — я боюсь. Врач говорит, если не лечиться сейчас, потом может быть поздно.
И Марина снова шла к Вадиму. Снова просила. Снова получала отказ.
— Это не мой ребёнок, — холодно говорил он. — И Дарья — не моя дочь. Почему я должен оплачивать чужие медицинские счета?
— Но мы же семья.
— Мы — это ты и я. А дети — это твоё прошлое.
Каждый раз одно и то же. Как заезженная пластинка.
А потом случилось то, что окончательно всё решило.
Антон, сын Вадима, решил жениться. Свадьба, конечно, должна была быть достойной. Ресторан, машины, платье невесты, костюм жениха, кольца, медовый месяц в Европе.
— Сколько это будет стоить? — осторожно спросила Марина.
— Около трёх миллионов, — ответил Вадим как о чём-то само собой разумеющемся. — Но это же свадьба сына! Один раз в жизни.
Три миллиона. На свадьбу.
А её дочь просила сто тысяч на лечение. И получала отказ.
Марина поняла: она живёт в доме, где есть свои и чужие. И она с детьми — навсегда чужие.
Но самое страшное было не это. Самое страшное — она начала стыдиться своих детей.
Когда Лёшка звонил, она инстинктивно понижала голос, если рядом был Вадим. Когда Дашка приезжала в гости, Марина видела, как муж едва сдерживает раздражение. И ей становилось неловко. За что? За то, что у неё есть дети? За то, что они живые люди со своими проблемами и переживаниями?
Она начала врать. Говорила детям, что у Вадима трудности на работе, что пока не до помощи. Говорила Вадиму, что дети справляются сами, всё хорошо.
Врала и чувствовала себя предательницей.
Дашка худела на глазах. Лёшка работал на двух работах и выглядел как привидение. А Марина носила дорогие наряды, которые покупал Вадим, и делала вид, что счастлива.
Но счастья не было. Была пустота. И стыд. И ощущение, что она продала самое дорогое — материнское сердце — за красивую жизнь.
А потом началась настоящая война.
Антон объявил, что хочет пожить с невестой до свадьбы. В их квартире. Попробовать семейную жизнь.
— Конечно, сын, — улыбался Вадим. — Это разумно. Людям нужно притереться друг к другу.
И Марина поняла: для своих детей у Вадима есть понимание, помощь, деньги, тёплое отношение. А для её детей — только холодные отказы и раздражение.
Кризис наступил неожиданно.
Звонок раздался в половине седьмого утра.
Марина спала тревожно, всё никак не могла найти удобную позу, и телефон разорвал тишину как сигнал тревоги. На экране — Серёжа, муж Дашки.
— Марина Михайловна, — голос дрожал. — Дарья в больнице. Скорая увезла ночью.
Мир перевернулся.
Марина вскочила, сердце колотилось так, что в висках стучало. Рядом проснулся Вадим, недовольно поморщился:
— Что за шум с утра пораньше?
— Дочь в больнице, — выдохнула Марина, натягивая джинсы дрожащими руками.
— А, ну да, неприятно, — зевнул Вадим и потянулся к телефону. — Но это же не смертельно. Сейчас медицина на высоком уровне.
Не смертельно.
Для него это просто новость. Как сводка погоды.
Марина металась по квартире, собирая деньги, необходимые вещи. В голове — хаос. Только бы успеть, только бы всё было хорошо.
— Вадим, — она остановилась у кровати, — мне потребуются деньги. На лечение. Срочно.
Он сел, провёл рукой по волосам:
— Сколько?
— Тысяч сто. Может, больше. Серёжа говорит, нужна операция, дорогие препараты.
Лицо Вадима каменело на глазах.
— Сто тысяч? Марина, ты сознаёшь, о какой сумме говоришь?
— Сознаю! — закричала она. — Это моя дочь! Неужели ты не понимаешь?!
Вадим встал, начал одеваться. Движения медленные, обдуманные. Словно специально тянул время.
— Я понимаю, что это для тебя важно. Но…
— Никаких но! — Марина схватила его за руку. — Вадим, я тебя прошу! Мы семья!
— Мы с тобой — семья, — холодно поправил он. — А Дарья — твоя дочь от первого брака. Я не обязан оплачивать лечение чужих детей.
Марина стояла и смотрела на этого мужчину — красивого, ухоженного, успешного. Который час назад лежал рядом с ней в кровати. Который называл её любимой.
— Чужих детей? — тихо переспросила она.
— Марина, будь реалисткой. У меня есть свой сын, свои обязательства. Я не могу раскошеливаться на всех твоих родственников.
— Раскошеливаться?
Слова застревали в горле. Марина вспомнила свадьбу Антона — три миллиона без колебаний. Машину — полтора миллиона, как мелочь. А для её дочери — сто тысяч, это раскошелиться.
— Вадим, — она попыталась в последний раз, — я никогда ни о чём тебя не просила. Никогда. Это первый раз.
— И, надеюсь, последний, — отрезал он, застёгивая пиджак. — Я не банк, Марина. И не благотворительный фонд.
Что-то внутри неё сломалось. Тихо, почти беззвучно. Как лопается тонкая струна.
— Хорошо, — сказала она очень спокойно. — Я поняла.
— Вот и умница. Найди другие способы. Обратись в соцзащиту, возьми кредит.
Марина взяла сумку, документы, ключи от машины.
— Куда ты? — удивился Вадим.
— К дочери. В больницу.
— Подожди, я подвезу.
— Не надо, — остановила его Марина. — Не утруждайся. Это же не твоя дочь.
И вышла.
Впервые за полтора года замужества — просто взяла и ушла. Не объясняясь, не извиняясь, не выпрашивая разрешения.
В машине, пока ехала в больницу, позвонила Лёшке:
— Сын, Дашка в больнице. Нужны деньги. Много.
— Мам, сколько у меня есть — всё твоё. Катя тоже согласна, мы продадим кольца, серёжки.
Слёзы душили. От того, как легко, без раздумий откликнулся сын. От того, как готова была помочь невестка, с которой они толком и не знакомы. От того, что свои люди всегда рядом.
А чужой муж, с которым живёшь в одной кровати, может спокойно завтракать, пока у тебя рушится мир.
В больнице — суета, врачи, медсёстры. Серёжа сидел на лавочке у операционной, лицо серое от страха.
— Как она?
— Операцию делают. Врач говорит, шансы есть, но нужны дорогие препараты. И послеоперационное лечение.
Марина села рядом, обняла его за плечи. Этого мальчишку, который любит её дочь. Который работает в три смены, чтобы обеспечить семью. Который не бросил жену в беде.
Телефон завибрировал — сообщение от Вадима: «Не сердись. Поговорим вечером спокойно. Может, найдём компромисс».
Марина выключила телефон.
Четыре дня Марина не выходила из больницы. Спала на раскладушке рядом с дочерью, кормила её с ложечки, когда та была слишком слаба, чтобы есть самостоятельно. Лёшка с Катей приезжали каждый день — с едой, с чистым бельём, с деньгами, которые собрали, продав обручальные кольца и Катины серьги.
А от Вадима — ни звонка. Ни сообщения.
На пятый день, когда врачи сказали, что опасность миновала, Марина вышла на улицу подышать. Села на лавочку у больницы, закрыла глаза. И услышала знакомый голос:
— Марина?
Обернулась. Вадим стоял рядом, с букетом белых роз и растерянным видом.— Как Дарья? — спросил он тихо.
— Хорошо. Будет жить.
Он кивнул, протянул цветы:
— Это ей.
Марина взяла букет, но ничего не сказала.
— Марина, я, — он сел рядом, не глядя на неё. — Я был не прав. Совсем не прав.
Она молчала.
— Я вчера узнал в больнице. Счёт уже оплачен. Анонимно. — Вадим глянул на неё боком. — Это же ты?
— Не я, — покачала головой Марина. — Понятия не имею, кто.
Вадим опустил голову:
— Значит, есть люди лучше меня.
— Есть, — просто ответила она.
Они сидели молча. Вокруг — больничная суета, машины скорой помощи, люди с цветами и пакетами.
— Я думал о нас, — сказал Вадим наконец. — Эти дни. Я понял, что потерял нашу семью.
Марина посмотрела на него:
— А я поняла, что у меня семья есть. И всегда была. Мои дети, их семьи — вот моя семья. А всё остальное, — она пожала плечами.
— Можем ли мы начать заново? — спросил он осторожно.
Марина встала, поправила букет:
— Вадим, я тебя прощаю. Но заново… — она покачала головой. — Ты показал, кто ты есть. В самый важный момент. Этого достаточно.
Через месяц Марина переехала в съёмную однушку. Где не нужно было просить разрешения позвать детей в гости. Где можно было плакать, смеяться и жить так, как хочется.
Вадим ещё несколько раз пытался вернуть её. Но Марина была непреклонна.
А анонимный благотворитель так и остался тайной. Хотя Марина подозревала Лёшку с Катей — уж больно довольные лица у них были, когда она рассказывала об оплаченном счёте.
