Я вернулась домой на два часа раньше обычного. Начальник отпустил пораньше — редкость, которую я восприняла как подарок судьбы. Хотела успеть приготовить что-то особенное на ужин, может, даже зажечь свечи. Мы с Андреем давно не проводили вечер вдвоем, просто так, без телевизора и усталых разговоров ни о чем.
Ключ повернулся в замке почти беззвучно. Я толкнула дверь и замерла в прихожей.
В квартире стояла странная тишина. Не та, что бывает, когда никого нет дома. Другая — плотная, загадочная, с примесью чего-то чужого. Из спальни доносился приглушенный смех. Женский голос, низкий и довольный, произнес что-то неразборчивое. Андрей ответил — я не расслышала слов, но узнала интонацию. Ту самую, которая когда-то предназначалась только мне.
Сердце будто замерло. Руки похолодели мгновенно. Я стояла посреди коридора, вдыхая знакомый запах мужского парфюма, смешанный с чем-то сладким и терпким — женскими духами. Не моими.
Не надо туда идти. Просто развернись и уйди.
Но ноги несли меня вперед, будто не я ими управляла. Дверь в спальню была приоткрыта — узкая полоска света падала на паркет в коридоре. Я остановилась в шаге от порога. Увидела край кровати. Мятые простыни. Чужую руку с длинными ногтями цвета спелой вишни и тонким золотым браслетом на запястье.
Этот браслет я видела тысячу раз. Я сама дарила его на прошлый день рождения.
Снежана.
Воздух застрял где-то между горлом и легкими. Во рту появился металлический привкус, будто я лизнула батарейку. Тело налилось странной тяжестью — руки, ноги, даже веки стали ватными.
Это неправда. Этого не может быть.
Но голос сестры звучал все отчетливее. Она что-то говорила, смеялась. Андрей тоже смеялся. Они даже не подозревали, что я здесь, в трех метрах от них, стою и пытаюсь дышать сквозь накатывающую тошноту.
Я развернулась и пошла обратно. Не помню, как собирала вещи. Помню только, что запихивала в сумку первое, что попалось под руку — джинсы, свитер, косметичку, зарядку для телефона. В кармане куртки нащупала листок бумаги, сложенный вчетверо. Письмо Андрею, которое написала неделю назад и так и не решилась отдать. Что-то про усталость, про желание больше времени проводить вместе, про то, что я скучаю по нему, даже когда мы рядом.
Бумага смялась в кулаке.
Такси приехало через пять минут. Водитель что-то спросил, я не ответила. Смотрела в окно, на проплывающие мимо дома, фонари, людей на тротуарах. Все они жили своими жизнями, не подозревая, что у меня прямо сейчас, вот здесь, в этом такси, рушится все.
Я набрала номер Оксаны. Подруга ответила со второго гудка.
— Можно к тебе? — я не узнала собственный голос. Он звучал глухо, как из-под воды.
— Дарь, что случилось?
— Потом. Можно?
— Конечно. Приезжай.
Телефон завибрировал в руке. Сообщение от Андрея: «Где ты? Позвони».
Я выключила звук и сунула телефон в сумку.
Оксана открыла дверь в махровом халате, с полотенцем на голове. Посмотрела на меня, и лицо ее сразу изменилось.
— Боже. Что произошло?
— Можно я у тебя поживу? Ненадолго.
— Да конечно, не вопрос. Заходи.
Квартира подруги встретила запахом кофе и чего-то сладкого — должно быть, она пекла шарлотку. На кухне тихо бубнил телевизор, где очередная героиня сериала выясняла отношения с изменившим мужем. Я прошла в гостиную и опустилась на диван. Мягкая обивка продавилась под моей тяжестью, пружины жалобно заскрипели.
— Дашуль, ты меня пугаешь. Скажи хоть что-нибудь.
Я подняла глаза на подругу. Оксана стояла передо мной с кружкой в руках, и на ее лице было столько участия, что мне стало еще хуже.
— Андрей мне изменил.
Слова прозвучали буднично. Будто я сообщила, что на улице дождь или автобус опаздывает.
Оксана присела рядом, поставила кружку на стол.
— Ты уверена?
— Видела своими глазами.
— Господи. Даша, мне так жаль.
Я кивнула. Больше ничего не могла сказать. Если начну говорить, то не остановлюсь. А я не могла позволить себе развалиться на части прямо сейчас.
Особенно учитывая, что она не знает всей правды. И никогда не узнает.
— Останешься у меня, сколько надо, — Оксана накрыла мою руку своей. — Все устроим. Будешь подавать на развод?
— Завтра подам.
— Правильно. Нечего терпеть такое.
Телефон в сумке снова завибрировал. Потом ещё раз. И ещё. Я вытащила его и посмотрела на экран. Шестнадцать пропущенных от Андрея. Четыре сообщения. Два голосовых. Один звонок с незнакомого номера.
— Он названивает?
— Угу.
— Заблокируй.
Я так и сделала. Добавила номер мужа в черный список, выдохнула. Оксана ушла на кухню, вернулась с одеялом и подушкой.
— Располагайся. Я рядом, если что.
Ночь тянулась бесконечно. Я лежала на чужом диване, смотрела в потолок и прокручивала в голове все заново. Как Снежана приходила к нам в гости. Как они с Андреем переглядывались. Как я думала, что мне показалось. Как убеждала себя, что родная сестра не способна на такое.
А я — дура. Слепая, наивная дура.
Под утро всё-таки провалилась в тревожный сон. Снилась спальня, мятые простыни и золотой браслет на чужом запястье.
Проснулась от запаха жареных яиц. Оксана колдовала на кухне, напевая что-то себе под нос. Я встала, умылась холодной водой, посмотрела на себя в зеркало. Лицо осунулось, под глазами залегли темные тени.
— Иди завтракать, — позвала подруга.
Я послушно села за стол. Оксана поставила передо мной тарелку с яичницей и тост.
— Ешь. Тебе нужны силы.
— Спасибо.
— Слушай, а может, ты с ним поговоришь? — Оксана села напротив, обхватила кружку ладонями. — Ну, выслушаешь хотя бы?
— Зачем?
— Может, он объяснит. Раскаивается небось.
Я посмотрела на подругу. Она искренне не понимала, почему я так категорична.
— Оксан, он мне изменил. Разве важно теперь какие будут объяснения?
— Ну, мужики они такие. Слабые. Один раз оступился — это же не значит, что он тебя не любит.
— Значит.
— Да ладно тебе. Главное, что он с тобой остался же? Не сбежал к этой… как ее там.
Если бы ты знала, как ее зовут.
Я отодвинула тарелку. Еда застревала в горле.
— Я не могу его простить.
Оксана вздохнула.
— Ты подумай хорошенько. Семью не так просто восстановить. А развестись — минутное дело. Потом можешь пожалеть.
— Не пожалею.
Весь следующий день я провела в юридической консультации. Подала заявление на развод, собрала документы. Вернулась к Оксане вечером, измотанная и опустошенная. Телефон разрывался от звонков — теперь Андрей названивал с чужих номеров. Я узнавала общих знакомых, друзей, даже коллег мужа.
— Даша, это я. Пожалуйста, поговори со мной. Хотя бы выслушай, — голос Андрея звучал надломленно, почти жалобно.
Я сбросила звонок.
Через час он появился у подъезда Оксаны. С огромным букетом роз. Я увидела его из окна и отступила вглубь комнаты, прижав ладонь к груди.
— Он там стоит, — сказала подруга, выглянув в окно. — С цветами. Боже, как романтично.
— Это не романтично. Это манипуляция.
— Да перестань ты. Видишь, как он старается? Раскаивается же.
Если бы вы все знали, с кем он мне изменил.
Но я молчала. Потому что не могла сказать. Физически не могла выдавить из себя эти слова: «Моя сестра. Он спал с моей сестрой».
Андрей простоял под окнами два часа. Потом ушел, оставив букет у подъезда.
На следующий день позвонила мама.
— Дарья, что происходит? Андрей названивал, сказал, что ты от него ушла.
Я закрыла глаза.
— Мам, я не хочу об этом говорить.
— Как не хочешь? Ты же понимаешь, какой это позор? Все спрашивают, я не знаю, что отвечать.
— Скажи, что у нас не сложилось.
— Двадцать лет вместе — и не сложилось? Дарья, образумься. Мужчины все такие. Налево сходил — ну и что? Главное, что домой вернулся.
Я молча слушала материнский монолог, сжимая телефон так, что побелели костяшки пальцев.
— Ты подумай о семье. О том, как это выглядит со стороны. Снежана, кстати, за тебя переживает. Звонила, спрашивала, как ты.
Конечно, переживает. Интересно же, расскажу я или нет.
— Мам, мне пора.
— Дочка, прошу тебя. Подумай еще раз. Ради меня хотя бы. Я не переживу развода в семье.
— Прости.
Я отключилась и долго сидела на краю дивана, уставившись в одну точку. Оксана вышла из ванной, обмотанная полотенцем.
— Мать звонила?
— Угу.
— Что говорит?
— То же, что и ты. Прости, забудь, все мужики такие.
Подруга села рядом.
— Слушай, может, они правы? Ну подумай сама — найдешь ли ты еще кого-то в сорок два года? Мужиков нормальных днем с огнем. А этот хоть свой, привычный.
Что-то оборвалось внутри. Я посмотрела на Оксану — на ее участливое лицо, на руку, лежащую на моем плече, — и вдруг поняла, что даже она не на моей стороне. Никто не на моей стороне. Потому что никто не знает правды.
А если узнают? Что тогда? Скандал на всю семью. Мама не переживет. Снежану все возненавидят. А я стану той, кто разрушил семью.
Следующие дни слились в один сплошной кошмар. Андрей караулил меня везде — у работы, у магазина, у подъезда Оксаны. Появлялся с цветами, с подарками, с жалобными речами. Окружающие смотрели на нас с интересом и сочувствием. К нему — сочувствием. Ко мне — с осуждением.
— Ну что ты мучаешь мужика? — сказала мне соседка Оксаны, встретив в подъезде. — Видишь, как раскаивается?
— Это не ваше дело.
— Как же не мое? Люди же видят. Он тут каждый день стоит, как дурак. А ты нос задрала.
Я прошла мимо, стиснув зубы.
Вечером того же дня встретила Андрея у супермаркета. Он преградил мне дорогу, протянул очередной букет.
— Даша, пожалуйста. Давай поговорим.
— Отойди.
— Я не могу без тебя. Понимаешь? Это была ошибка. Глупость. Я люблю только тебя.
Рядом остановились две женщины с авоськами. Одна толкнула другую локтем, обе уставились на нас.
— Даша, прошу тебя. Дай мне шанс все исправить.
— Ты уже все исправил, — я попыталась обойти его, но Андрей схватил меня за руку.
— Что тебе еще надо? Я же признаю вину! Что еще я должен сделать?
Голос его становился все громче. Женщины придвинулись ближе, не скрывая любопытства.
— Отпусти меня.
— Скажи, что простишь! Скажи!
Если бы они знали, с кем ты мне изменил. Если бы знали.
Я дернула руку, пакет с продуктами выскользнул и упал на асфальт. Что-то внутри звякнуло — наверное, разбилась банка с огурцами.
Я подняла пакет. Рука дрожала. Внутри что-то осталось целым, но острый край разбитой банки царапнул ладонь. Тонкая красная полоска проступила на коже.
— Я ухожу, — пробормотала я и пошла прочь, не оборачиваясь.
Дома (я уже называла квартиру Оксаны домом) я заперлась в ванной и долго стояла над раковиной, глядя на свое отражение. Бледное лицо. Потухшие глаза. Сжатые губы.
Кто я теперь? Жена? Нет, уже нет. Сестра? Тоже нет. Что от меня осталось?
Царапина на ладони саднила. Я подставила руку под холодную воду, смотрела, как розовая струя стекает в слив.
На следующий день позвонила Снежана.
— Даш, давай встретимся? Поговорим?
Я долго молчала, прежде чем ответить.
— Зачем?
— Ну как зачем? Ты моя сестра. Я переживаю за тебя.
Переживаешь. Конечно.
— Хорошо. В кафе на Садовой, в шесть.
Я пришла первой. Села у окна, заказала кофе, который не стала пить. Снежана появилась через десять минут — в новом пальто, с аккуратной укладкой, свежим маникюром. Выглядела она прекрасно. Я с трудом удержалась, чтобы не вцепиться ей в волосы.
— Привет, — она села напротив, положила телефон на стол экраном вниз. — Как ты?
— Нормально.
— Не похоже. Ты сильно похудела.
— Развод. Стресс. Бывает.
Снежана помолчала, покрутила в пальцах ложечку.
— Слушай, я знаю, что ты сейчас через многое проходишь. Но, может, не стоит рубить с плеча? Андрей же хороший мужик. Один раз ошибся — ну с кем не бывает?
Я смотрела на сестру и думала, как она может сидеть напротив меня, говорить все это и не сгорать со стыда.
— Ты серьёзно?
— Мама мне рассказала. И Андрей, кстати, тоже звонил.
Ах да. Конечно, звонил. Вы же теперь близкие друзья.
— Что он тебе сказал?
— Что сожалеет. Что готов на всё, лишь бы ты вернулась. Даша, ты же понимаешь, как редко мужики так раскаиваются?
Я сжала кулаки под столом. Ногти впились в ладонь — как раз туда, где была царапина.
— Не лезь не в своё дело.
— Как не моё? Ты моя сестра. Единственная. Я не хочу, чтобы ты совершила ошибку.
Снежана протянула руку через стол, накрыла мою. Я увидела золотой браслет на ее запястье — тот самый, который подарила ей год назад — и отдернула руку, будто обожглась.
— Что такое? — сестра нахмурилась.
— Ничего. Мне пора.
— Дашуль, подожди. Давай нормально поговорим. Ты же не можешь всё время от всех прятаться.
Я встала, схватила сумку.
— Могу. И буду.
— Даш!
Но я уже шла к выходу, с трудом сдерживая подступающую истерику. На улице вдохнула полной грудью холодный воздух, оперлась о стену кафе. Руки тряслись. В кармане куртки нащупала смятое письмо — то самое, которое написала Андрею неделю до того, как застала их. Я вытащила его, посмотрела на измятую бумагу.
Я скучаю по тебе, даже когда мы рядом. Давай проводить больше времени вместе. Я хочу, чтобы ты знал — ты самое важное, что есть в моей жизни.
Какой же я была дурой.
Вечером мама прислала длинное голосовое сообщение.
— Дарья, я с тобой серьезно говорю. Хватит дурить. Снежана сказала, что ты с ней даже нормально поговорить не захотела. Что за детский сад? Мы же семья. Семью не выбирают, но и не бросают из-за какого-то недоразумения. Андрей хороший мужик, работящий. Таких днем с огнём. В твоем возрасте уже не выбирают, запомни. Позвони мне, когда образумишься.
Я дослушала до конца и удалила сообщение.
Ночью не могла уснуть. Лежала на диване у Оксаны, смотрела в потолок и думала о том, что завтра будет то же самое. И послезавтра. И дальше. Андрей будет караулить с цветами. Мама — звонить и читать нотации. Снежана — изображать заботливую сестру. Оксана — вздыхать и намекать, что я слишком гордая.
А я буду молчать. Потому что сказать правду — значит разрушить всё окончательно. И тогда я останусь совсем одна.
Но разве я не одна уже сейчас?
Под утро я встала, прошла на кухню. Включила свет. На столе лежал листок бумаги — список покупок, который Оксана написала вчера. Я перевернула его, взяла ручку.
«Мама. Я не могу тебе объяснить, почему не прощу Андрея. Но знай — у меня есть причины. Веские. Не проси меня вернуться. Пожалуйста».
Написала, перечитала, скомкала и выбросила в мусорное ведро.
Потом достала из кармана куртки то старое письмо Андрею. Разгладила его на столе, посмотрела на строчки, написанные месяц назад. Женщиной, которая верила в любовь и преданность. Которая думала, что самые близкие люди никогда не предадут.
Я порвала письмо на мелкие кусочки.
На столе лежал рваный ремешок от часов — тех, что перестала носить после той ночи. Я взяла его, сжала в кулаке. Кожа была мягкой, стертой. Мы с Андреем купили эти часы вместе, на годовщину свадьбы. Десять лет назад. Когда все еще было хорошо.
Я бросила ремешок в мусорное ведро. Следом отправила осколок от разбитой банки, который почему-то притащила домой вчера.
Стало легче. Не сильно, но хоть чуть-чуть.
За окном светало. Где-то во дворе пели птицы. Шумел редкий утренний транспорт.
Может, я и правда никому больше не смогу доверять. Но себе — смогу. Я выдержу это.
Через неделю развод был оформлен. Я нашла себе комнату — маленькую, тесную. Собрала вещи, попрощалась с Оксаной.
— Ты уверена? — спросила подруга. — Может, еще подумаешь?
— Нет. Спасибо тебе за все.
Она обняла меня на прощание.
— Держись, Дашка. И позвони, если что.
Я кивнула, взяла сумку и вышла на улицу.
Было раннее утро. Солнце только поднималось, окрашивая небо в нежные розовые тона. Я шла по улице, вдыхая прохладный воздух, и думала о том, что впереди — пустота. Но это моя пустота. Честная.
Автобус подъехал через минуту. Я села у окна, посмотрела на свое отражение в стекле. Усталое лицо, но в глазах появилось что-то новое. Не надежда, нет. Пока не надежда. Но, может быть, её зачатки.
