— Где моя собака, пока я лежала в больнице?! — Инга стояла посреди гостиной, опираясь на трость, и её голос дрожал не от слабости, а от ярости, которую она больше не могла сдерживать.
Алексей замер у входа с пакетами продуктов в руках. Улыбка медленно сползла с его лица, уступая место растерянности и чему-то похожему на страх. Он знал, что этот момент настанет. Готовился к нему. Но не ожидал такой реакции.
Три часа назад Инга вышла из больницы после операции на колене. Врачи предупреждали — минимум месяц на восстановление, никаких нагрузок, полный покой. Она думала только об одном: скорее домой, к Рексу. Её старый немецкий дог прожил с ней пятнадцать лет. Пятнадцать лет он встречал её у двери, радостно виляя хвостом и издавая довольное пыхтение. Он был рядом, когда умерла мама. Он грел её своим тёплым боком в самые страшные ночи одиночества. Он был её семьёй задолго до того, как в её жизни появился Алексей.
Когда такси подъехало к дому, сердце Инги забилось чаще. Она представляла, как откроет дверь, и Рекс, несмотря на свой почтенный возраст, всё равно попытается подняться со своей лежанки, чтобы встретить её. Она уже чувствовала запах его шерсти, тепло его морды в своей ладони.
Но дверь открылась в пустоту.
В квартире было тихо. Слишком тихо. Запах собаки исчез, словно его и не было. Вместо него витал химический аромат моющего средства. Инга прошла в гостиную, волоча больную ногу. Угол, где всегда стояла большая плетёная лежанка Рекса, был пуст. Пол блестел чистотой.
На кухне не было его мисок. Она открыла шкафчик под раковиной. Обе миски лежали там, вымытые до блеска и перевёрнутые друг в друга. Так убирают вещи, которые больше не понадобятся.
Инга не плакала. Она просто села в кресло и стала ждать. Ждать, когда муж вернётся с работы и объяснит, куда делась её собака.
Теперь он стоял перед ней, и его лицо выражало смесь вины и раздражения.
— Инга, давай спокойно поговорим, — начал он, стараясь держать голос ровным. — Ты только из больницы, тебе нельзя нервничать. Я всё объясню.
— Объясни, — её голос был ледяным. — Объясни, куда ты дел моего пса, пока я была на операционном столе.
Алексей тяжело вздохнул и начал говорить, явно повторяя заранее заготовленную речь.
— Послушай, врачи же сказали — тебе нужен абсолютный покой. Стерильность. Реабилитация. А Рекс… ну, ты же сама видела, ему уже было тяжело. Он еле ходил, шерсть везде, запах. Это негигиенично. Я подумал, что так будет лучше для всех. Для тебя в первую очередь.
— Куда ты его дел? — повторила Инга, и каждое слово было как удар молотка.
— Я нашёл ему хорошую семью, — быстро сказал Алексей. — В деревне. У них большой дом, свой двор. Рексу там будет лучше, чем в четырёх стенах. Свежий воздух, пространство. Он сможет гулять, бегать на воле…
Инга смотрела на него, и в её глазах разгорался огонь.
— Бегать на воле? — медленно повторила она. — Рексу пятнадцать лет. Он еле ходит. Он весь свой мир видел в этой квартире. Он привязан ко мне, а не к каким-то чужим людям в деревне!
— Ты преувеличиваешь! — возмутился Алексей. — Это же просто собака! Я подумал о твоём здоровье, о твоей безопасности. Ты могла споткнуться о него, упасть, повредить колено ещё сильнее. Я заботился о тебе!
Слова «просто собака» упали в тишину как приговор. Инга почувствовала, как внутри неё что-то окончательно обрывается. Не ниточка, не верёвка — целый канат, который связывал её с этим человеком.
— Заботился обо мне? — её голос стал тише, но от этого ещё страшнее. — Ты вырвал моё сердце, пока я лежала под ножом, а теперь говоришь о заботе?
Она схватила с дивана тяжёлую подушку и швырнула в него. Подушка упала к его ногам. Это было жалко и смешно, и от этого её ярость только усилилась. Рука потянулась к журнальному столику. Стопка глянцевых журналов об архитектуре, которые Алексей так любил, с грохотом полетела на пол.
— Угомонись! — закричал он. — Ты ведёшь себя неадекватно! Из-за чего весь этот скандал? Из-за старого больного животного! Тебе нужно думать о себе, а не о собаке!
Инга замерла. Эти слова — «старое больное животное» — прозвучали как пощёчина. Она вдруг почувствовала необыкновенную ясность. Спорить бесполезно. Он не понимает. И никогда не поймёт.
Опираясь на трость, она медленно двинулась через комнату. Каждый шаг отдавался острой болью в колене, но она будто не замечала этого. Алексей следил за ней с нарастающей тревогой.
— Инга, что ты делаешь? — спросил он, когда она подошла к старому комоду из тёмного дерева.
Это был его комод. Доставшийся от деда. Его гордость. А в верхнем ящике хранилось то, что он ценил больше всего на свете — коллекция часов. Старинных, дорогих, некоторые антикварных. Он никогда их не носил, но часами мог протирать мягкой тряпочкой, рассматривая на свету.
Инга открыла ящик. Внутри, на велюровой подкладке, ровными рядами лежали коробки с часами. Она взяла первую — большую, обтянутую тёмно-зелёным бархатом.
— Не смей, — прошипел Алексей, делая шаг вперёд.
Она посмотрела ему в глаза. Её лицо было абсолютно спокойным. Затем открыла коробку и перевернула её. Золотой хронограф, часы его деда, с глухим звуком упали на паркет.
Лицо Алексея исказилось.
— Инга, нет…
Она не слушала. Подняла трость и поставила её резиновый наконечник прямо на сапфировое стекло часов. Потом, перенеся на трость весь свой вес, со всей силы надавила.
Раздался хруст. Сухой, отчётливый. Звук ломающегося стекла, сминающегося металла, рвущихся шестерёнок. Инга медленно отняла трость. На полу, в ореоле осколков, лежали останки золотого хронографа. Стрелка застыла под неестественным углом. Время остановилось навсегда.
Алексей смотрел на часы, потом на неё, потом снова на часы. Его лицо стало пепельно-серым. Из горла вырвался сдавленный хрип.
— Они тоже были старые, — тихо произнесла Инга. — И занимали много места.
Его собственные слова. Его жалкое оправдание. Она вернула их ему, как зеркало. Алексей понял. И это понимание ударило его сильнее любого крика.
Рука Инги потянулась к следующей коробке.
— Нет! — Алексей рванулся вперёд, упал на колени и начал судорожно выгребать коробки из ящика, прижимая их к груди. — Не трогай! Не смей!
Инга отпустила коробку. Она уже сделала то, что хотела. Посмотрела на него сверху вниз — на его съёжившуюся фигуру, на лицо, искажённое страданием.
— Ты знаешь, что это было? — его голос дрожал. — Это память моего деда! Ты растоптала память!
Она продолжала смотреть на него без жалости.
— А Рекс был моей памятью. Пятнадцать лет. Он был со мной, когда умерла мама. Он грел меня, когда я не хотела жить. Ты уничтожил не старую собаку. Ты стёр пятнадцать лет моей жизни. А я уничтожила всего лишь старые часы.
Больше она не сказала ни слова. Развернулась и медленно пошла в спальню. Боль в колене вернулась, острая и безжалостная, но это была просто физическая боль. Настоящая боль была внутри — огромная зияющая пустота там, где раньше был Рекс.
Алексей остался на коленях посреди гостиной. Он смотрел на осколки часов и понимал: что-то непоправимо сломалось. Не только механизм хронографа. Сломалось что-то большее.
Следующие дни прошли в тяжёлом молчании. Инга почти не выходила из спальни. Алексей пытался заговорить с ней несколько раз, но каждый раз натыкался на ледяную стену безразличия. Она смотрела на него так, словно видела насквозь, и в этом взгляде не было ни любви, ни ненависти. Только пустота.
На третий день Алексей не выдержал. Он вошёл в спальню и сел на край кровати.
— Инга, мы не можем так жить, — начал он. — Я понимаю, что ты злишься. Но давай попробуем всё исправить. Я найду Рекса. Верну его. Ты права, я не имел права распоряжаться за тебя.
Она продолжала смотреть в окно.
— Я позвоню тем людям сегодня же, — продолжал он. — Заберу пса обратно. Договорились?
Инга медленно повернула голову и посмотрела на него. В её глазах появилось что-то новое. Не надежда. Недоверие.
— Позвони, — коротко бросила она.
Алексей достал телефон. Набрал номер. Долгие гудки. Потом женский голос на том конце провода.
— Алло? Да, помню. Собака? Она у нас. Вы хотите её забрать? — пауза. — Понимаете, мы уже привыкли к ней. Дети полюбили. Может, оставите? — ещё пауза. — Хорошо, хорошо. Приезжайте завтра. Заберёте.
Он положил трубку и с облегчением посмотрел на жену.
— Завтра заберу. Всё будет хорошо, увидишь.
Инга ничего не ответила. Но что-то в её взгляде изменилось. Ледяная корка начала таять.
На следующий день Алексей уехал рано утром. Обещал вернуться к обеду с Рексом. Инга осталась дома одна. Она сидела в гостиной и смотрела на дверь. Время тянулось мучительно медленно.
Ключ повернулся в замке ровно в час дня. Дверь открылась. На пороге стоял Алексей. Один.
Инга поднялась с кресла, опираясь на трость.
— Где он? — её голос был опасно тихим.
Алексей избегал её взгляда.
— Они передумали. Отказались отдавать. Сказали, что дети плакали всю ночь, когда узнали. Что уже привязались.
— Ты звонил им вчера. Они согласились.
— Да, но сегодня… — он беспомощно развёл руками. — Я не мог забрать пса у плачущих детей, Инга. Пойми.
Она молчала. Просто смотрела на него. И в этой тишине, в этом взгляде было столько всего, что Алексей почувствовал, как по спине пробегает холодок.
— Ты врёшь, — наконец произнесла она. — Ты изначально не собирался его возвращать. Ты солгал мне вчера, чтобы я успокоилась. Ты надеялся, что я смирюсь.
— Это не так! — вспыхнул он. — Я действительно ездил! Но что я мог сделать? Выхватить собаку у детей из рук?
— Дай мне их номер, — потребовала Инга. — Я сама позвоню.
— Зачем? Это ничего не изменит.
— Дай номер, Алексей.
Он замялся. Потом достал телефон и продиктовал цифры. Инга набрала. Долгие гудки. Потом женский голос.
— Алло?
— Добрый день. Вы брали собаку, немецкого дога по кличке Рекс?
Пауза на том конце.
— Какого дога? Я ни о чём таком не знаю. Вы не туда попали.
— Но вы вчера говорили с моим мужем!
— Я вчера ни с кем не говорила о собаках. Вы ошиблись номером.
Щелчок. Гудки.
Инга медленно опустила трубку. Посмотрела на Алексея. Он стоял, опустив глаза, и его лицо было виноватым и одновременно упрямым.
— Ты не только избавился от Рекса, — её голос был ровным, почти спокойным. — Ты ещё и дважды соврал мне в лицо. Вчера — что вернёшь. Сегодня — что ездил. Ты сочинил историю про детей и слёзы. Ты смотрел мне в глаза и врал. Снова и снова.
— Инга, я просто хотел, чтобы ты успокоилась! — сорвался он. — Чтобы перестала изводить себя из-за собаки! Да, я не ездил. Да, номер был случайный. Но я сделал это ради тебя! Ради твоего же блага!
Она стояла и смотрела на него. На человека, с которым прожила семь лет. Семь лет брака. Она думала, что знает его. Думала, что может доверять ему. Но этот человек оказался способен предать её в самый трудный момент. Способен выкинуть то, что она любила. Способен смотреть ей в глаза и врать. Снова и снова.
— Уходи, — тихо сказала она.
— Что?
— Уходи из этой квартиры. Сейчас. Собери вещи и уходи.
— Ты не можешь меня выгнать! Это моя квартира тоже!
— Квартира оформлена на меня. Досталась от мамы. Так что я могу. Уходи, Алексей. Немедленно.
Он смотрел на неё, пытаясь понять, шутит ли она. Но лицо Инги было серьёзным и непреклонным.
— Из-за собаки? — недоверчиво спросил он. — Ты разрушаешь нашу семью из-за какого-то пса?
— Нет, — покачала головой Инга. — Не из-за Рекса. Из-за тебя. Из-за того, кем ты оказался. Человеком, который принимает решения за других. Который предаёт доверие. Который врёт, глядя в глаза. С таким человеком я не хочу жить.
Алексей открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле. Он развернулся и пошёл в спальню собирать вещи.
Через час он вышел с сумкой. Остановился у двери.
— Ты пожалеешь об этом, — сказал он.
— Я уже жалею, — ответила Инга. — Жалею, что не увидела раньше, кто ты на самом деле.
Дверь захлопнулась.
Прошло две недели. Инга постепенно восстанавливалась после операции. Каждый день делала упражнения, ходила на процедуры. Квартира больше не казалась домом. Она была пустой. Слишком пустой.
Однажды вечером в дверь позвонили. Инга открыла, опираясь на трость. На пороге стоял незнакомый мужчина лет пятидесяти, в джинсах и потёртой куртке.
— Вы Инга? — спросил он.
— Да. А вы кто?
Мужчина неловко переминался с ноги на ногу.
— Меня зовут Виктор. Я… это странно. Но я думаю, у меня ваша собака.
Инга замерла. Сердце бухнуло так громко, что она услышала его стук в ушах.
— Рекс? — прошептала она.
— Не знаю, как его зовут. Немецкий дог, старый. Нашёл его две недели назад на обочине трассы. Он лежал, не двигался. Подумал, что сбила машина. Отвёз к ветеринару. Врач сказал, что пёс просто обессилен. Голодный, обезвоженный. Как будто его бросили. На ошейнике была бирка с вашим адресом.
Инга не помнила, как оказалась в его машине. Они ехали на окраину города, где Виктор снимал небольшой дом. Всю дорогу она молчала, зажав руки в кулаки.
Виктор остановил машину у ворот.
— Он в сарае. Я сделал ему тёплое место. Кормил. Но он почти не ест. Всё время лежит и смотрит на дверь. Словно кого-то ждёт.
Инга вышла из машины и, превозмогая боль в колене, зашагала к сараю. Виктор открыл дверь.
Рекс лежал на старом одеяле в углу. Огромный, грустный, постаревший за эти две недели ещё сильнее. Когда дверь открылась, он даже не поднял голову. Только глаза повернулись к входу.
И тут он увидел её.
Инга не знала, что старая собака может двигаться так быстро. Рекс рывком поднялся и бросился к ней, издавая жалобные скулящие звуки. Он ткнулся мордой ей в ноги, в руки, в живот. Его огромное тело дрожало. Он скулил, повизгивал, тыкался носом, вылизывал её руки.
Инга упала на колени рядом с ним, не обращая внимания на боль. Обняла его за шею и уткнулась лицом в тёплую шерсть. И только тогда заплакала. Впервые за все эти недели. Рекс продолжал скулить, лизать её лицо, прижиматься всем телом, словно боялся, что она снова исчезнет.
— Прости меня, мальчик, — шептала Инга сквозь слёзы. — Прости. Я не знала. Я бы никогда… Никогда не позволила.
Они сидели так, обнявшись, долго. Виктор стоял в дверях и смотрел на них с грустной улыбкой.
— Заберёте его? — спросил он наконец.
— Конечно, — Инга подняла заплаканное лицо. — Спасибо вам. Спасибо, что спасли его. Я не знаю, как отблагодарить.
— Да ладно, — смутился Виктор. — Я просто не мог пройти мимо. Хорошо, что всё так закончилось.
Дома Инга постелила Рексу его старую лежанку. Достала миски из шкафа. Накормила, напоила. Рекс ел жадно, но всё время поглядывал на неё, словно проверяя, что она никуда не делась.
Потом он лёг на лежанку, положил морду на лапы и закрыл глаза. Инга села рядом на полу и гладила его по голове. Рекс тяжело дышал, его бок мерно поднимался и опускался.
Она понимала, что времени у них осталось немного. Он был слишком стар. Пережитый стресс подорвал его силы окончательно. Но он был дома. Рядом с ней. И это было главное.
Алексей позвонил через несколько дней. Просил встретиться, поговорить. Инга отказала. Они разговаривали через юриста. Развод оформили быстро и без лишних слов.
Рекс прожил ещё три месяца. Три драгоценных месяца, которые Инга провела рядом с ним. Она работала из дома, чтобы не оставлять его одного. Гладила, разговаривала, кормила с рук, когда он совсем ослабел.
Когда пришло время, она была рядом. Держала его за лапу и шептала, какой он хороший, какой умный, как сильно она его любит. Рекс смотрел на неё до последнего момента. И умер, положив морду ей на колени.
Прошёл год. Инга полностью восстановилась после операции. Вышла на работу. Жила одна в своей квартире. Иногда было одиноко. Но она больше не чувствовала той зияющей пустоты, которая появилась, когда Рекс исчез.
Она навещала его могилу каждые выходные. Сажала цветы. Рассказывала, как прошла неделя.
Однажды, возвращаясь с кладбища, она зашла в приют для животных. Просто так, без цели. Ходила между вольерами, смотрела на собак. И тут увидела его.
Молодой дог, года три, не больше. Палевый окрас, умные глаза. Он сидел в углу вольера и смотрел на неё. Не прыгал, не лаял. Просто смотрел.
— Его зовут Граф, — сказала сотрудница приюта. — Хозяева отказались. Сказали, что он слишком большой для их квартиры. Он очень спокойный, воспитанный. Ждёт уже полгода.
Инга подошла ближе. Граф встал и медленно подошёл к решётке. Она протянула руку. Он осторожно понюхал, потом лизнул её пальцы.
— Я возьму его, — сказала Инга.
Сотрудница улыбнулась.
— Отлично. Оформим документы.
Дома Граф осторожно обошёл квартиру, всё обнюхал. Потом подошёл к углу, где когда-то стояла лежанка Рекса. Инга постелила туда новую. Граф лёг, положил морду на лапы и вздохнул.
Инга присела рядом и погладила его по голове.
— Добро пожаловать домой, мальчик, — тихо сказала она.
Граф закрыл глаза.
В квартире снова пахло собакой. Снова было тепло. Снова была жизнь.
А где-то далеко, в другом городе, Алексей сидел в съёмной квартире и смотрел на раздавленный золотой хронограф, который так и не смог починить. Он думал о том, что отдал бы все свои часы, всю свою коллекцию, только чтобы вернуть время назад. Чтобы сделать всё по-другому.
Но время не возвращается. Особенно когда его сломал собственными руками.
