— Бабушкину квартиру продавать не будем, не надейся — заявила Таня мужу.
Иван поперхнулся чаем. Чашка дрогнула в руке.
— Как это не будем? А деньги на машину где брать?
Таня смотрела в окно. Там, внизу, бегали дети во дворе. Кричали что-то про индейцев и ковбоев. Беззаботно так кричали…
— Не знаю. Но квартиру — не продам.
Она сама не понимала, откуда эта уверенность. Вчера ещё соглашалась. Даже объявление начали составлять. «Однокомнатная, теплая, светлая…»
Но утром проснулась — и поняла. Нельзя.
Иван встал из-за стола. Прошелся по кухне. Три шага туда, три обратно. Их кухня была как пенал. Узкая до безобразия.
— Тань, ты же сама говорила! Машина нужна, с работы добираться замучилась, автобусы…
— Говорила — кивнула она. — А теперь не передумала.
Он остановился. Посмотрел на жену. Она сидела спиной к нему, руки сложены на коленях. Плечи напряжены.
— Что случилось-то?
Таня молчала. Как объяснить? Что сегодня утром, когда луч солнца упал на старый комод бабушки, она вдруг почувствовала… Как будто что-то оборвалось внутри. Струна какая-то.
Бабушка скончалась три месяца назад. Оставила ей однокомнатную квартиру в старом доме. С деревянными окнами, скрипучими полами и батареями, которые грели как печка.
— Там же ремонт делать надо — продолжал Иван. — Обои отклеиваются, сантехника древняя…
— Сделаем.
— На что? У нас денег нет!
— Найдём.
Он сел напротив. Взял её руки в свои.
— Таня, объясни мне. Что происходит?
Она подняла глаза. Посмотрела на мужа. Хороший он. Работящий. Только… Только он не понимает некоторых вещей. Не чувствует.
— Вчера снилась бабушка.
— И?
— Она стояла у окна. В той квартире. И говорит: «Не отдавай, Танюша. Это твоё место в этом мире.»
Иван вздохнул. Отпустил её руки.
— Сны… Тань, это просто сны.
— Не просто.
Он встал опять. Походил. Слышно было, как тикают часы в комнате. Старые, с кукушкой. Тоже бабушкины.
— А может, сдавать? — неуверенно предложил Иван. — Квартиру в аренду…
Таня качнула головой.
— Тоже нет.
— Почему?!
Она встала. Подошла к окну. Дети внизу уже разбежались. Двор опустел. Только старушка на лавочке сидела с пакетиком семечек.
— Помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросила Таня.
— При чём тут это?
— Помнишь?
Иван смягчился. Подошел. Обнял за плечи.
— Конечно помню. На автобусной остановке. Ты книжку читала…
— «Сто лет одиночества». И плакала над ней.
— Да, плакала. Я подумал — сумасшедшая какая-то.
Таня улыбнулась.
— А подошел всё равно.
— Подошел. Предложил платок.
Она обернулась к нему.
— А знаешь, о чем я думала, когда читала? О том, что у каждого человека должно быть место. Своё единственное место. Где он может быть собой.
Иван нахмурился.
— И что?
— Эта квартира — моё место, Ваня.
Она видела, как он борется с собой. Хочет понять, но не может. Для него квартира — это просто стены, потолок, пол. Можно продать, купить другую. А для неё…
Для неё эта квартира пахла бабушкиными пирожками. Помнила её детские слёзы и смех. Хранила тайны первой влюбленности. В углу до сих пор стояла швейная машинка «Зингер», за которой бабушка просиживала вечерами.
— Там же ничего особенного нет — тихо сказал Иван.
— Есть. Там есть память. Моё детство.
Он отошел от окна. Сел за стол.
— А я? А мы? А наша совместная жизнь?
Таня повернулась к мужу.
— Это не против нас. Это… это как корни. Понимаешь?
— Нет, не понимаю! — вспылил он. — У нас кредиты, съемная квартира… А ты о каких-то корнях!
— Ваня…
— Нет! — Он стукнул кулаком по столу. — Мне тридцать лет! Я хочу нормально жить! Хочу свою машину, хочу в отпуск ездить, хочу детей завести наконец!
— А я не хочу?
— Не знаю! Видимо, квартира бабушкина важнее!
Таня почувствовала, как что-то ломается внутри. Не струна — что-то большее. Основание какое-то.
— Не говори так.
— А как говорить? Ты выбираешь призраков вместо живого мужа!
Она закрыла глаза. В голове мелькнули обрывки: бабушкины руки, замешивающие тесто. Запах ванили. Солнечные зайчики на стене. Шепот: «Танюша, ты умница моя…»
— Это не призраки — прошептала она. — Это память.
Иван встал. Пошел к двери.
— Память не кормит.
— Куда ты?
— На работу.
Дверь хлопнула.
Таня осталась одна. Села за стол.
Зазвонил телефон.
— Танечка? — голос мамы был встревоженный. — Ты как? Решили что-то с квартирой?
— Решили. Не продаём.
— А Ваня согласен?
Таня промолчала.
— Танечка, ты там?
— Да, мам.
— Слушай… А может, он прав? Молодые вы, жизнь впереди…
— Мам, а ты помнишь, как бабушка рассказывала про дедушку?
— Что именно?
— Как он с войны вернулся. И первым делом пошел не к нам домой, а к старому дому. К тому, где детство прошло.
Мама помолчала.
— Помню. Говорила, что стоял и плакал возле развалин старого дома.
— Вот именно.
— Танюша…
— Я не могу, мам. Не могу продать.
Вечером Иван не вернулся. Прислал эсэмэску: «Останусь у Сергея. Подумаю.»
Таня легла спать одна. Лежала, смотрела в потолок. Думала о том, что вот так, наверное, и рушатся браки. Не из-за измен и скандалов. А из-за того, что люди вдруг обнаруживают — они смотрят на мир по-разному.
Для него квартира — товар. Для неё — душа. И никто не виноват. Просто… просто так случается.
На следующее утро она проснулась рано. Оделась. Взяла ключи. Поехала к бабушкиной квартире.
Открыла дверь. Вошла. Постояла посреди комнаты.
— Ну что, бабуль? — сказала вслух. — Совсем меня запутала…
Тишина.
А потом… Потом она увидела на подоконнике свежий росток в цветочном горшке. Маленький, зеленый.
И поняла. Некоторые вещи нельзя объяснить словами. Можно только чувствовать.
Достала телефон. Набрала Ивану.
— Ваня? Приезжай. Нам надо поговорить.
— О чем?
— О том, как мы будем жить дальше. Вместе. И с квартирой.
В трубке молчание.
— Приезжай — повторила она. — У меня есть идея.
Иван приехал через полчаса. Поднялся по скрипучей лестнице. Постучал в дверь негромко — как-то неуверенно.
Таня открыла. Он стоял с опущенными плечами. Не выспался, видно.
— Заходи.
Он вошел. Огляделся. Квартира встретила их солнечными пятнами на полу и тишиной.
— Слушай — начал было Иван.
— Подожди. — Таня взяла его за руку. — Сначала посмотри.
Она провела его к окну. Показала на росток.
— Видишь?
— Цветок какой-то…
— Не цветок. Жизнь. Сама по себе пробивается.
Иван посмотрел на жену.
— Тань, при чём тут…
— Сядь. — Она указала на старое кресло бабушки. — Просто сядь и послушай.
Он сел. Кресло приняло его мягко, привычно. Скрипнуло слегка.
— Я всю ночь думала — начала Таня. — О нас. О том, что происходит.
Она села напротив. На табуретку, где раньше бабушка нитки наматывала.
— И поняла. Мы оба правы. И оба неправы.
— Как это?
— Ты прав — нам нужны деньги. Машина. Нормальная жизнь. А я права — эту квартиру продавать нельзя.
Иван повернулся к ней.
— Знаешь, что я вчера понял? У Сергея сидел, пиво пили…
— Что?
— Что я не хочу тебя заставлять. Если тебе эта квартира так важна… Как память… Черт с ней, с машиной.
Таня улыбнулась.
— А знаешь, что я поняла? Что любовь — это когда можешь найти решение. Даже если сначала кажется, что его нет.
Он обнял её. Крепко так. По-настоящему.
— Я рада, что ты пришёл к этому решению. Слушай дальше. У меня для тебя есть ещё одна новость.
Она открыла верхний ящик. Достала старую шкатулку. Бабушкину.
— Смотри.
Открыла. Там лежали документы. Свидетельство о собственности. И ещё что-то.
— Что это?
— Завещание. Полное. — Таня достала листок. — Бабушка оставила мне не только квартиру…
Иван взял бумагу. Читал молча. Глаза становились всё больше.
— Дача?! У твоей бабушки была дача?!
— Была. Маленькая. Шесть соток. Домик. Вишня, несколько яблонь.
— Ты знала?
— Нет. Вчера нотариус, которая хорошо знала мою бабушку позвонила. Говорит, все документы готовы, можно оформлять. Тогда всё подробно и узнала.
Иван перечитал завещание.
— Значит… Значит дачу можно продать?
Таня кивнула.
— Можно. И машину купить. И на ремонт здесь останется. А потом мы сможем переехать сюда жить…
Он встал. Обошел комнату. Остановился у швейной машинки.
— А почему ты сразу не сказала?
— Потому что… — Таня подошла к нему. — Потому что хотела, чтобы ты тоже принял своё решение. И понять, что важнее — твоя правота или моя.
— И что поняла?
— Да. Что мы можем быть правы вместе. Поехали дачу смотреть?
— Поехали.
Они стояли, обнявшись посреди старой квартиры. Солнце освещало их лица. Росток на подоконнике тянулся к свету.
— А знаешь — сказал вдруг Иван, — а может, на даче тоже что-нибудь растет само по себе?
Таня засмеялась.
— Обязательно растет. У бабушки много чего росло.
Они закрыли квартиру. Пошли вниз по лестнице. Иван нёс шкатулку с документами.
— Слушай — остановился он на площадке, — а ты действительно бабушку во сне видела?
Таня помолчала.
— Не во сне.
— Как не во сне?
— Просто… почувствовала. Что она не хочет, чтобы я квартиру продавала.
— А дачу хочет?
— Дачу… можно.
Иван покачал головой.
— Ничего не понимаю в ваших женских штучках.
— И не надо понимать. Надо просто доверять.
Они вышли на улицу. День был солнечный. Теплый. Настоящий весенний день.
— Знаешь, о чем думаю? — сказала Таня.
— О чём?
— О том, что иногда жизнь сама подсказывает решение. Надо только не торопиться. И слушать.
Иван остановился. Поставил шкатулку на лавочку.
— Тань… Прости меня. За вчерашнее.
— За что?
— За то, что кричал. За то, что не понимал.
Она кивнула.
— Мы оба не понимали. Но разобрались. Главное — разобрались.
Он поцеловал её. Прямо посреди двора. Не стесняясь старушек на лавочках.
— Поехали дачу смотреть — повторил он.
— Поехали. Может, там яблони цветут.
— А может, огурцы растут.
— Огурцы ещё посадить нужно, дурачок.
— А вдруг? У твоей бабушки могло быть всё что угодно.
Они шли к автобусной остановке. Та самая, где когда-то познакомились.
Автобус подошел как раз вовремя. Они сели у окна. Поехали к новой жизни. К даче под Клином. К яблоням, которые, может быть, цветут.
А в старой квартире росток в горшке на подоконнике потянулся к солнцу ещё сильнее.
Некоторые вещи нельзя объяснить. Можно только принять. И быть благодарным.
