– Мы тут с роднёй решили твой юбилей надо с размахом! К вам приедут тридцать человек! – заявила свекровь, отменяя наши планы. Но она не знала, как я их встречу в день праздника.
Вечер пятницы пах корицей и предвкушением, я только что вынула из духовки шарлотку, и её тёплый, пряный аромат разлетелся по кухни. Олег, мой муж, сидел на диване и листал на ноутбуке фотографии спа-отеля. Через неделю мне исполнялось тридцать пять, и мы решили впервые за много лет совершить побег от родных и близких. Только вдвоем, с массажем, бассейном и тишиной.
— Смотри, Ань, у них даже джакузи на открытой веранде, под соснами, — пробормотал Олег, и я, присев рядом положив голову ему на плечо, окунулась в это счастье. — И ни души вокруг.
В этот момент телефон на столе зазвонил. Свекровь. Олег вздохнул и нажал на громкую связь.
— Анечка, солнышко! — загремел в трубке жизнерадостный голос Тамары Ивановны. — Я тебя заранее поздравляю! Мы тут с родней посовещались и решили — что вам вдвоем-то киснуть в такой день то? Юбилей, тридцать пять лет! Это ж надо с размахом, мы все к вам приедем!
Я замерла, не отрывая взгляда от фотографии джакузи. Сосны на картинке, казалось, сочувственно покачнулись.
— Все — это кто, Тамара Ивановна? — спросила я.
— Ну все наши! — радостно отчиталась она. — Сестра моя, Галя, с мужем и детьми, брат Олега, Серёжа, с семьёй, тетя Клава из Воронежа обещалась приехать, дядя Витя… Ну, человек тридцать наберется! Ты не волнуйся, мы шашлык свой привезём! И огурчиков малосольных! Главное, стол накрой по-человечески, а уж мы повеселимся!
Я посмотрела на Олега, «Свой шашлык». Эта фраза была кодовым названием, которое я выучила за годы брака. Она означала три килограмма мяса на тридцать человек и негласное ожидание, что остальное — пять-шесть салатов, горячая картошка, нарезки, напитки, закуски и торт на всю ораву — материализуется из воздуха силами хозяйки.
В моей голове вспыхнула яркая картинка прошлого «семейного праздника»: гора грязной посуды до потолка, пьяные песни дяди Вити под гитару, его же попытки поцеловать всех женщин, включая фикус, и дети, рисующие фломастерами на светлом диване. И я, с улыбкой Джоконды, курсирующая между кухней и гостиной с подносами, пока все «веселятся».
Глубоко вздохнула, выдыхая из себя мечты о джакузи, и натянула на лицо самую радушную из своих улыбок.
— Тамара Ивановна, какое же это счастье! — произнесла я в трубку с любезностью. — Конечно, жду! Очень-очень!
Как только звонок завершился, он обхватил голову руками.
— Ты… ты согласилась? Аня, это же конец, это не юбилей будет, а обслуживание съезда КПСС.
— Нет, — спокойно ответила я, отрезая кусок ещё теплой шарлотки. — Это начало. А ты, что не рад своей родне?
Он промолчал.
***
Вечером в спальне Олег мерил шагами комнату от окна до двери, я же спокойно сидела на кровати и методично раскладывала содержимое большой домашней аптечки.
— Прямой отказ, — рассуждал он, больше для себя, чем для меня. — Мама тут же обидится, тётя Клава назовет тебя бессердечной змеей. Этот скандал не утихнет до твоего сорокалетия, я тебе гарантирую.
На следующий день, я позвонила золовке Свете, сначала мы, как полагается, обсудили погоду, новые туфли и успехи её сына в школе и лишь потом, как бы между делом, я ввернула, придав голосу нужную долю усталости и тревоги:
— Ой, Свет, у нас тут ЧП на работе, просто завал, да еще и у секретарши нашей, Ленки, сынишка ветрянкой заболел, представляешь? А я с ней вчера полдня в одном кабинете просидела, документы разбирала, нос к носу. Господи, только бы не заразиться в моем-то возрасте, говорят, взрослые так тяжело переносят!
— Ой, да ты что! — ахнула Света. — Ты себя побереги!
Новость, как и ожидалось, ушла в народ, вечером Олег доложил сказал:
— Мне уже дядя Витя звонил из Воронежа, спрашивал, как твое самочувствие и не чешешься ли ты?
В пятницу вечером, накануне торжества, начался второй акт моего спектакля, в этот момент позвонила Тамара Ивановна — контрольный звонок, проверить обстановку.
— Анечка, как ты там? Не раскисай! — бодро прокричала она в трубку. — Мы завтра приедем, мы тебя быстро на ноги поставим, у меня рецепт есть…
Она не предлагала отменить праздник, а собиралась лечить меня прямо во время застолья, на глазах у тридцати человек. Её эгоцентризм был поистине безграничен.
— Спасибо, Тамара Ивановна, вы такая заботливая, — пролепетала я слабым голосом и повесила трубку.
Финальный и самый ответственный штрих операции я наносила ночью, закрывшись в ванной, я встала спиной к зеркалу и, вооружившись ватной палочкой и пузырьком с зеленкой, приступила к созданию шедевра. Я не просто ставила точки, делала их разного размера, некоторые слегка смазывала пальцем, чтобы придать им вид расчесанных, получилось очень натурально.
***
Утром в субботу, в день моего тридцатипятилетия, Олег разбудил меня криком человека, увидевшего привидение.
— Аня! Повернись! Боже мой, твоя спина!
Я повернулась, изображая на лице мучительное пробуждение. На моей спине, в хаотичном, но живописном порядке, красовались десять жирных, сочных зеленых точек.
— О боже, это она! — произнес Олег, отступая на шаг для большего драматического эффекта. — Ветрянка!
— Не может быть… Олег, что же делать? Родственники… они же уже в пути! Там же будут дети! Праздник нужно отменять, я не могу рисковать здоровьем семьи!
Я сделала паузу, давая ему возможность оценить моё благородство.
— Я должна немедленно самоизолироваться, — сказала я дрожащим голосом, принимая, как мне казалось, единственно верное решение. — Уехать к маме, я соберу сумку.
Олег с лицом, полным сочувствия, бросился мне помогать. Через десять минут я, хромая и охая, уже стояла на пороге. На кухонном столе оставила записку: «Милый! Картошка в большом ведре на балконе, лук в плетеной сетке. Шампуры в кладовке за старыми лыжами. Прости, что всё так вышло. Держись, я мысленно с тобой, твоя больная, но любящая жена».
Дверь в квартиру Олега распахнулась ровно в три часа дня, и внутрь хлынула лавина. Тридцать родственников, нагруженных пакетами, детьми, сумками-холодильниками и хорошим настроением, заполнили собой всё пространство.
— А где наша именинница? — прогремела с порога Тамара Ивановна.
Олег вышел к ним.
— Мама. Родные, у нас беда, у Ани… ветрянка.
Наступила тишина. Такая, что было слышно, как на кухне капает кран, а затем начался хаос.
— Ветрянка?! — взвизгнула тетя Клава, инстинктивно прикрывая собой пятилетнего сына, как будто Аня собиралась выскочить из-за угла и чихнуть на него.
— И что, готовить никто не будет? — растерянно спросил дядя Витя, растерянно держа наперевес пакет с замаринованным мясом.
— Мы не можем здесь оставаться, это же заразно! — запричитала золовка Света, пятясь к выходу.
Тамара Ивановна стояла посреди этого бедлама, и её лицо медленно каменело. Она была предводителем голодной, растерянной родни в квартире, где хозяйка сбежала, оставив после себя лишь ведро картошки и издевательскую записку.
Олег пытался спасти ситуацию, он метался по квартире в поисках тарелок, вилок, пытался объяснить тете Клаве, что самой большой кастрюли, чтобы сварить картошку на тридцать человек, у них просто нет. Та, тяжело вздыхая, начала варить покупные пельмени в сотейнике. Дядя Витя, пропустив для храбрости рюмку прямо, нашёл старую гитару и трижды подряд спел «Владимирский централ».
В это же самое время, в тихой квартире на другом конце города, я лежала в ванне с лавандовой пеной. Рядом на табуретке стоял бокал ледяного просекко и тарелка с бутербродами с красной икрой, которую заботливо принесла мама. На экране телефона, лежавшего на краю ванны, всплывали сообщения от Олега:
«Тетя Клава ищет скатерть. Нашла твою белую льняную. Уже опрокинкли на нее салат из свеклы».
«Дядя Витя поет. Кажется, он плачет».
«Дети нашли зеленку в аптечке и раскрасили кота. Теперь у нас дома настоящий зеленый леопард».
«Моя мама молчит и смотрит на меня, кажется, она что-то подозревает».
Я улыбнулась, отправила ему смайлик с сердечком и сочувствующим котиком, и отключила звук на телефоне, это был лучший юбилей в моей жизни.
***
Вернулась домой в воскресенье вечером, Олег открыл мне дверь и молча обнял. Квартира напоминала поле битвы после нашествия Мамая, в воздухе витал стойкий, ничем не перебиваемый запах пережаренного лука, уныния и дешевого коньяка. Пол был липким, на светлом диване красовалось багровое пятно от вина, а из-под кресла выглядывал одинокий пельмень.
Олег, измученный, но с абсолютно счастливым выражением лица, встретил меня у порога с букетом моих любимых пионов.
В понедельник, как я и ожидала, позвонила свекровь. Голос, выкованный из уральской стали, прозвучал в трубке без обычных жизнерадостных ноток.
— Аня, как ты себя чувствуешь?
Я откашлялась, придавая голосу долю слабости.
— Спасибо, Тамара Ивановна, уже почти здорова. Иду на поправку. Зеленка почти отмылась, — добавила я невинно. — Как вы отдохнули? Надеюсь, вам было весело?
Она всё поняла, но не могла предъявить мне ни одного прямого обвинения, я же действовала исключительно из заботы о здоровье семьи!
— До свидания, — коротко бросила она и повесила трубку.
Вечером мы с Олегом сидели на полу посреди устроенного родственниками хаоса. Мы даже не пытались убираться, ззаказали огромную пиццу, открыли бутылку вина и пили прямо из пластиковых стаканчиков.
Олег поднял свой.
— С прошедшим юбилеем!
Я рассмеялась, чокнувшись с ним.
В пятницу вечером Олег, вернувшись с работы, молча положил на кухонный стол два билета и распечатку брони, спа-отель в сосновом бору.
— Кажется, у нас остались незавершенные дела, — сказал он, обнимая меня сзади.
И я поняла, что это был лучший подарок на мой юбилей.
