Корсет заставлял держать спину прямо, Марина смотрела на женщину в зеркале и не узнавала её. Тяжелый, атласный шёлк платья стекал к полу, образуя у ног молочно-белое озеро. Отражение было безупречным: гладкая прическа, сдержанный макияж, жемчужная нить на шее. Красивая невеста для правильного жениха.
— Ну вот, совсем другой вид, — выдохнула рядом мать, Анна Сергеевна, расправляя складку на фате, её руки слегка дрожали. — Человек солидный, и рядом нужно выглядеть… основательно. Не лети ты, дочка, облачком, стой на ногах крепко.
Марина молчала, пыталась поймать в себе хотя бы отголосок того счастья, которое, по всем законам жанра, должна была сейчас испытывать, но внутри была только пустота.
— Платье-то какое! — продолжала суетиться мать, больше для себя, чем для неё. — Елена Анатольевна вкус имеет. Не то что мы бы с тобой выбрали, простенькое, сразу видно — статус.
Это слово Марина слышала последние полгода так часто, что оно почти утратило смысл. Антон был статусом, его семья была статусом, их будущая жизнь — продуманный до мелочей проект, где ей отводилась красивая, но строго очерченная роль.
Она вспомнила ресторан, приглушенный свет, тихая музыка. Антон отодвинул тарелку с недоеденным стейком и, не глядя ей в глаза, сказал: «Мама считает, что нам пора узаконить отношения, мы встречаемся уже год, это солидный срок».
Не «я люблю тебя», или «я хочу, чтобы ты стала моей женой», а «мама считает». Тогда она убедила себя, что это проявление уважения к матери, признак взрослого мужчины, который ценит семейные устои. Она была хорошим юристом, особенно когда дело касалось защиты собственных иллюзий, сама себе объяснила, что его постоянные отсылки к мнению матери не слабость, а почтение.
Закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти хоть одно воспоминание, от которого стало бы тепло. Но в голове всплывали только деловые ужины, где Антон половину времени смотрел в телефон, решая какие-то рабочие вопросы. Поездки за город, где он обсуждал с ней не их будущее, а рентабельность нового филиала строительных магазинов, он никогда не спрашивал, о чём мечтает она. Казалось, он был уверен, что она мечтает о том же, о чём и он.
«Это и есть взрослая жизнь, твердила она себе, глядя на безупречную куклу в зеркале. Чувства для книг и глупых девочек, а в жизни главное на ноги встать».
Из кухни доносились звуки праздничной суеты, отец тихо покашливал, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Он единственный ничего не сказал про «статус» и «удачную партию», просто подошел утром, пока мать металась по квартире, обнял её и тихо произнес: «Счастья тебе, дочка, каким бы оно ни было».
Марина провела рукой по ткани платья, он мой будущий фундамент. Да только почему-то казалось, что этот фундамент заливали для чужого дома, а её просто позвали в нём жить, повесив на дверь табличку с её именем. Она была хорошим юристом и отличным клиентом для самой себя, готовым подписать любой договор, не вчитываясь в мелкий шрифт.
***
Звонок в дверь прозвучал резко, Анна Сергеевна всплеснула руками и бросилась в прихожую, на ходу вытирая руки о фартук.
— Антоша, наверное! Решил невесту перед ЗАГСом увидеть, примета плохая! — проворковала она, открывая дверь.
Но на пороге стоял не один Антон, рядом с ним, возвышалась строгая фигура, Елена Анатольевна. На ней был скроенный брючный костюм стального цвета, который делал её похожей на генерального директора, приехавшего с внеплановой проверкой на удаленный объект и она не улыбалась.
— Доброе утро, мы на минутку, — произнесла она тоном, не предполагающим возражений, и шагнула в квартиру.
Антон вошел следом, неловко улыбаясь, в его руках был букет, но он избегал смотреть Марине в глаза.
— Мама у нас человек порядка, — сказал он с вымученной веселостью, протягивая ей букет. — Даже в такой день всё должно быть по полочкам.
Елена Анатольевна не обратила внимания на попытку сына разрядить обстановку. Она не присела, хотя Анна Сергеевна уже суетилась, предлагая чай и кофе. Осталась стоять в центре маленькой гостиной, окинув её быстрым, оценивающим взглядом, и этот взгляд заставил Марину почувствовать себя так, словно и она, и вся их квартира лишь часть интерьера.
— Марина, — начала Елена Анатольевна деловито, — есть один технический момент, который нужно уладить до регистрации. Чтобы потом к этому не возвращаться. Это чистая формальность, для отчетности перед нашими партнерами.
Она извлекла из элегантной кожаной сумки тонкую папку и протянула её Марине.
Тишина в комнате, было слышно, как тикают старые отцовские часы на стене, отсчитывая секунды до чего-то неотвратимого. Марина взяла папку, бумага, приятная на ощупь, холодила пальцы.
— Подписывай, дочка, не зли их, — прошептала мать ей на ухо. — Это сейчас у всех так, в солидных семьях.
Марина открыла папку, заголовок был набран строгим шрифтом: «Брачный договор». Она медленно пошла на своё место у зеркала и села, положив папку на колени. Она читала не как невеста, взволнованная предстоящим событием, а как юрисконсульт, анализирующий документ, подсунутый оппонентом в последний момент перед заседанием.
Её профессиональный взгляд скользил по строчкам, выхватывая ключевые формулировки. «Всё имущество, приобретенное в браке, является собственностью того из супругов, на чье имя оно оформлено». Вспомнила квартиру, которую им «подарили». Квартира, оформленная на Елену Анатольевну, «чтобы вам с документами не возиться».
«В случае расторжения брака Сторона 2 (Марина) не претендует на долю в семейном бизнесе Стороны 1 (Антон) и связанных с ним активах, вне зависимости от своего вклада в его развитие». Вклад, каким они его видели? Рождение детей? Улыбки на приемах?
Дошла до пункта 5.4. «В случае доказанного факта супружеской неверности со стороны Стороны 2, последняя обязуется выплатить Стороне 1 неустойку в размере…» Сумма была шестизначной, про ответственность Стороны 1 за аналогичный проступок в договоре не было ни слова.
Это было не просто соглашение, а юридически оформленный акт недоверия. Продуманный, составленный прекрасным юристом, который точно знал, как использовать размытые формулировки и ссылки на Гражданский кодекс, чтобы сделать этот документ практически неоспоримым в суде.
Ей не просто предлагали подписать унизительный документ, а демонстративно показывали её место.
Холод, начавшийся с кончиков пальцев, медленно поднимался вверх, , она подняла глаза. Елена Анатольевна смотрела на неё спокойно, с легким оттенком нетерпения, мать заискивающе улыбалась.
И в этот момент она всё поняла, он читал этот документ и он позволил принести его сюда, в её дом, за час до их свадьбы.
— Ручку, — тихо сказала Марина.
Антон вздрогнул, достал из внутреннего кармана пиджака дорогую перьевую ручку и протянул ей, его рука слегка дрожала.
Она расписалась на последней странице. Четкая, уверенная подпись, перечеркивала нечто большее, чем просто бумагу.
***
Регистрация в ЗАГСе прошла как в замедленной съемке, Марина произносила «да», ощущая, как слово застревает в горле, видела, как Антон надевает ей на палец кольцо. Всё происходило будто не с ней, а с той женщиной из зеркала, которая послушно играла свою роль.
Теперь они были в ресторане, огромный зал, залитый светом, гудел от голосов. Ведущий произносил теплые слова, гости «нужные люди», деловые партнеры отца Антона, говорили тосты. Марина сидела за главным столом, улыбалась, кивала. Вспышки фотоаппаратов слепили глаза. «Невеста, посмотрите сюда! Счастливый взгляд!» крикнул фотограф, и она послушно растянула губы в улыбке, которая казалась ей самой отвратительной гримасой.
Каждый тост был о слиянии, династии, укреплении позиций и ни слова о чувствах. Это был не праздник любви, а презентация успешной сделки. Она чувствовала себя главным экспонатом на этой выставке и ценник на ней был написан мелким шрифтом на последней странице брачного договора.
— У меня голова немного разболелась, — тихо сказала она Антону. — Я на минуту выйду, попрошу таблетку.
Он кивнул, не отрываясь от разговора с каким-то важным гостем.
Марина встала и медленно пошла по коридору, подальше от шума и фальшивых улыбок. Белое платье цеплялось за ноги, мешало идти, нашла служебную дверь с табличкой «Администратор» и потянула её на себя. Дверь была приоткрыта. И из-за неё доносился спокойный, уверенный голос Елены Анатольевны, она говорила по телефону.
— Да, я говорю, где могу, тут шумновато, — голос был таким же деловым, как и утром. — Нет, всё прошло гладко, формальности уладили. Понервничала для вида, конечно, но куда она денется, актив, в целом, надежный.
Марина замерла, прижавшись к стене. Слово «актив» ударило как пощечина.
— Главное, чтобы со здоровьем не подкачала, — продолжала Елена Анатольевна. — Мне нужен продолжатель династии в ближайшие пару лет, пока у меня есть силы и полный контроль над ситуацией. Мальчик у нас всё-таки мягкий, ему нужна опора и правильное направление, а она материал хороший. Из простой семьи, запросов немного, генетика здоровая, деревенская. Будет домом заниматься и не мешать делам, для имиджа семьи то, что доктор прописал. Чистый, хороший проект, и главное с минимальными вложениями.
Воздуха не хватало. «Материал». «Генетика». «Проект».
Она отступила от двери и увидела себя в большом зеркале, висевшем в коридоре. На неё смотрела испуганная женщина в дорогом платье. Невеста? Нет, инкубатор с хорошей родословной. На юридическом факультете их учили различать «субъект права», того кто обладает волей и правами, и «объект», вещь по поводу которой заключают сделку.
В эту секунду она поняла, что стала объектом, её любовь, надежды, компромиссы и готовность убедить себя в правильности происходящего, всё это было лишь частью чужого бизнес-плана.
Женщина в зеркале смотрела на неё и, кажется, ждала, что она будет делать дальше.
***
Она вернулась за стол так тихо, что сначала никто и не заметил. Туман в голове рассеялся, сменившись пронзительной ясностью. Села на своё место, аккуратно расправив складки платья, Антон наклонился к ней, что-то спросил про самочувствие. Она кивнула и посмотрела на него: мягкие черты лица, привычка избегать прямого взгляда, ведомая улыбка. Хороший мамин мальчик, зачем мне такой?
Сидела и ждала, не ела, не пила, только смотрела на людей, которые поднимали бокалы за её счастье.
Наконец ведущий, широко улыбаясь, объявил:
— А теперь слово предоставляется нашей очаровательной невесте! Марина, просим вас!
Все взгляды обратились к ней, десятки любопытных, доброжелательных, равнодушных глаз. Елена Анатольевна смотрела с одобрительной улыбкой, ожидая правильных слов благодарности.
Марина медленно встала, взяв в руку нетронутый бокал с шампанским. В зале повисла тишина.
— Спасибо всем, кто пришел сегодня разделить с нами этот важный день, — начала она ровным тоном. — Я хочу поднять этот бокал за мою новую семью. За Елену Анатольевну, которая преподала мне бесценный урок: любой человек, в первую очередь, проект. С определёнными активами и четкими задачами.
Улыбка на лице свекрови застыла, несколько гостей недоуменно переглянулись, Антон напрягся.
— И, конечно, — продолжила Марина, глядя прямо на него, — я пью за моего мужа Антона. Он наглядно продемонстрировал мне, что любовь всего лишь одна из граф в хорошо составленном бизнес-плане.
Она сделала паузу, обведя зал холодным взглядом.
— Кстати, о планах. Антон, будь добр, объясни, пожалуйста, этим уважаемым людям, почему в нашем брачном соглашении так подробно прописана моя ответственность за возможные проступки, но нет ни единого слова о твоей.
Она аккуратно поставила бокал на стол.
— А теперь, — её голос стал чуть теплее, когда она повернулась к своим родителям, — я хочу сказать спасибо моим маме и папе, за всё. Я домой.
Взяла свою крошечную сумочку, подошла к ошеломленным родителям, быстро поцеловала оцепеневшую мать в щеку, задержала взгляд на отце и, не оглядываясь, пошла к выходу. Прямая спина, уверенный шаг, белое атласное озеро волочилось за ней по полу, как напоминание о чужой сказке, из которой она только что вышла.
Брачный союз был аннулирован через неделю. Юристы Елены Анатольевны сделали всё быстро и почти бесшумно. Но город был маленьким, и тихий шепот слухов оказался громче любого скандала. Марина стала «той странной, что сбежала с собственной свадьбы». Анна Сергеевна первые месяцы почти не разговаривала с дочерью, сгорая от стыда перед знакомыми. Только отец по ночам, когда все засыпали, приходил к ней на кухню, молча заваривал чай и просто сидел рядом, этого было достаточно.
Год спустя.
Тот же стол на той же кухне, Марина перебирала бумаги, готовилась к очередному заседанию по делу о невыплатах на её бывшей работе, денег почти не было.
Дверь тихо скрипнула, и вошел Илья, друг её брата.
— Опять с бумажками этими, — сказал он. — Жила бы сейчас… как человек.
— В позолоченной клетке, — поправила Марина, не отрываясь от документов.
— И что теперь? — Илья не унимался. — Суды эти бесконечные, каждую копейку считать… Это и есть свобода?
Марина подняла голову и посмотрела на него, а потом — в окно, за которым шла обычная жизнь.
— Знаешь, когда я сидела за свадебным столом, я вдруг поняла, что у меня нет ничего своего. Даже моё будущее было расписано и утверждено другими людьми. А сейчас… — обвела взглядом стопку бумаг, старую кухню, потрескавшуюся чашку в своих руках. — Сейчас оно у меня есть, какое-никакое, но моё и я сама буду решать, что с ним делать.
