Телефон завибрировал в кармане, я быстро достал его и прикрыл экран ладонью. Поздно. Лена подняла голову от плиты, взгляд скользнул по моим рукам, задержался на лице.
— Кто это? — спросила она тихо, медленно вытирая руки кухонным полотенцем.
Я попытался улыбнуться, запихнул телефон обратно в карман.
— Спам какой-то. Достали уже эти рекламщики.
В квартире пахло свежим хлебом — Лена всегда пекла по вечерам. Раньше этот запах встречал меня у порога и казался самым домашним на свете. Сегодня он почему-то раздражал.
Она продолжала смотреть на меня, потом провела пальцами по краю фартука, разгладила ткань. Этот жест я знал наизусть — так она делала, когда волновалась.
— Андрей, — сказала Лена, и голос у неё был совсем спокойный. — Давай без игр. Хочешь чтобы я ушла от тебя?
В груди что-то сжалось. Я не ожидал прямого вопроса, не был готов. Открыл рот, но слова застряли где-то в горле.
— О чём ты вообще? — выдавил я наконец.
Лена сняла фартук, аккуратно повесила на крючок. Посмотрела на меня долгим взглядом, в котором не было ни истерики, ни обиды. Только какая-то пустая усталость.
— Хочешь быть честным? Будь честным до конца, — произнесла она и вышла из кухни.
Я остался стоять посреди комнаты, слушая, как скрипит паркет под её шагами в спальне. Достал телефон — сообщение от Иры: «Когда увидимся? Скучаю». Три слова, от которых ещё вчера кровь бежала быстрее. Сейчас они казались пустыми буквами на экране.
Вышел на балкон, закурил. Пальцы замёрзли почти сразу — весна только начиналась, вечера были холодными. Внизу горели фонари, слышались голоса соседских детей. Всё как обычно. Только внутри разрасталась тревога, которую я упорно не хотел называть страхом.
Она не может просто так уйти. Мы столько лет вместе.
Но Лена могла.
На следующий день я вернулся с работы и застал её в прихожей с двумя сумками. Аккуратно сложенные вещи, её любимая синяя кофта сверху. Сын выглядывал из своей комнаты, лицо бледное, глаза красные.
— Лен, подожди, — начал я, ставя ключи на полку. — Давай поговорим нормально.
— О чём говорить? — она застегнула куртку, поправила воротник. — Я не коврик, Андрюша, чтобы об меня вытирали ноги.
— Это не так, ты не понимаешь…
— Я всё понимаю, — перебила она. — Я давно знала. Просто ждала, когда ты сам решишься сказать правду. Но ты не решился.
Голос у неё дрожал, но она держалась. Взяла сумки, кивнула сыну. Он молча вышел следом за ней.
Дверь закрылась с глухим щелчком. В прихожей на секунду задержался запах её духов — лёгкий, цветочный, знакомый до боли. Потом и он растворился.
Я стоял посреди пустой квартиры, слушал, как затихают шаги на лестнице. Паркет противно скрипел под ногами. Я прошёл в гостиную, опустился на диван. На спинке всё ещё лежал мягкий плед, который Лена купила прошлой зимой.
Руки вдруг задрожали. Я сжал их в кулаки, уткнулся лбом в колени.
Что я наделал?
Через неделю я переехал к Ире. Она встретила меня в шёлковом халате, с бокалом вина в руке, расцеловала в губы так страстно, что закружилась голова.
— Наконец-то, — прошептала она мне в ухо. — Теперь мы, наконец, можем не прятаться.
Её квартира была полной противоположностью дому, который я покинул. Броские журналы на журнальном столике, косметика россыпью на туалетном столике, постель вечно не заправлена. Везде висел густой, немного приторный аромат её парфюма.
Первые дни я пытался убедить себя, что это и есть настоящая жизнь. Страсть без обязательств, лёгкость, свобода. Ира умела смеяться так заразительно, что хотелось смеяться вместе с ней. Она смотрела мне прямо в глаза, когда говорила, наматывала прядь волос на палец, кусала губу. От неё исходила какая-то животная энергия.
Но что-то не складывалось.
Она часто не ночевала дома. Говорила, что у подруги день рождения, корпоратив, срочные дела. Я кивал, делал вид, что мне всё равно. Хотя внутри скрести начинало с первого же раза.
Однажды вечером она устроила вечеринку. Человек десять в её маленькой квартире, музыка, дым от сигарет. Ира порхала между гостями в коротком платье, смеялась, прикасалась к чужим плечам.
Я стоял у окна с пивом в руке и наблюдал. К ней подошёл высокий парень в дорогой рубашке, что-то сказал, она запрокинула голову и рассмеялась. Он положил руку ей на талию. Она не убрала.
Подошёл к ним, попытался встрять в разговор. Ира повернулась ко мне, глаза блестели.
— Полегче, милый, — произнесла она весело. — Мы же свободные люди, правда?
В горле встал комок. Я кивнул, отошёл на кухню. Руки дрожали, когда я наливал себе ещё пива. Сухость во рту, жар на лице.
Я променял Лену на это?
Позже ночью, когда гости разошлись, я искал сигареты и заглянул под кровать. Там валялась мужская рубашка — точно не моя, я такие не ношу. Взял её в руки, повертел. На воротнике остался след от чужого одеколона.
Ира вышла из ванной, увидела меня с рубашкой в руках. Остановилась, скрестила руки на груди.
— Это что? — спросил я.
— Рубашка, — ответила она, пожав плечами. — Не будь таким скучным, Андрюша. Ты же сам говорил про свободные отношения, разве нет?
Я молча положил рубашку обратно. Встал, вышел из квартиры, не говоря ни слова. Спустился по лестнице, вышел из подъезда. Холодный воздух ударил в лицо, пахло сыростью и чем-то затхлым. Я сел на скамейку, закрыл глаза.
На запястье чувствовался привычный вес кожаного браслета — Лена подарила его мне на годовщину свадьбы. Я провёл по нему пальцами, сжал.
Боже, что же я натворил.
Тупая боль под рёбрами разрасталась, не давала дышать. Впервые за много месяцев я почувствовал себя по-настоящему одиноким. Не свободным. Одиноким.
Через месяц я вернулся в свою квартиру. С Ирой мы расстались быстро и почти без слов — она не держала, кажется, даже обрадовалась. У неё уже появился кто-то новый.
Квартира встретила меня пылью и тишиной. Я бродил по комнатам, трогал вещи, открывал шкафы. На полке в гостиной нашёл старую фотографию — семейное фото, где мы втроём. У снимка отсутствовал правый угол, должно быть, оторвался со временем. Лена улыбалась в кадре, сын сидел у неё на коленях. Я стоял сзади, обнимал их обоих.
Мы выглядели счастливыми.
Я опустился на диван, сжал фотографию в руке. Хотелось позвонить Лене, сказать что угодно, услышать её голос. Но какой смысл? Я всё разрушил своими руками.
Набрал её номер. Долгие гудки. Потом она взяла трубку.
— Да? — голос ровный, вежливый, отстранённый.
— Привет, — я прокашлялся. — Хотел узнать, как сын. Может, увидимся как-нибудь?
Пауза. Я слышал её дыхание в трубке.
— Давай не будем, Андрей, — сказала она мягко. — У нас другая жизнь теперь. У нас всё хорошо. И тебе я желаю того же.
— Другая жизнь? — повторил я, и сердце бухнуло так, что стало больно.
— Да, — она помолчала. — Мы с Сашей съехались. Теперь живём вместе.
Саша. Мой друг детства. Тоже в разводе. Тот самый Саша, который всегда был рядом, на кого можно было положиться. Который утешал Лену, когда я…
— Понял, — выдавил я. — Рад за вас. Счастья, удачи.
Положил трубку. Сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Потом встал, подошёл к окну. Внизу детская площадка, качели скрипят от ветра. И вдруг увидел их.
Лена шла по дорожке, держа за руку маленькую девочку. Рядом Саша, на руках у него младенец в тёплом комбинезоне. Они остановились у скамейки, Лена что-то сказала, засмеялась. Саша наклонился, поцеловал её в висок.
Они выглядели… целостными. Как настоящая семья.
Я отошёл от окна, опустился на пол прямо у стены. Не мог сдержать слёзы — впервые за столько лет. Жжение под кожей, в горле застрял ком.
Я потерял её. Окончательно.
Я ошибся. Я разрушил то, что имело ценность. Променял настоящее тепло на иллюзию страсти. Но Лена счастлива сейчас, и это главное. Рядом с ней человек, который ценит её так, как я не сумел.
Может быть, когда-нибудь и я найду своё счастье. Или хотя бы научусь не разрушать то, что люди готовы мне дарить.
