— Дорогая, я тебя люблю, — шептал Игорь в телефон, прикрыв дверь спальни.
Я стояла в коридоре с сумкой в руке. Встреча с Ниной отменилась в последний момент — её дочка захворала, попросила срочно посидеть с внучкой. Вернулась домой на два часа раньше обычного.
— Жена не узнает, не волнуйся.
Моя рука замерла на дверной ручке. Двадцать восемь лет вместе, и я знала каждую интонацию его голоса. Эту — нежную, вкрадчивую — слышала когда-то, очень давно, обращённую ко мне.
— В субботу встретимся, как обычно.
Я беззвучно отступила на шаг. Потом ещё один. Сумку поставила у входной двери. Села на банкетку.
Сердце билось ровно, почти спокойно. Странно — я думала, что в такие моменты должна быть истерика. Но внутри росла только одна мысль, холодная и чёткая:
он ошибся насчёт того, узнаю я или нет
Молчание на кухне
На следующий день вечером Игорь вернулся с работы весёлый. Поцеловал меня в щёку — как всегда, мимолётно.
— Что на ужин?
— Картошка с курицей. Ты же любишь.
Мы сидели на кухне, он рассказывал про новый проект на заводе. Я слушала, кивала, подливала чай. Внутри росло что-то новое — не обида.
Любопытство. Как долго он играет в двойную жизнь? Насколько хорошо?
— Ты чего такая задумчивая? — спросил он, намазывая хлеб маслом.
— Устала, наверное. День выдался.
— Отдыхай больше. Ты же теперь на пенсии, можешь себе позволить.
Я кивнула. Да, на пенсии. С этого лета. Восемнадцать тысяч в месяц плюс моя подработка консультантом три раза в неделю. А он получает восемьдесят пять, из которых треть уходит неизвестно куда.
Я никогда не проверяла — доверяла. Какая же я была глупая.
Телефон в темноте
Ночью, когда он заснул, я взяла его телефон со стула. Код знала.
Переписка с Ириной была даже не скрытой.
«Любимый, жду тебя в субботу». «Скучаю, целую». «Когда наконец разведёшься?»
Я пролистала дальше. Два года, Игорь. Два года ты водил меня за нос. Встречались по субботам, когда я у дочки Нины с внуками. Снимали квартиру на три часа — тридцать пять тысяч в месяц из семейного бюджета.
«Расходы на машину», говорил ты.
Положила телефон обратно. Игорь перевернулся во сне, пробормотал что-то неразборчивое. Я смотрела на него в темноте.
В ноябре нам исполнится двадцать восемь лет. Я думала — до конца жизни вместе. А он думал:
«Жена не узнает»
Но я узнала.
Неделя молчания
Следующая неделя прошла как в тумане, но я держала лицо. Игорь ничего не заметил — слишком был занят своими мыслями.
В среду я напомнила ему:
— Не забыл? В субботу приглашаем Ковалёвых и Степановых.
— А, точно. — Он нахмурился. — Может, перенесём?
— Почему?
— Так, думал съездить кое-куда.
— К Ирине? — чуть не вырвалось у меня, но я сдержалась. — Друзья уже всё подтвердили. Не красиво откладывать в последний момент.
Он вздохнул, но согласился. Я улыбнулась.
Суббота — именно тот день, который мне нужен.
В пятницу вечером я готовила. Жаркое с картошкой, салат с виноградом, пирог с яблоками. Игорь зашёл на кухню, удивлённо посмотрел на стол:
— Ты чего так сияешь?
— Соскучилась по гостям. Давно не собирались все вместе.
Он пожал плечами и ушёл смотреть новости. А я продолжала резать овощи и думала:
завтра, Игорь. Завтра ты пожалеешь о многом.
Перед ужином
В субботу утром он попытался уйти из дома:
— Съезжу в гараж, масло проверю.
— Конечно, дорогой.
Масло в машине он менял месяц назад.
Но мне не нужны были доказательства для себя. Мне нужны были свидетели.
К шести вечера стол был накрыт. Я надела синее платье — то самое, которое Игорь когда-то называл моим самым красивым. Он оценил:
— Постаралась.
— Для друзей не жалко.
За столом
Ковалёвы и Степановы приехали вовремя, с цветами и красным. Виктор Анатольевич, преподаватель в техническом училище, сразу начал травить байки про студентов. Галина Владимировна, его жена, жаловалась на новые требования начальства. Нина Степанова, моя подруга-библиотекарь, принесла книгу, которую я просила.
Сидели, смеялись, вспоминали молодость. Игорь был на подъёме — рассказывал анекдоты, подливал гостям.
Я ждала момента.
Он наступил после основного блюда. Виктор Анатольевич поднял тост:
— За наши крепкие семьи! За верных жён!
Все выпили. Я поставила бокал на стол и повернулась к мужу:
— Игорь, а помнишь, ты недавно говорил по телефону: «Она не узнает»?
Он замер с куском хлеба в руке. Взгляд мгновенно настороженный.
— Что?
— Ну как же. — Я улыбнулась. — Ты шептал кому-то: «Жена не узнает, не волнуйся».
Стол замолк. Четыре пары глаз уставились на нас. Галина Владимировна положила вилку.
— Лена, о чём ты? — тихо спросила Нина.
— О том, что я всё-таки узнала. — Я говорила спокойно, будто рассказывала рецепт пирога. — Два года, Игорь. Квартира по субботам с закусками и цветами за тридцать пять тысяч. Ирина. Деньги из нашего бюджета на «расходы для машины».
Лицо мужа из розового стало серым. Он попытался встать:
— Это не… Лена, давай не при…
— Почему не при гостях? — Я наклонила голову. — Ты же говорил Ирине: «Жена не узнает». А я узнала.
И решила, что наши друзья тоже должны узнать. Правда лучше лжи, верно?
Виктор Анатольевич откашлялся и отвёл взгляд. Нина смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Галина Владимировна медленно отставила бокал.
Игорь попытался взять себя в руки:
— Друзья, это недоразумение…
— Недоразумение на два года? — Я развернула телефон экраном к столу. — Переписка. Деньги на аренду. Обещания «скоро развестись». Хочешь, зачитаю вслух?
— Лена! — Голос его сорвался.
— Или про то, как ты обещал ей, что «жена ничего не поймёт, она простая»? —
Я почувствовала, как внутри тает последний кусок сочувствия, но голос остаётся ровным.
— Простая, Игорь. Ты так обо мне говорил.
Галина Владимировна вдруг встала:
— Елена Михайловна, простите, но мы, наверное, пойдём…
— Нет, — я подняла руку. — Садитесь, пожалуйста. Вы ни в чём не виноваты.
Это семейный ужин, помните? Я просто решила, что тайны — это плохо для здоровья. Вот и поделилась.
Нина тихо спросила:
— Лен, ты давно знаешь?
— Неделю. Подслушала случайно. Вернулась домой раньше времени — ты, помнишь, отменила встречу, дочка заболела. — Я посмотрела на Игоря. — А он как раз шептал в телефон: «Дорогая, я тебя люблю».
— Это был разговор с…
— Не надо, — перебила я. — Не ври при свидетелях.
Это унизительно. Для тебя.
Виктор Анатольевич осторожно спросил:
— Может, нам действительно стоит уйти?
— Как хотите, — пожала я плечами. — Но пирог ещё не подавала. Яблочный, с корицей.
Повисла странная тишина. Потом Галина Владимировна неожиданно села обратно:
— Давай пирог, Лена.
На кухне одна
Я встала и пошла на кухню. Чайник кипел, а я вдруг заметила — губы улыбаются сами.
Странное чувство: не радость, не торжество. Что-то вроде облегчения.
Я разрезала пирог на куски, разложила по тарелкам. Вернулась в комнату.
Игорь сидел, опустив голову. Гости молчали. Я поставила тарелки на стол:
— Угощайтесь.
Нина взяла вилку, но есть не стала. Виктор Анатольевич покосился на Игоря. Галина Владимировна вдруг сказала:
— Лена, и что ты собираешься делать?
— Разводиться. — Я села на своё место. — В понедельник подам документы.
Квартира куплена в браке — делится пополам. Дачу тоже. Накопления — пополам.
— Плюс он должен мне компенсацию за потраченные на подружку деньги. Восемьсот сорок тысяч за два года — половину мне вернёт.
Игорь поднял голову:
— Откуда ты знаешь про…
— Про деньги? — Я усмехнулась. — Я не простая, Игорь. Я внимательная. Считать умею. И юристу в среду позвонила. Бесплатная консультация на справочной линии, где я подрабатываю. Коллега объяснила всё.
Виктор Анатольевич присвистнул:
— Ничего себе.
— Лена всегда была умной, — тихо сказала Нина. — Просто тихой. Мы путали.
— Я тоже путал, — пробормотал Игорь.
Я посмотрела на него спокойно:
— Знаешь, что самое обидное? Не твои похождения. К шестидесяти годам понимаешь — люди слабые.
Обидно, что ты считал меня глупой.
— «Она не узнает». Думал, я настолько слепа?
— Я не…
— Думал, я настолько удобна, что буду молчать, даже если узнаю? — Голос мой оставался ровным, но внутри всё кипело. — Двадцать восемь лет я была удобной. Готовила, стирала, работала, молчала. А ты решил, что это моя роль до конца дней.
Ошибся.
Конец ужина
Галина Владимировна вдруг положила руку на мою:
— Молодец.
Игорь встал из-за стола:
— Мне нужно выйти.
— Конечно, — кивнула я. — Можешь собрать вещи и переехать. К Ирине, например. Или в гостиницу. Как решишь.
Он замер в дверях:
— Лена, может, поговорим наедине?
— Зачем? — Я взяла нож, отрезала кусок пирога. — Ты два года говорил с Ириной наедине. Мне хватит.
Он вышел. Хлопнула дверь спальни.
После его ухода Виктор Анатольевич выдохнул:
— Ну ты даёшь, Ленка.
— Что «даю»?
— Смело. — Он посмотрел на жену. — Я бы так не смог.
— Потому что ты не гуляешь, — сказала Галина Владимировна. — А если бы попробовал, я бы сделала то же самое. Только при всём подъезде.
Нина вдруг засмеялась — нервно, сквозь слёзы:
— Лен, я так тебя люблю. Ты — богиня.
— Я просто устала быть удобной.
Мы досидели до одиннадцати. Пирог съели весь, допили. Говорили о жизни, о детях, о работе.
Про Игоря больше не вспоминали — он не стоил этих слов.
Ночь после
Когда гости уходили, Галина Владимировна обняла меня на пороге:
— Если что — звони. В любое время.
— Спасибо.
— И правильно сделала. При свидетелях. Теперь он не соврёт никому.
Я кивнула. Да, именно для этого я и устроила этот спектакль. Не для мести — для правды.
Пусть все знают, кто на самом деле кого предал.
Когда за ними закрылась дверь, я прислонилась к стене и выдохнула. Всё. Самое сложное позади. Теперь только документы, деление имущества, новая жизнь.
Из спальни вышел Игорь. Лицо серое.
— Лена, прости.
— За что? За обман или за то, что считал меня глупой?
— За всё.
Я посмотрела на него долго.
Этот человек прожил со мной двадцать восемь лет. Я не могла иметь детей — об этом узнали через год после свадьбы. Он сказал: не важно, мы справимся вдвоём. А потом пошёл к другой. Молодой, способной.
— Знаешь, Игорь, — сказала я тихо. — Если бы ты просто сказал, что любишь другую, я бы отпустила. Больно, но отпустила. Но ты врал два года. Брал деньги из нашей семьи. И обещал ей меня бросить, а мне — верность до конца.
Это не прощается.
— Я могу всё исправить.
— Нет. Не можешь. — Я пошла к двери спальни. — Спи на диване. Завтра съезжай. Мой юрист свяжется с тобой в понедельник.
— Лена!
Я обернулась:
— И ещё. Передай Ирине: ты ей тоже врал. Обещал развестись «скоро». Два года «скоро». Она такая же глупая, как я. Только я прозрела, а она — нет. Пока.
Закрыла дверь. Легла на кровать в одежде. Заплакала — тихо, чтобы не слышал.
Не от боли. От облегчения.
Полгода спустя
Через полгода он позвонил. Я ответила — почему бы нет.
— Лена, прости. Я всё понял. Ошибся. Можем поговорить?
— О чём?
— Ирина ушла. Когда денег не стало.
Я усмехнулась:
— Значит, деньги закончились. Интересно.
— Я хочу вернуться.
— Куда? — Я смотрела в окно. Весна, май, яблони цветут. — В ту квартиру, которую мы делили? Я её продала. Купила студию в другом районе. Дачу тоже продала. Начала новую жизнь.
— Новую?
— Да. Без лжи. —
Я замолчала, потом добавила:
— Ты помнишь, Игорь, ты говорил: «Она не узнает». Ты ошибся дважды. Я узнала. И не вернусь.
Отключилась.
Вышла на балкон. Город под ногами, небо над головой, жизнь впереди. Мне шестьдесят один. У меня есть подруги, работа, свобода.
И право никогда больше не быть удобной.
