Мать требует, чтобы я поделилась наследством с сестрой, которую мне пришлось нянчить вместо неё

— Куда тебе столько недвижимости? — мать посмотрела на меня с укоризной. — Дед квартиру оставил. Бабушка дачу. Теперь со стороны отца дом собираешься получать?

Я подняла брови.

— А кому это всё должно достаться после вас? Мне же, или нет?

— Хотя бы Даше что-то оставь.

— Ей шестнадцать, мам.

— И что? Она тоже имеет право на наследство. Как-то уж слишком просто у тебя всё складывается.

Я отодвинула чашку с недопитым чаем. Внутри всё закипело.

— Я всю свою юность с вашей дочкой просидела! — голос мой сорвался. — Пока мои подруги гуляли, в институты поступали, замуж выходили! Я по вашей милости старой девой осталась! Без образования! Потому что с Дашкой сидела! А теперь ты меня в жадности упрекаешь?!

Я вскочила со стула и выбежала из дома.

На крыльце сидел отец, дымил. Виктор Петрович поднял голову.

— Марин, привет.

— Привет, пап.

— Как дела?

— Мать опять про квартиры завела. Не могу слушать.

— Мне тоже уши прожужжала, — он затянулся. — Говорит, Дашке должна остаться жилплощадь какая-нибудь. Скоро поступать.

— Вот и пусть поступает. Я не мешаю.

— Ты мать пойми. Ей вас обеих жалко.

— Жалко? — голос мой задрожал. — Четыре года! Самые важные четыре года я потеряла! Теперь как мне жить? Мне двадцать восемь скоро. Семьи нет. Образования нет. Работаю где придётся!

— Прости меня, дочка. Я же извинялся сто раз уже.

— Денег лучше дай, — я вытерла слёзы. — Что мне от твоих извинений?

Отец полез во внутренний карман куртки. Пошарил там, нащупал что-то.

— Держи. Это всё, что при мне. Рублей четыреста наберётся.

Я посмотрела на протянутую руку с деньгами. Потом на его лицо.

— Купи лучше матери что-нибудь. Или себе.

— Тебе надо, бери.

— Не надо мне, пап. — Я развернулась. — Если совсем плохо станет — я всё равно помогу. Продам что-нибудь.

— Марин! — окликнул он, когда я уже открывала калитку. — Я достану ещё! К завтрашнему дню! Зайди!

Я молча вышла за ворота и закрыла за собой калитку.

Я не обернулась. И не собиралась приходить завтра. Вообще не хотела возвращаться в этот дом, который принёс мне только боль.

Мы жили на окраине небольшого города в частном секторе. Дом одноэтажный, деревянный. Отцу выделило жильё автохозяйство, где он работал водителем. Мать трудилась на обувной фабрике до девяностых, потом, когда предприятие закрылось, устроилась на хлебозавод формовщицей.

Когда мне было девять, утонул мой брат Саша. Ему было семь. Убежал с друзьями на речку и не вернулся. Никто не видел, как это случилось. Тело нашли только вечером.

Я очень любила братишку. Почти год ревела после этого. Не могла поверить, что его больше нет.

А потом родилась Даша. Мне было двенадцать. Я восприняла это как предательство. Предательство по отношению к Сашке. К себе. Родители внешне никак не показывали свою скорбь — это меня бесило. Дашу я долго не принимала. Вообще.

А потом случилось то, что перевернуло всё.

Отцу предложили подзаработать. Какие-то мужики попросили его приехать на КамАЗе — вывезти металл с территории завода. Договорились со сторожем, погрузили всё. А сами поехали следом на легковушке.

Когда отца остановила полиция, выяснилось — металл краденый. Объяснить он ничего не смог. Только руками развёл. Его посадили.

Мать металась между двух работ. А я сидела с Дашей. Четыре года. Четыре бесконечных года.

Когда отец вернулся, его никуда не брали. Даже сторожем. Везде справку о судимости требовали. Так и прошло время.

Всю юность я потратила на младшую сестру. Нелюбимую. Когда подруги звали гулять, мне нельзя было выходить — нельзя оставлять Дашу одну. До восьми вечера можно было гулять только с ней. Но в компанию с ребёнком меня не брали.

Было обидно. До слёз обидно. Я злилась на сестру, кричала на неё. Но руку не поднимала — знала, мать накажет.

После школы почти все одноклассники поступали в институты. Школа была хорошая, знания давала отличные. А у меня денег даже на проезд не было. Не то что на новую блузку. Я донашивала мамины вещи — большие, мешковатые. Было неловко.

На бюджет не прошла. Мать не предложила попробовать на следующий год. Сказала, что ей в смену нужна ещё одна формовщица. Я и пошла. Деньги были нужны.

Дедушка со стороны матери обещал мне квартиру ещё когда я маленькая была. Твердил — внучке своё жильё нужно, с чего-то начинать надо. Жильё небольшое, в двухэтажке старой. Такой дом скоро под снос пойдёт, всё равно..

За дедом быстро ушла и бабушка. Не выдержала расставания. От неё мне досталась дача. Точнее, участок шесть соток и крошечный домик. Но место хорошее. Стоило дорого.

Я давно мечтала открыть свой бизнес. Продать всё и вложить в то, о чём грезила со школьного выпускного. Мне безумно нравились цветы. Собственный цветочный магазинчик казался чем-то волшебным.

Засыпая после тяжёлой смены, я часто представляла себя в окружении цветов. Моих цветов. Детская мечта не отпускала ни на минуту.

В округе был всего один цветочный магазин — крошечный закуток в супермаркете. Три на четыре метра, заставленный вазами. Владелицей была тётя Валя, хорошая знакомая моей матери. Она тоже когда-то работала формовщицей.

Я часто заходила к ней. Закрывала глаза и делала медленный вдох.

— Марин, ты мне все цветы вынюхаешь! — смеялась тётя Валя. — Оставь хоть немного для клиентов!

Я тоже смеялась. Запахи кружили голову.

— А вот эти синие посмотри, — тётя Валя показывала на маленькие соцветия. — Новые. Забыла, как называются. У них очень тонкий аромат.

Я припадала носом к цветам и снова улыбалась.

— Тёть Валь, а вы не надумали работника взять?

— Какие работники, Маринка? — она махнула рукой. — Тут платить столько приходится, что я сама в убыток сижу порой. Поэтому и тебе не советую начинать. Вот зашла, понюхала — и хватит.

С продажей квартиры я не торопилась. Должны были дать новую, когда дом под снос утвердят. Но что-то всё откладывали. Дачу тоже пока не продавала. Хотя покупатели интересовались.

В тот вечер я, как обычно, зашла в супермаркет за хлебом. На обратном пути заглянула к тёте Вале. Пробыла недолго и пошла домой.

На крыльце магазина задержалась. Начинался дождь. Мокнуть не хотелось. Но и оставаться до темноты тоже.

— Марина-а-а! — истошно закричал кто-то в темноте.

Потом стала быстро приближаться фигурка девушки.

Я узнала её сразу. Кристина, Дашкина подруга. Лицо в слезах, тушь размазана.

— Что случилось? — я схватила её за плечи. — Успокойся! Прекрати истерить!

— Там… Там Даша…

— Где?! — я бросилась к повороту.

У дороги, на тротуаре, лежала Даша. Неподвижно. Одна нога странно вывернута. Куртка разорвана. Рядом валялся один кроссовок.

— Даша! — я упала на колени рядом. — Дашка! Открой глаза!

Сестра не отвечала. Я сбросила с себя куртку, накрыла её.

— Что стоишь?! — закричала я на Кристину, доставая телефон. — Дашка… Дашенька… Открой глаза… Пожалуйста…

— Скорая? Срочно! — я называла адрес, трясущимися руками проверяла пульс.

— Мы шли мимо магазина, — Кристина говорила сбивчиво, всхлипывая. — А тут машина выскочила. Тёмная. Тонированная. Они пьяные были! Я видела! Сбили Дашу и уехали! Я побежала за помощью! В магазин! Они сказали, полицию вызвали!

— Сколько их было? Номер запомнила? — я не выключала диктофон на телефоне.

— Трое… Может, четверо… Не помню номер… Тёмная иномарка… Один был за рулём, молодой такой… Из нашей школы, я его видела…

Даша застонала. Попыталась пошевелиться.

— Лежи! Нельзя двигаться! — я гладила её по волосам. — Дашенька, девочка моя… Живая… Всё будет хорошо…

В больницу я поехала с ней.

Врач осматривал сестру молча. Потом спокойно спросил:

— Что случилось?

— Вы не видите?! — не выдержала я. — Её машина сбила!

— Вижу. Но это не просто оказание помощи. Без медицинского освидетельствования вы потом ни в полицию, ни в суд не сможете пойти.

— Простите, — я опустила голову.

Врач попросил медсестру позвать ещё одного специалиста. Меня отправил ждать на скамейку.

Я сидела в коридоре и плакала. Тихо, беззвучно.

Отец ходил у больницы туда-сюда, мял в руках пустую пачку.

— Есть новости? — подошла я.

— Нет.

— Держись, — я сжала его плечо. — Всё будет хорошо.

В дверях больницы я столкнулась с матерью.

— Что? — выдохнула я.

— Операция прошла. Врач сказал, успешно. Сейчас в реанимации. Состояние стабильное.

Я выдохнула. Впервые за эти бесконечные сутки.

Через неделю я пошла к следователю. Дело открыли, но оно лежало мёртвым грузом. Никто ничего не делал.

— А вы пострадавшей кто? — спросил следователь, когда я вошла.

— Сестра.

— Почему родители не пришли? От них заявление поступило.

— Родители с Дашей в больнице. Ей ещё одна операция предстоит.

— Пусть родители приходят.

Я не стала его слушать. Опустилась на стул и выложила папку с документами.

— Вот. Тут новые обстоятельства. Думаю, они помогут ускорить процесс.

Я знала, что к нему уже приходили родители виновных. Знала, что кто-то пытался подделать документы в больнице. Я всё выяснила.

— Либо вы берёте эти документы в дело, — я посмотрела на следователя твёрдо, — либо я иду дальше.

Мужчина слегка приподнял один лист. Усмехнулся.

— Ничего не обещаю. Но дело рассматривается.

— Старайтесь.

Прошло три месяца. Дело буксовало. Я снова пришла к следователю. На этот раз с конвертом.

— Может, теперь дело сдвинется? — я положила конверт на стол.

Он молча взял, убрал в ящик.

— Посмотрим.

Вечером я встретила отца у больницы. Он нервно дымил.

— Была у следователя, — сказала я. — Дала денег. Хорошо, что дачу удачно продала. Хватит и на лечение, и на это.

— Надо было мне сходить, — отец сжал кулак.

— Не смеши. Он тебя слушать не стал бы. Ты же отсидел.

— Ну и что?! — вскипел отец. — Я что, теперь не человек?!

— Для следователя нет. Ты уже ходил к нему сам. И что? А мать вообще всего боится. Думает, без нас разберутся. Только вот три месяца прошло — и ничего. Для него только деньги важны.

Отец бросил окурок, растоптал ногой.

— Как Дашка?

— Лучше. Скоро выписывают.

После выписки вечером Даше курьер привёз букет. Красивый. Дорогой.

Я взяла его в руки.

— Есть записка?

Парень пожал плечами.

— Я видел, что оплачивал парень. Молодой. Тёмненький такой.

Я протянула букет обратно.

— Не могу принять.

— И я не могу обратно. Он вручён.

— Тогда доставьте по новому адресу. Я оплачу. — Я написала адрес из материалов дела. — Отправитель ошибся.

Курьер пожал плечами и ушёл.

— Кто был? — спросила Даша, когда я вернулась.

— Ошиблись. Мы не заказывали букет. — Я села рядом с ней. — Хочешь, я тебе роз куплю? Белых, как ты любишь?

— Ты запомнила?

— Конечно. Помнишь, как ты у соседки розы обрывала? Мне пришлось весь цветник полоть за тебя.

— Не хочу цветы, — Даша посмотрела на меня. — Посиди со мной. Я помню, ты мне сказки читала на ночь. Почитай ещё что-нибудь. Чтобы я заснула. Очень я любила, как ты это делала.

— Хорошо, — я кивнула и взяла книгу с полки.

Через месяц состоялся суд. Даша сидела в зале отрешённо. Словно не хотела вспоминать. Она переживала всё заново и не вникала в слова судьи.

Я взяла сестру за руку, когда объявляли приговор. Наказали водителя по полной.

Я сжала Дашину руку крепче, когда мать закричала в зале.

— Он должен быть наказан, — тихо сказала я сестре. — Не обращай внимания. Хочешь выйдем?

Даша замотала головой. Опустила взгляд.

Когда мы выходили из здания суда, позвонила тётя Валя.

— Да, тёть Валь. Могу. Завтра у меня выходной. Хорошо, сейчас приеду.

— Я в супермаркет, — сказала я родителям и Даше. — Поезжайте без меня. Завтра выхожу в цветочный на смену. Подменю тётю Валю.

Отец посмотрел на меня удивлённо.

— В цветочный?

— Да. Она предложила мне работу. Буду учиться. Может, когда-нибудь свой цветочный открою.

Даша улыбнулась. Впервые за долгое время.

— Ты всегда мечтала о цветах.

— Да, — я кивнула. — Всегда.

Я шла к магазину и думала — дача продана, мечта откладывается. Но Даша жива. И это главное.

А цветы… Цветы подождут. Я ещё успею.

Оцените статью
Мать требует, чтобы я поделилась наследством с сестрой, которую мне пришлось нянчить вместо неё
Единственный советский мотоцикл, который догонял и перегонял пресловутую «Яву»