Гала сидела на кухне и смотрела на пустую чашку. Вторник, семь утра. Раньше в это время она готовила завтрак на двоих, теперь даже чай себе заварить забывала.
— Мам, ты как? — дочка Олька позвонила рано.
— Нормально.
— Не нормально. Слышу по голосу.
Гала вздохнула. Месяц прошёл, а она всё никак не могла поверить. Тридцать шесть лет вместе! И вот так взял и ушёл.
— Устал я, Галь, — сказал тогда Серёжа, стоя в прихожей с чемоданом. — От быта этого, от рутины. Хочется жить, понимаешь?
— А я что, не живая?
— Ты не поймёшь. Мне нужна свобода.
Свобода! В шестьдесят три года! С этой своей Викой из бухгалтерии. Тридцать лет ей, блин. Гала тогда стояла и думала — ну как так можно? Как он мог?
После его ухода она две недели почти не выходила из дома. Плакала, злилась, опять плакала. Звонила подруге Тане:
— Танюш, что мне теперь делать-то?
— Жить, — отвечала та. — По-другому жить.
— Как по-другому? Я же не умею одна.
— Научишься.
Дети приезжали каждый день. Сын Димка злился:
— Папаня совсем крышей поехал. В его годы такие глупости творить!
— Дим, не надо так про отца.
— А как надо? Он семью бросил ради… ради чего? Ради юбки!
Олька была помягче, но тоже не скрывала возмущения:
— Мам, а ты с ним разговаривала?
— О чём говорить? Он решение принял.
— Может, ещё передумает?
Гала тогда даже представить не могла, что будет, если он вернётся. Хотела ли она этого? Не знала. Сердце болело так, что дышать трудно было.
Первые дни она всё ждала — вдруг позвонит, скажет, что одумался. Телефон молчал. Потом через знакомых узнала — снимает квартиру рядом с работой. С Викой этой.
— Ну и пусть, — говорила себе Гала. — Проживёт без меня.
Но по ночам лежала и думала — а что, если она правда хуже? Старше, толще, морщин больше. Может, он прав, что ушёл? Может, она действительно стала скучной?
— Дурь это всё, — отрезала Таня, когда Гала поделилась сомнениями. — Ты нормальная женщина. А он — старый козёл.
— Тань!
— Что Тань? Правду говорю. В его возрасте за молодухой бегать — это диагноз.
Но Гале всё равно было больно. Тридцать шесть лет! Она помнила, как они познакомились, как поженились, как детей растили. Неужели всё это ничего не значит?
Холодильник гудел. За окном кто-то выгуливал собаку. Обычное утро, каких теперь будет много. Или не будет? Гала встала, подошла к зеркалу в прихожей. Смотрела на себя долго.
Вроде не страшилище. Конечно, не девочка уже, но и не развалина. Волосы седые, да. Но глаза живые. Только грустные очень.
— Хватит, — сказала она своему отражению. — Хватит убиваться.
Взяла телефон, нашла номер Тани:
— Танюш, а помнишь, ты говорила про йогу? Там ещё записаться можно?
— Конечно можно! — обрадовалась Таня. — Завтра в семь вечера приходи. Только коврик купи.
Йога оказалась не такой простой штукой. Гала еле дотягивалась до пальцев ног, а рядом какая-то бабуля в семьдесят лет в позе лотоса сидела. Стыдно было.
— Ничего, — шептала инструктор Лена. — Всё постепенно. Главное — дышать.
Дышать. Да она месяц нормально дышать не могла. А тут ещё эти упражнения.
Но постепенно втянулась. Ходила три раза в неделю, познакомилась с женщинами. Одна, Нина, тоже недавно развелась:
— Муж сказал, что я располнела. Ну и пошёл он.
— А ты не расстроилась?
— Первые дни — да. Потом подумала — а нафига мне такой нужен?
Гала удивлялась. Неужели можно так просто относиться?
Через две недели йоги решилась на подработку. В газете видела объявление — нужна женщина помогать по хозяйству пожилой паре. Позвонила.
— А возраст какой у вас? — спросила незнакомая женщина.
— Шестьдесят два.
— Подойдёт. Приходите завтра.
Дедушка Михаил Иванович и бабушка Зоя Петровна жили в двушке на первом этаже. Ему восемьдесят семь, ей восемьдесят четыре. Дети в другом городе.
— Нам помощь нужна, — объяснила Зоя Петровна. — Продукты купить, убрать немного. Готовить я ещё могу.
— А платить сколько будете?
— Десять тысяч в месяц. Три раза в неделю по три часа.
Деньги небольшие, но Гале не хватало общения. Дома сидеть надоело.
Старики оказались интересными. Михаил Иванович инженером работал, Зоя Петровна — учительницей. Рассказывали про жизнь, про детей. Спрашивали про семью.
— А муж где? — поинтересовалась Зоя Петровна.
— Ушёл к другой.
— Ах, вот оно что. Ну и дурак.
Гала засмеялась. Давно не смеялась.
Работа отвлекала. Плюс йога, плюс изредка встречи с подругами. Жизнь понемногу налаживалась.
Олька заметила изменения:
— Мам, ты как-то посвежела.
— Да ладно.
— Нет, правда. И голос другой стал.
Димка тоже удивлялся:
— Мама, а папа звонил?
— Нет. А должен?
— Ну… не знаю. Думал, может, одумался уже.
Гала пожимала плечами. Честно говоря, она всё реже вспоминала про Серёжу. Утром вставала, шла на йогу или к старикам, вечером читала или смотрела сериалы. Спокойно как-то.
Подруга Таня иногда подкалывала:
— Галь, а тебе не скучно одной-то?
— А чего скучать? Телевизор свой смотрю, музыку какую хочу слушаю. Красота.
— Мужика не хватает?
— Пока нет.
И правда не хватало. Конечно, иногда грустно становилось. Особенно вечерами. Но не так остро, как в первые дни.
Через месяц Михаил Иванович заболел. Температура, кашель. Зоя Петровна паниковала:
— Галочка, а вдруг воспаление лёгких?
— Давайте врача вызовем.
— Он не хочет. Говорит, само пройдёт.
Пришлось уговаривать. Врач приехала, послушала, сказала — бронхит. Антибиотики прописала.
— Спасибо вам, — благодарила Зоя Петровна. — Без вас не знаю, что делали бы.
Гала чувствовала себя нужной. Это было приятно.
Дома в тот вечер она смотрела на себя в зеркало. Что-то действительно изменилось. Не внешне — внутри. Раньше всё время думала — а что Серёжа скажет, а понравится ли ему. Теперь думала о себе.
И тут раздался звонок в дверь.
Гала посмотрела в глазок. Серёжа стоял с букетом роз, переминался с ноги на ногу. Выглядел помятым, постаревшим. Она замерла. Месяц ни слуху ни духу, а тут вдруг явился.
— Галь, открой. Это я.
Она молчала. Сердце колотилось, но не так, как раньше. Больше от неожиданности.
— Галя, ну пожалуйста. Мне надо поговорить с тобой.
Открыла дверь, но цепочку не сняла.
— Чего надо?
— Можно войти? Замёрз весь.
Она сняла цепочку, отошла. Серёжа протянул букет:
— Тебе. Извини, что без звонка.
— Спасибо.
Поставила цветы в раковину, не стала искать вазу. Он стоял в прихожей, снимал куртку. Располнел немного, щетина небритая.
— Проходи, — сказала она спокойно.
Сели на кухне. Серёжа оглядывался по сторонам:
— Ты тут что-то изменила?
— Шторы повесила новые.
— А… да, красиво. Галь, я пришёл, потому что понял — наделал глупостей.
Она молча наливала чай. Руки не дрожали. Странно.
— Эта Вика… она не то, что я думал. Только деньги нужны ей. Квартиру съёмную оплачивай, в рестораны води, подарки покупай. А дома… там холодно как-то. Не по-семейному.
— Понятно.
— Галь, а ты чего молчишь?
— А что говорить? Слушаю тебя.
Серёжа нервничал. Видимо, ожидал слёз, истерик. А она сидела спокойная, чай пила.
— Я ошибся, Галь. Серьёзно ошибся. Дом бросил, тебя бросил, детей расстроил. Дурак старый.
— Это да.
— Можем мы всё вернуть? Как раньше?
Гала поставила чашку, посмотрела на него внимательно:
— А как раньше это как?
— Ну… жить вместе. Семьёй.
— А я что, не семья была, когда ты ушёл?
— Была, конечно. Но я же объяснил — в голове каша творилась. Кризис возрастной, наверное.
— В шестьдесят три года кризис?
— Бывает и в этом возрасте.
Гала встала, подошла к окну. На улице темнело. Месяц назад она рыдала бы от счастья, услышав эти слова. Теперь чувствовала только усталость.
— Серёж, а что изменилось-то? Ты тот же, я та же. Быт тот же будет.
— Изменилось! Я понял, что семья — это главное. Что нельзя так поступать.
— Понял… А если завтра другая Вика появится?
— Не появится! Клянусь тебе.
Она повернулась к нему:
— Клялся уже. В загсе. Помнишь?
Серёжа опустил глаза. Сидел виноватый, как мальчишка после проказ.
— Галь, ну дай мне шанс исправиться. Я докажу, что изменился.
— Как докажешь?
— Не знаю пока. Но докажу.
Она села обратно за стол. Смотрела на него и думала — неужели это тот мужчина, без которого жизни не представляла? Обычный пожилой дядька с залысиной и животиком. Испуганный, растерянный.
— Серёж, а я за этот месяц многое поняла.
— Что поняла?
— Что могу одна жить. Не умирать от одиночества, не сходить с ума. Могу.
— Это хорошо. Но зачем одной, если можем вместе?
— Вместе… А ты готов к тому, что я изменилась?
— Как изменилась?
— По-разному. Йогой занимаюсь, подрабатываю, с подругами встречаюсь. Не спрашиваю разрешения ни у кого.
— Я и раньше не запрещал.
— Не запрещал, но и не поддерживал. Помнишь, хотела курсы кройки пойти? Ты сказал — зачем тебе это в твоём возрасте.
Серёжа задумался:
— Говорил такое?
— Говорил. И про театр говорил — что пустая трата времени. И про подруг — что они плохо на меня влияют.
— Может, и говорил. Но сейчас по-другому думаю.
Гала вздохнула. Налила ему чай, подвинула сахар:
— Слушай, Серёж. Хочешь попробовать наладить отношения?
— Конечно хочу!
— Тогда так. Живёшь отдельно. Снимай квартиру или к Димке переезжай. Встречаемся, разговариваем, смотрим, получается ли.
— То есть как отдельно?
— А так. Ты должен доказать не словами, а делами, что можно тебе доверять. Что не сбежишь опять при первой же проблеме.
— Но это же глупо! Зачем деньги тратить на съём?
— Затем, что я пока не готова жить с тобой под одной крышей. Боюсь.
— Чего боишься?
— Что опять привыкну, поверю, а ты снова уйдёшь. Сил больше нет переживать такое.
Серёжа сидел ошалелый. Явно не ожидал такого поворота.
— Значит, я должен ухаживать за собственной женой? — растерянно спросил Серёжа.
— За бывшей женой, — поправила Гала. — И да, должен. Если хочешь, чтобы стала нынешней.
Он ушёл расстроенный. Гала закрыла за ним дверь и села на кухне. Странно — ни слёз, ни радости. Просто спокойствие.
Утром позвонила Олька:
— Мам, папа звонил. Говорит, вы мирились?
— Не мирились. Разговаривали.
— И что решили?
— Ничего пока. Время покажет.
Серёжа снял однушку рядом с домом. Звонил каждый день, предлагал встретиться. Первый раз пришёл через неделю с продуктами:
— Принёс поесть. Сам готовил.
— Спасибо.
— Может, вместе поужинаем?
— Давай.
Сидели за столом, неловко молчали. Привычка утрачена была. Он рассказывал про работу, она про стариков, к которым ходила помогать.
— А зачем тебе эта работа? — удивлялся Серёжа. — Пенсии хватает.
— Мне нравится. Чувствую себя полезной.
— Полезной… А раньше не чувствовала?
— Раньше не думала об этом.
Месяц спустя он освоился. Приходил два раза в неделю, помогал по хозяйству. Лампочки менял, краны чинил. Вёл себя осторожно, как гость.
— Галь, а когда мы поженимся обратно?
— Рано ещё говорить.
— Но ты же видишь — стараюсь. Изменился.
— Вижу. Но доверие не так быстро возвращается.
Через три месяца он познакомился с новыми Галиными подругами из йоги. Нина его сразу невзлюбила:
— Это тот самый, что к молодой ушёл?
— Он.
— И ты его прощаешь?
— Пока думаю.
Серёжа старался. Водил в театр, дарил цветы, слушал её рассказы о работе. Но Гала чувствовала — что-то изменилось навсегда. Страха потерять его больше не было.
— Мам, а ты его любишь ещё? — спросила Олька через полгода.
— Люблю. По-другому только.
— Как по-другому?
— Спокойнее. Без паники.
На восьмой месяц Серёжа не выдержал:
— Галь, сколько можно? Живём как чужие люди.
— А как хочешь жить?
— Как семья. Под одной крышей.
Она долго молчала. Потом сказала:
— Хорошо. Переезжай. Но условия есть.
— Какие?
— Йогу не брошу. Работу не брошу. С подругами встречаться буду. И отдельные кровати.
— Зачем отдельные?
— Затем, что так хочу.
Он согласился. Что оставалось делать?
Жить вместе было непривычно. Гала больше не спрашивала разрешений, не подстраивалась под его настроение. Своя жизнь у неё появилась. Серёжа к этому приспосабливался.
— Странно как-то, — жаловался он Димке. — Мать совсем другой стала.
— А что ожидал? — удивлялся сын. — Думал, всё как раньше будет?
Нет, как раньше не стало. Гала научилась жить для себя. И пугало её это только поначалу. Потом оказалось — так даже лучше.
Прошёл год. Серёжа привык к новым порядкам, даже понравились они ему. Жена стала интереснее, живее. А Гала поняла главное — одиночества бояться не нужно. Хуже предательства только страх перед ним.
Вечером она смотрела на спящего Серёжу и думала — повезло ему. Второй шанс дала. Третьего не будет.
