Людмила долго сидела на кухне. Мяла в руках чек из «Пятёрочки».
Транжира. Слово это застряло где-то в горле, как рыбья косточка. За что? За то, что купила творог не по акции? За то, что взяла стиральный порошок подороже — тот, что пятна отстирывает?
Она встала, подошла к зеркалу в прихожей.
— Транжира, — произнесла она вслух.
Голос звучал странно в пустой квартире. Алексей ушёл к Петровичу — пить пиво и жаловаться на жизнь. На неё.
Людмила вернулась на кухню, села за стол. Достала из кошелька все деньги — полторы тысячи до зарплаты мужа. Разложила купюры аккуратно, как пасьянс. Считала много раз, хотя знала сумму наизусть.
На продукты — тысяча. На коммуналку — пятьсот маловато будет. На лекарства маме — уже нет. Как обычно.
А ведь когда-то у неё была зарплата. Хорошая. В библиотеке работала — заведующей отделом. Люди приходили, благодарили за помощь с книгами, с рефератами. Она знала, где что найти, кому что посоветовать.
Потом вышла замуж. Алексей сказал:
— Зачем тебе эта работа? Я заработаю на всех.
И она поверила. Бросила библиотеку, стала домохозяйкой.
Людмила засмеялась — тихо, безрадостно. Какая она хозяйка, если любое решение о покупке больше пятидесяти рублей превращается в допрос? Какая хозяйка, если приходится выпрашивать деньги на новые тапочки?
Она встала, открыла старый комод в спальне. На дне ящика лежала записная книжка — та самая, рабочая. Телефоны коллег, адреса. Людмила полистала.
Вера Николаевна, заместитель директора библиотеки. Номер тот же?
Людмила набрала. Долго не решалась нажать вызов. Потом нажала.
— Алло? — Вера Николаевна? Это Людмила Кравцова. Помните?
Утром Людмила проснулась рано. Раньше обычного. Будильник ещё не звонил, а она уже лежала с открытыми глазами, рассматривала трещину на потолке. Та же трещина, что и вчера. Только сегодня всё было другое.
Вчерашний разговор с Верой Николаевной прокручивался в голове, как заезженная пластинка. «Конечно, помню! Людочка, как дела? А что, думаешь к нам вернуться?»
Алексей ушёл на работу, не позавтракав. Демонстративно хлопнул дверью — чтобы она поняла: вчерашняя ссора не забыта.
— Ну и пусть, — сказала Людмила тишине.
Слова прозвучали странно. Спокойно. Без обычного страха, что он услышит, разозлится ещё больше.
Через пару часов она уже стояла у знакомого здания библиотеки. Красный кирпич, высокие окна. Как будто время остановилось. Только у входа теперь пандус для колясок, и вывеска новая — блестящая, пластиковая.
Вера Николаевна встретила её как родную. Обняла, усадила в кресло, налила чай из термоса.
— А ты почти не изменилась, — сказала она, внимательно разглядывая Людмилу. — Усталая только какая-то.
— Да, — согласилась Людмила и неожиданно для себя заплакала.
Не рыдала, как обычно дома — тихо, чтобы никто не слышал. Плакала открыто, не стыдясь слёз.
— Знаешь, — сказала Вера Николаевна, подвигая ей салфетки, — у нас тут без тебя разруха полная. Новая заведующая молодая, энергичная, но каталоги не знает. Читатели жалуются — не могут найти то, что им нужно. А ты ведь помнишь, где что лежит?
— Помню, — кивнула Людмила. — Всё помню.
— Тогда приходи завтра. На полставки пока, посмотрим, как пойдёт. Зарплата небольшая, конечно.
— Приду, — сказала Людмила быстро. Так быстро, что сама удивилась. — Обязательно приду.
Домой она шла другой дорогой. Через парк, мимо пруда. Купила себе мороженое — первый раз за сколько лет? И съела, сидя на лавочке, глядя на уток.
Вечером Алексей вернулся хмурый. Уселся к телевизору, включил новости. Людмила готовила ужин и думала, как сказать. О работе. О том, что завтра пойдёт в библиотеку.
— Слушай, — начала она, ставя на стол тарелку с котлетами.
— Что? — не поворачивая головы, буркнул он.
— Я завтра на работу выйду.
Алексей медленно повернулся к ней. Посмотрел так, будто она сказала, что завтра полетит на Марс.
— Куда на работу? Кому ты нужна? Да тебя никто не возьмёт, ты же нигде не работала столько лет!
— Возьмут, — спокойно ответила Людмила. — Уже взяли. В библиотеку. К Вере Николаевне.
— Библиотека? — Алексей рассмеялся. — Да там копейки платят! Ты что, совсем умом тронулась? На автобус денег не будет хватать!
— Будет, — сказала Людмила. — А если не будет — пешком пойду.
Что-то в её голосе заставило его замолчать. Он уставился на жену, будто впервые её видел.
— Ты что, серьёзно?
— Серьёзно.
Алексей покрутил головой, махнул рукой и снова уткнулся в телевизор. Но Людмила заметила — он больше не смотрел новости. Просто сидел и думал.
Через неделю у неё был свой стол, свой компьютер и очередь из читателей, которые помнили её и радовались возвращению.
— Людмила Васильевна! — восклицала пожилая учительница литературы. — Как хорошо, что вы вернулись! Мне нужны стихи Заболоцкого для урока, а никто найти не может.
— Второй этаж, стеллаж у окна, полка четвёртая снизу, — не задумываясь, отвечала Людмила. — Там и Заболоцкий, и Твардовский, и вся современная поэзия.
К концу недели она чувствовала себя так, будто никуда и не уходила. Руки сами тянулись к нужным папкам, глаза автоматически выхватывали знакомые корешки книг.
И главное — она опять была нужна. Не как прислуга, не как кухарка. Как специалист. Как человек, который знает своё дело.
Дома тоже изменилось. Людмила перестала извиняться за каждую покупку. С аванса купила себе новую блузку — красивую. Алексей сначала возмутился:
— На что покупаешь? На свои копейки?
— На свои, — ответила она. — Заработала.
— А зарплату когда дают? — спросил он.
— В конце месяца.
— Ну это хорошо. Семейному бюджету не помешает.
И в этой фразе не было ни сарказма, ни претензий. Просто констатация факта.
К концу месяца Людмила получила первую зарплату. Немного, но это были её деньги.
Она положила купюры на кухонный стол и долго на них смотрела.
Потом взяла три тысячи и пошла в магазин. Купила хорошее мясо, овощи для салата, торт к чаю. И себе — крем для лица. Дорогой, в красивой баночке.
За ужином Алексей был молчалив, но не хмур. Даже похвалил мясо по-французски.
— Вкусно, — сказал. — Давно так не готовила.
— Давно у нас денег на хорошее мясо не было, — ответила Людмила.
И снова — никакого упрёка в голосе. Просто факт.
Прошло три месяца. Людмила привыкла к новой жизни так быстро, будто старой и не было вовсе. Утром — работа, вечером — дом. Но теперь дом не тяготил. Наоборот — она возвращалась туда отдохнувшей, довольной собой.
В библиотеке её уже перевели на полную ставку. Зарплата выросла — не Бог весть что, но достаточно, чтобы чувствовать себя независимой. Достаточно, чтобы покупать себе книги, хорошую косметику, иногда — платья.
Алексей привык. Даже стал помогать по дому — не демонстративно, но помогать. Мусор выносил, посуду иногда мыл. И перестал ворчать на каждую её покупку.
Но в последнее время он снова стал нервным. Хмурился за ужином, огрызался по пустякам. Людмила поначалу не придавала этому значения — работа у мужа тяжёлая, устаёт.
А потом пришла домой пораньше.
Алексей сидел на кухне с телефоном и говорил тихо, почти шёпотом:
— Нет, не могу сегодня. Жена рано придёт. Да понимаю я, понимаю. Но что делать? Она теперь непредсказуемая стала, работает, деньги свои зарабатывает. Нет, Света, не так всё просто.
Людмила замерла в прихожей. Сердце билось так громко, что казалось — весь дом слышит.
Света.
Людмила тихо разулась, прошла в спальню. Села на кровать и долго смотрела в стену.
Она не плакала. Даже не было больно — как ни странно. Была только какая-то странная ясность, будто туман рассеялся.
Алексей вошёл в комнату, увидел её и вздрогнул:
— А ты когда пришла?
— Только что, — соврала Людмила. — Ты с кем разговаривал?
— С Петровичем. По работе.
— Понятно.
Она встала, пошла на кухню готовить ужин. Алексей ходил за ней по пятам, заглядывал в лицо:
— Ты что такая странная?
— Нормальная я.
— Не, какая-то ты задумчивая.
Людмила резала картошку и молчала.
— Лёша, — сказала она, не поднимая глаз от картошки.
— Ну?
— А кто такая Света?
Алексей замер. Потом начал смеяться — слишком громко, неестественно:
— Света? Какая Света? Да откуда я знаю! Света — это имя такое. Много людей Светами зовут.
— Ясно.
Ужин прошёл в молчании. Алексей пытался завести разговор — о работе, о новостях, о погоде. Людмила отвечала односложно, рассеянно.
Перед сном он подошёл к ней:
— Ты какая-то странная сегодня.
Людмила обернулась к мужу. Долго смотрела ему в глаза.
— Лёша, — сказала она тихо. — А ты меня любишь?
— Ну конечно. Что за вопросы?
— Правда любишь? Или просто привык?
— Люся, ты что? С чего вдруг?
— Ответь честно. Любишь?
Алексей мялся, переминался с ноги на ногу:
— Ну люблю, конечно.
На следующий день она пришла с работы рано и застала дома чужую сумочку. Красивую, кожаную. Из спальни доносились голоса — мужской и женский.
Людмила прошла на кухню, поставила чайник. Села за стол и стала ждать.
Через десять минут из спальни вышел Алексей. Растрёпанный, виноватый. За ним — молодая женщина лет тридцати пяти. Худенькая, с короткой стрижкой.
— Люся! — Алексей попытался изобразить удивление. — Ты рано пришла.
— Да, рано, — согласилась Людмила. — А вы, я понимаю, Света?
Женщина покраснела:
— Я сейчас уйду. Извините.
— Не надо извиняться, — спокойно сказала Людмила. — Чай будете?
Света растерянно посмотрела на Алексея:
— Я, нет, спасибо. Мне пора.
Она схватила сумочку и выскочила из квартиры, как ошпаренная.
Алексей стоял посреди кухни и не знал, куда девать руки.
— Ну, в общем, — Алексей сел напротив. — Люся, прости. Я не хотел, чтобы ты узнала.
— Понятно. А как долго это продолжается?
— Да недолго, полгода, может, чуть больше.
— Значит, ещё до того, как я на работу устроилась.
— Да, то есть нет. Люся, это сложно объяснить.
— Не надо объяснять, — Людмила поставила чашку. — Скажи честно: ты хочешь со мной жить дальше?
Алексей замолчал. Долго смотрел в окно, потом на стол, потом опять в окно.
— Не знаю, — сказал он наконец. — Честно — не знаю.
— Знаешь, Лёша, — сказала она спокойно. — Давай разведёмся. Без скандалов, без дележки имущества. Просто разойдёмся, как люди.
Алексей уставился на неё:
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Развод оформили быстро. Без скандалов, как и договаривались. Алексей съехал к Свете, оставив Людмиле квартиру — неожиданно благородный жест, который её даже тронул.
— Может, и не такой ты плохой, — сказала она ему в последний день. — Просто мы друг другу не подходим.
— Да, — согласился он. — Наверное, не подходим.
Они пожали друг другу руки, как старые знакомые. Без обид, без драмы. Странно, но именно так и должно было закончиться.
Первую неделю одиночества Людмила просто наслаждалась тишиной. В библиотеке заметили её хорошее настроение.
— Людмила Васильевна, вы так светитесь! — смеялась молоденькая практикантка Катя. — Влюбились?
— Да, — неожиданно для себя ответила Людмила. — В жизнь влюбилась.
Через месяц ей предложили заведовать отделом. Отдельный кабинет, молодые сотрудники, которые смотрели на неё с уважением.
— Согласна, — сказала она директору, не раздумывая.
— А не тяжело будет? Ответственность большая.
— Не тяжело. Я готова.
Дочь Марина приехала в гости через два месяца после развода. Увидела мать и ахнула:
— Мам! Ты помолодела лет на десять! Что с тобой? Это что развод так действует? — засмеялась дочь. — Может, мне тоже стоит?
— Не стоит разводиться, — серьёзно сказала Людмила. — Стоит просто не забывать, что ты — человек.
Они говорили всю ночь. О жизни, о мужчинах, о том, как важно не растворяться в других людях. Марина слушала и кивала:
Весной в библиотеку устроился новый сотрудник — мужчина лет пятидесяти, историк, недавно переехавший в город. Интеллигентный, начитанный, с добрыми глазами.
— Виктор Семёнович, — представился он.
— Людмила Васильевна, — ответила она.
Они долго говорили о книгах, о работе. Виктор оказался интересным собеседником — без наигранности, без желания произвести впечатление.
— А вы давно в библиотеке работаете? — спросил он.
— Всю жизнь. С перерывом на замужество.
Вечером Людмила шла домой и думала о том, как изменилась её жизнь. Год назад она боялась каждой покупки, каждого слова. А теперь — заведующая отделом, самостоятельная женщина, которая сама решает, как ей жить.
У подъезда она остановилась, достала зеркальце. Посмотрела на себя — на новую стрижку, на румянец на щеках, на блеск в глазах.
— Привет, Людмила Васильевна, — сказала она своему отражению. — Рада знакомству.
И засмеялась. Громко, на всю улицу. Не стесняясь прохожих, не боясь, что кто-то подумает.
Жизнь только начиналась.
