— Верни мне мои деньги, Светлана! Двести тысяч! Сейчас же! Или я подам на тебя в суд и выселю из этой квартиры! Ты думала, я не узнаю, что ты натворила?!
Голос свекрови прорезал тишину квартиры, как нож масло. Она стояла в дверях спальни, вся в дорогой шубе и сапогах, от которых на паркете остались грязные следы. Её лицо пылало праведным гневом, а в руках она сжимала какую-то папку с документами. Светлана замерла посреди комнаты с полотенцем в руках. Она только что вышла из душа, волосы ещё были мокрыми, на лице не было косметики. Первой мыслью было: «Как она вошла? У неё же нет ключей». Второй: «О каких деньгах она говорит?»
— Вера Николаевна, я не понимаю, о чём вы… — начала она осторожно, но свекровь оборвала её на полуслове.
— Не понимаешь?! Не прикидывайся дурочкой! — она швырнула папку на кровать. Документы веером разлетелись по белоснежному покрывалу. — Вот! Смотри! Договор займа! Моя подпись! Двести тысяч рублей! Ты заставила меня подписать это, когда у меня было давление, когда я плохо видела! Ты воспользовалась моим состоянием!
Светлана подошла к кровати, взяла один из листков. Её руки слегка дрожали. Она пробежала глазами по строчкам. Это действительно был договор займа. На двести тысяч рублей. Сроком на три года. С процентами. Подпись Веры Николаевны стояла внизу, размашистая, с характерным завитком. Но сам договор был датирован двумя годами ранее. Светлана медленно подняла глаза на свекровь.
— Вы с ума сошли, — тихо произнесла она. — Я никогда этого не подписывала. Я никогда не видела этого договора. И я никогда не брала у вас денег взаймы.
— Врёшь! — свекровь шагнула ближе, её голос поднялся до истеричного визга. — Ты взяла! Ты обманула старую женщину! Ты подсунула мне эту бумагу, когда я болела! А теперь отказываешься возвращать! Но я нашла договор! Вот он! С твоей подписью!
Светлана снова посмотрела на бумагу. В графе «Заёмщик» стояло её имя. Её фамилия. И подпись. Она всмотрелась в закорючки. Подпись была похожа на её. Очень похожа. Но это была не её подпись. Буквы были слегка другими, нажим неправильный, наклон чуть круче. Кто-то очень старательно её подделал.
— Это не моя подпись, — сказала она твёрдо. — Кто-то её подделал.
— Конечно, теперь будешь так говорить! — свекровь торжествующе усмехнулась. — Но суд так не считает! У меня есть свидетели! У меня есть доказательства! Ты вернёшь мне деньги, или я сделаю так, что ты пожалеешь о дне своего рождения!
В этот момент в квартире щёлкнул замок. Вошёл Игорь, муж Светланы. Он услышал крик ещё в подъезде и теперь стоял в дверях спальни, переводя взгляд с матери на жену. Его лицо было напряжённым, но не удивлённым. Не удивлённым вообще. И Светлана это заметила.
— Игорь, объясни матери, что я никогда не брала у неё денег, — попросила она, и в её голосе прозвучала мольба.
Но муж молчал. Он смотрел в пол, на свои ботинки, на стену. Куда угодно, только не на неё. И тогда Светлана поняла. Поняла всё сразу. Холодная волна накрыла её с головой.
— Ты знал, — прошептала она. — Ты знал об этом.
Он дёрнул плечом, всё так же не поднимая глаз.
— Мама говорила, что ей нужны деньги, — пробормотал он невнятно. — Что у неё проблемы… Я думал, вы сами договоритесь…
— Договоримся?! — Светлана почувствовала, как внутри неё что-то лопается. — О чём договоримся, Игорь?! О том, что твоя мать подделала мою подпись на фальшивом договоре?! О том, что она требует деньги, которые я ей не должна?!
— Ах вот как! — свекровь выступила вперёд, загораживая сына своим телом. — Значит, фальшивый договор! Значит, я подделала! Да как ты смеешь, стерва, обвинять меня! Игорёк, ты слышишь, что она говорит про твою мать?!
Игорь поднял наконец глаза. В них была не решимость, не гнев, не поддержка жены. В них была усталость и желание, чтобы всё это поскорее закончилось.
— Света, может, правда стоит как-то решить вопрос, — начал он примирительно. — Ну, раз мама так настаивает… Может, действительно было что-то, а ты забыла…
— Что?! — Светлана не верила своим ушам. — Ты сейчас серьёзно?! Ты считаешь, что я могла забыть, как брала в долг двести тысяч?!
— Ну, ты же знаешь, у тебя всегда была память плохая, — пробормотал он, отводя взгляд. — Мама никогда не врёт. Если она говорит…
— Вот именно! — подхватила свекровь. — Я никогда не вру! А ты, Светлана, привыкла жить за чужой счёт! Я с самого начала говорила Игорьку, что ты ему не пара! Что ты меркантильная! Что ты только деньги наши и видишь!
Светлана стояла и смотрела на них обоих. На свекровь, которая сейчас изображала оскорблённую добродетель. На мужа, который прятал глаза и мялся на месте, как провинившийся школьник. И вдруг всё встало на свои места. Все эти два года брака. Все эти бесконечные визиты свекрови, которая приходила без предупреждения и оставалась до позднего вечера. Все эти замечания: «Суп пересолен», «Квартира пыльная», «На сына ты внимания не обращаешь». Все эти взгляды Игоря, который никогда не вставал на её сторону, который всегда находил оправдание матери. «Она же старая», «Она волнуется», «Она из-за любви так».
Это не была случайная выходка. Это была спланированная атака. И Игорь был в курсе. Может, не всех деталей, но знал. Знал и молчал.
— Хорошо, — сказала Светлана очень спокойно. — Я посмотрю на этот договор внимательнее. И я обращусь к юристу. Если моя подпись там настоящая — я верну деньги. Если нет — я подам заявление в полицию о подделке документов и мошенничестве.
Лицо свекрови исказилось.
— Ты ещё и угрожать мне будешь?! Игорь! Ты слышишь, как она со мной разговаривает?!
Но Светлана уже не слушала. Она оделась, взяла документы, свою сумку и вышла из квартиры. Дверь она закрыла тихо, без хлопка. За спиной остались крики свекрови и жалкие попытки Игоря что-то объяснить. Ей было всё равно.
На следующий день она сидела в офисе юридической консультации. Молодой специалист по почерковедческой экспертизе, парень лет тридцати в очках, внимательно изучал договор через увеличительное стекло. Он попросил у Светланы образцы её подписи на разных документах: паспорте, трудовом договоре, банковских бумагах. Сравнивал, щурился, что-то записывал в блокнот.
— Это не ваша подпись, — сказал он наконец. — Это хорошая имитация, но не ваша. Видите здесь? — он ткнул карандашом в одну из букв. — У вас всегда этот элемент идёт с нажимом, а здесь он слабый. И соединение другое. Кто-то тренировался, но недостаточно хорошо. Я могу сделать официальное заключение, если нужно.
— Нужно, — твёрдо ответила Светлана.
Она вышла из офиса с заключением эксперта в руках и сразу же позвонила мужу. Игорь взял трубку не сразу, на пятом гудке.
— Алло, — его голос был тихим, виноватым.
— Игорь, я была у эксперта, — сказала она без предисловий. — Подпись на договоре фальшивая. Я могу это доказать. Передай матери: либо она прямо сейчас признаётся в том, что всё это подстроила, либо я иду в полицию. У неё есть час на размышления.
Она сбросила звонок, не дожидаясь ответа. Через сорок минут в дверь позвонили. На пороге стояли они оба: свекровь и Игорь. Вера Николаевна больше не была в боевом настроении. Её лицо осунулось, шуба теперь казалась слишком большой на её сгорбленных плечах. Игорь стоял рядом, бледный, с красными глазами.
— Можно нам войти? — спросил он тихо.
Светлана молча отступила в сторону. Они прошли в гостиную. Никто не сел. Свекровь стояла посреди комнаты и смотрела в окно. Молчание затягивалось. Наконец Вера Николаевна заговорила. Её голос был глухим, лишённым прежней агрессии.
— Я хотела вас проучить, — начала она, не оборачиваясь. — Я видела, как ты живёшь в этой квартире. Как тебе всё легко даётся. Я всю жизнь работала на трёх работах, чтобы Игорю дать образование, чтобы эту квартиру купить. А ты пришла и получила всё готовое. И даже спасибо толком не сказала.
— Мама, — попытался вмешаться Игорь, но она отмахнулась от него.
— Дай мне договорить! Я думала… Я думала, что если она немного побеспокоится, поволнуется, может, поймёт, каково это — бояться потерять всё. Я не хотела по-настоящему брать деньги. Я просто хотела, чтобы она… чтобы она меня уважала.
Светлана слушала молча. Внутри неё боролись ярость и жалость. Жалость к старой женщине, которая так боялась потерять контроль над сыном, что готова была пойти на преступление. Ярость к этой же женщине, которая решила, что имеет право ломать чужую жизнь ради своих страхов.
— Вы хотели, чтобы я вас уважала? — тихо переспросила Светлана. — И для этого подделали документы? Обвинили меня в воровстве? Пытались выставить сумасшедшей?
Свекровь резко обернулась. На её лице были слёзы.
— Я не знала, что всё так обернётся! Игорь сказал, что ты отмахнёшься, посмеёшься! Что ты умная, сразу поймёшь, что это ерунда! Я не думала, что ты так серьёзно…
— Стоп, — Светлана подняла руку. Её взгляд метнулся к мужу. — Игорь сказал? Игорь был в курсе с самого начала?
Муж побледнел ещё сильнее. Он открыл рот, но из него не вышло ни звука. Этого молчания было достаточно.
— Это была твоя идея, — прошептала Светлана, глядя на него. — Всё это придумал ты.
И тогда Игорь сломался. Он упал на диван, уткнувшись лицом в ладони.
— Нам нужны были деньги, — его голос был надломленным. — Мама хотела купить дачу. У неё были накопления, но не хватало. Я думал… я думал, если она скажет, что ты должна, ты испугаешься и попросишь помощи у своих родителей. Они же богатые. Они могли бы дать. А потом мы бы всё уладили, сказали, что это была ошибка…
Тишина в комнате была оглушающей. Светлана стояла и смотрела на них обоих. На свекровь, которая плакала и вытирала слёзы платком. На мужа, который прятал лицо в руках. На этих двух людей, которые считали, что имеют право распоряжаться её жизнью, её деньгами, её спокойствием. Ради дачи. Ради чёртовой дачи.
— Убирайтесь, — сказала она ровно.
Игорь поднял голову.
— Света, давай поговорим, пожалуйста…
— Убирайтесь из моей квартиры, — повторила она громче. — Прямо сейчас. Оба.
— Но это же моя квартира тоже! Мама мне её купила!
— Нет, — Светлана открыла ящик комода, достала папку с документами. — Это моя квартира. Она оформлена на меня. До брака. Мои родители дали мне деньги на первый взнос, я сама выплачивала ипотеку. Вы с матерью сделали ремонт, да. Но юридически это моя собственность. И я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас.
Вера Николаевна и Игорь переглянулись. Им нечего было сказать. Свекровь первой двинулась к выходу, Игорь поплёлся за ней. У двери он обернулся.
— Я заберу вещи завтра, — пробормотал он.
— Забирай, — кивнула Светлана. — Я оставлю их в коробках у двери. Ключи от квартиры положи в почтовый ящик.
Дверь закрылась. Светлана осталась одна в тишине своей квартиры. Она прошла на кухню, поставила чайник. Села за стол, обхватив голову руками. Внутри было пусто. Не было ни боли, ни злости, ни облегчения. Только звенящая пустота, как после взрыва, когда оглохшие уши ещё не привыкли к наступившей тишине.
Она думала о двух годах брака, которые только что превратились в прах. О том, как слепа она была, не замечая очевидного. О том, что Игорь никогда её не любил, не по-настоящему. Он любил удобство, любил иллюзию семьи, любил образ себя как хорошего мужа. Но не её. Не Светлану. А она любила его. Или думала, что любила. Может, она любила идею семьи, тепла, дома, в котором её ждут. Но не его. Не этого слабого человека, который прятался за спину матери и был готов подставить жену ради дачи.
Чайник закипел. Она заварила себе крепкого чёрного чая, без сахара. Села у окна и смотрела на город. Где-то там, в потоке машин и огней, ехала свекровь и её муж. Бывший муж. Они думали, что она сломается, что будет умолять, плакать, цепляться за остатки брака. Но она не собиралась. У неё была квартира. У неё была работа. У неё была жизнь, которую она построит заново, на этот раз без лжи, без манипуляций, без людей, которые считали её слабой.
На следующее утро она проснулась рано. Сделала всё, как планировала: собрала вещи Игоря в коробки, вызвала мастера поменять замки. К вечеру у неё были новые ключи. Через неделю она подала на развод. Игорь не сопротивлялся, подписал все бумаги без разговоров. Вера Николаевна больше ни разу не позвонила.
Прошло три месяца. Светлана сидела в своей квартире — теперь по-настоящему своей — и пила кофе. За окном шёл дождь. В телефоне пришло сообщение от подруги: «Слышала, Игорь с мамой продают дачу. Не потянули кредит. Как ты?»
Светлана улыбнулась. Первый раз за эти месяцы. Искренне и легко.
«Я в порядке, — написала она в ответ. — Я свободна».
И это была правда. Она была свободна. Свободна от токсичных людей, от манипуляций, от лжи. Свободна жить так, как хотела сама. И это было лучшее, что могло с ней случиться.
