— Зарплата моя, а распоряжаетесь вы? Хватит. Я больше не дам ни копейки! — Ирина швырнула на стол смятую квитанцию за коммуналку.
— Ты что себе позволяешь? Я твоя мать! — Валентина Петровна побелела от злости.
— Мать? Вы просто используете меня как дойную корову! Тридцать лет мне, а живу как приживалка в собственном доме!
— Неблагодарная! Мы с отцом тебя вырастили, всё для тебя…
— Всё? Вы даже на выпускной мне платье не купили! Я в бабушкином пошла, переделанном!
Ирина работала главным бухгалтером в крупной фирме. Зарплата — сто двадцать тысяч. По меркам провинциального городка — королевская. Только вот жила она как нищая студентка.
Каждое первое число — один и тот же ритуал. Мать стояла у двери с протянутой рукой. Ирина отдавала карточку. Через час получала обратно с пятью тысячами «на карманные расходы». Как подростку.
— Ирка, глянь, какую шубу себе присмотрела! — мать крутилась перед зеркалом в норковом манто. — По скидке всего восемьдесят тысяч!
— Мам, у меня зимние сапоги разваливаются…
— Ну купи в «Кари» какие-нибудь. Там дешевле.
Отец молча кивал. Его пенсия уходила на его же нужды — рыбалку, гараж, посиделки с друзьями. «Мужчина должен иметь свои деньги», — говорил он, закуривая дорогие сигареты.
А Ирина варила себе гречку на неделю вперед. Коллеги удивлялись — главбух, а обедает как студентка. Стыдно было признаться — родители забирают всё.
Три месяца назад в её жизни появился Максим. Новый айтишник, переехал из Москвы. Умный, добрый, с искрящимися глазами. Пригласил на кофе — Ирина отказалась. Нет денег даже на чашку капучино.
— Я угощаю, — улыбнулся он.
— Нет-нет, неудобно…
— Да ладно вам, Ирина Викторовна. Это просто кофе.
Встречались тайком. Как подростки. В обеденный перерыв гуляли в парке. Максим покупал ей мороженое, она смущалась. В тридцать лет — первые настоящие отношения.
— Почему ты не хочешь меня с родителями познакомить? — спросил он через месяц.
— Рано еще…
— Ир, мы взрослые люди. Что ты скрываешь?
Как объяснить, что мать устроит скандал? «Нашла нищеброда! Айтишник — сегодня есть работа, завтра нет! Нам такой зять не нужен!»
Валентина Петровна вынюхала всё через соседку. Та видела их в парке.
— Шляешься тут! По мужикам! А я, дура, думала — задерживается на работе!
— Мам, мне тридцать лет!
— И что? Живёшь в моём доме — живи по моим правилам! Чтоб духу его здесь не было!
Ирина начала откладывать. По тысяче, по две. Прятала в папке с документами на работе. Обедала бесплатным чаем с печеньем из офисной кухни. На транспорт ходила пешком — сорок минут в один конец.
Максим заметил, что она худеет.
— Ир, что происходит? Ты больна?
— Всё нормально. Просто решила в форму прийти.
— В какую форму? Ты и так худая.
Он привез ей продуктов — «для офиса купил много, помоги съесть». Ирина чуть не расплакалась. Спрятала в рабочем холодильнике, ела тайком после всех.
За два месяца накопила тридцать тысяч. Нашла квартиру-студию на окраине. Хозяйка согласилась без залога — Ирина показала справку о зарплате.
— Вы где работаете? О, главбух! Надёжно. Заезжайте хоть завтра.
Утром, перед работой, Ирина собрала вещи. Немного — два платья, джинсы, свитера. Документы. Фотографию бабушки — единственной, кто её любила по-настоящему.
Оставила записку: «Ухожу. Карточку оставляю до конца месяца — там ещё семьдесят тысяч. Дальше — сами.»
На работе написала заявление на отпуск за свой счёт. Две недели — чтобы перевести зарплату на новую карту, оформить документы.
— Ты уезжаешь? — Максим поймал её у выхода.
— Переезжаю. От родителей.
— Помочь?
— Да. Очень нужна помощь.
Он приехал с другом и газелью. Увидел её две сумки — всё имущество за тридцать лет жизни.
— Это всё?
— Всё моё — да.
Часть пятая: Буря
Вечером телефон разрывался. Двадцать пропущенных от матери, пятнадцать от отца.
— Ирина, немедленно вернись! — голос матери срывался на визг.
— Нет.
— Как ты смеешь! Неблагодарная тварь! Мы тебя растили, кормили!
— Кормили? Я с двадцати лет вас кормлю! Себе шубы покупаете на мои деньги!
— Это плата за жильё!
— Плата? Сто тысяч в месяц за комнату в собственном доме? Вы совесть совсем потеряли?

Отец взял трубку:
— Дочь, одумайся. Мать же переживает.
— Пап, она переживает за деньги. Когда я последний раз новое пальто покупала, помнишь?
— Ну… это…
— Пять лет назад. На распродаже. За три тысячи. А мамина шуба сколько стоит?
Тишина.
Первая ночь в своей квартире. Пусть студия, пусть окраина — но своя. Ирина сидела на полу — мебели ещё не было. Максим принёс надувной матрас и плед.
— Завтра поедем в Икею, — сказал он.
— У меня денег немного осталось…
— Ир, я помогу. Потом отдашь. Или не отдашь. Неважно.
Она заплакала. Впервые за много лет — от счастья.
Утром пришло сообщение от матери: «Если не вернёшься, забудь дорогу домой.»
Ирина ответила: «Уже забыла.»
Через месяц позвонила соседка:
— Ирочка, тут твои родители… В общем, кредиты набрали. На тебя оформили, пока твоя карточка у них была.
— Что?!
— Три миллиона. В разных банках. Говорят, ты подписи подделала.
Руки затряслись. Максим забрал телефон:
— Так, спокойно. Сейчас едем к юристу. У меня друг, поможет.
Юрист изучил документы:
— Подделка очевидная. Плюс у вас алиби — в эти дни вы были на работе. Камеры всё зафиксировали. Подаём заявление в полицию.
— Они же родители…
— Которые вас грабили десять лет, а теперь решили добить. Простите за прямоту.
Суд. Маленький зал районного суда. Мать в своей норковой шубе, отец в дорогом костюме. Ирина — в старом пальто, купленном пять лет назад.
— Она нас бросила! Неблагодарная! — кричала мать.
— Гражданка Сидорова, успокойтесь, — судья устало смотрел поверх очков.
Экспертиза подтвердила подделку. Камеры зафиксировали родителей в банках. Приговор — условный срок и выплата морального ущерба.
После суда мать подошла:
— Ты нам этого не простишь! Проклинаю тебя!
— Я вас уже простила, мам. И отпустила. Живите как хотите. Только без меня.
Отец молча отвернулся.
Вечером Ирина сидела в своей маленькой кухне. Максим варил пасту — учил её готовить не только гречку. За окном шёл снег.
— Знаешь, — сказала она, — я думала, будет больно. Но знаешь что? Мне всё равно. Совсем.
— Это нормально, — Максим обнял её. — Они сами всё разрушили.
— Тридцать лет я мечтала услышать «доченька, мы тебя любим». А услышала только «дай денег».
Телефон показал новое сообщение от неизвестного номера. Мать писала с чужого телефона: «Квартиру отберут за долги. Это всё из-за тебя.»
Ирина заблокировала номер. И впервые за много лет улыбнулась свободно. По-настоящему.
— Знаешь, Макс, я сегодня купила себе новые сапоги. Красивые. Кожаные. За пятнадцать тысяч.
— И правильно сделала.
— Мать бы сказала, что я транжира.
— А я скажу — ты молодец. Ты заслуживаешь лучшего.
За окном город засыпал снегом. А в маленькой студии на окраине было тепло. Не от батарей — от того, что здесь жила любовь. Настоящая. Без условий и ценников.
Через полгода Ирина встретила соседку на рынке:
— Родители твои дом продают. Говорят, переезжают к сестре твоего отца. Та согласилась приютить. Временно.
— Понятно.
Ирина хотела что-то почувствовать. Жалость, злость, торжество. Но внутри была только пустота. И лёгкость. Будто тяжёлый камень, который несла всю жизнь, наконец скинула.
Дома ждал Максим с новостью:
— Меня повысили. Теперь я тимлид. И знаешь что? Давай снимем квартиру побольше. Или вообще ипотеку возьмём.
— Давай, — Ирина улыбнулась. — У меня тоже новость. Премию дали. Годовую. Двести тысяч.
Первый раз в жизни эти деньги были только её. И она точно знала — больше никто и никогда не заберёт у неё право на собственную жизнь.
Даже те, кто называл себя родителями, но так и не стали семьёй.


















