Свекровь стояла у плиты и помешивала суп, когда я вернулась с работы раньше обычного. Запах жареного лука и укропа ударил в нос ещё в подъезде. Наша квартира пропиталась этим духом старой советской кухни, который я терпеть не могла. Но дело было не в запахе. Дело было в том, что на моей кухне, в моей квартире, без моего разрешения готовила еда женщина, которая приехала погостить на неделю три месяца назад.
Людмила Петровна обернулась и расплылась в улыбке, которая никогда не доходила до глаз.
— Машенька пришла! А я тут борщик сварила, как Андрюша любит. С пампушками. Садись, покушаешь с дороги.
Я поставила сумку на пол и медленно сняла туфли. В горле стоял ком. Андрей обещал поговорить с ней ещё вчера. Обещал объяснить, что три месяца — это слишком долго, что нам нужно личное пространство, что её постоянное присутствие разрушает наш брак. Но судя по тому, как уверенно она хозяйничала на кухне, разговора не было.
— Спасибо, Людмила Петровна, но я не голодная, — сказала я максимально вежливо.
— Как это не голодная? После работы? Нет уж, садись. Тощая совсем стала. Андрюша говорит, ты опять на диете. Зачем мужа голодом морить?
Я прикусила язык. Андрей никогда такого не говорил. Это была её любимая тактика — придумывать слова сына, чтобы манипулировать мной. Я прошла в спальню, где на нашей кровати лежали раскиданные вещи Андрея.
— Людмила Петровна, что происходит? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие.
— А я решила порядок навести! Андрюшины рубашки погладила, носки перебрала. Знаешь, сколько дырявых нашла? Ты за мужем совсем не следишь!
Её голос звучал укоризненно, будто я была нерадивой служанкой, а не женой её сына. Я сжала кулаки. На прикроватной тумбочке лежала раскрытая коробка, в которой я хранила свои украшения. Золотые серёжки, подаренные мамой на свадьбу, валялись рядом с дешёвой бижутерией свекрови.
— Это мои вещи, — сказала я, указывая на коробку.
— Ой, да я просто посмотреть хотела! У тебя такие милые побрякушки. Правда, золотишко-то не настоящее, да? Андрюша бы настоящее купил, если бы ты попросила.
Это была последняя капля. Я взяла телефон и набрала номер мужа. Он ответил после третьего гудка.
— Маш, я на совещании…
— Андрей, либо ты сейчас приезжаешь домой и решаешь вопрос с твоей матерью, либо я собираю вещи и уезжаю к родителям. Выбирай.
Я отключилась, не дожидаясь ответа. Людмила Петровна стояла в дверях спальни, её лицо приобрело обиженное выражение.
— Машенька, ты чего это? Я же помочь хотела. Неблагодарная какая!
Через сорок минут хлопнула входная дверь. Андрей вошёл в квартиру с виноватым видом. Он был в костюме, галстук съехал набок. В руках он держал букет моих любимых белых роз. Типичный Андрей — думает, что цветы решат все проблемы.
— Маш, давай поговорим спокойно, — начал он, но я подняла руку, останавливая его.
— Нет, Андрей. Мы говорили уже сто раз. Твоя мать живёт здесь три месяца. Три! Она переставляет мою мебель, лезет в мои вещи, готовит еду, которую я не ем, и постоянно критикует меня. Я больше не могу.
Свекровь всхлипнула за его спиной.
— Андрюшенька, я же старалась! Я же для вас! А она меня гонит, как собаку!
Андрей повернулся к матери, потом ко мне. В его глазах читалась паника. Он всегда паниковал, когда нужно было выбирать между нами. И всегда выбирал путь наименьшего сопротивления — молчание.
— Мам, может, ты пока в магазин сходишь? Нам нужно поговорить с Машей.
Людмила Петровна обиженно фыркнула, накинула пальто и вышла, громко хлопнув дверью. Мы остались вдвоём.
— Андрей, я серьёзно. Либо она уезжает завтра, либо уезжаю я.
— Маш, ну не будь такой категоричной. Она же старается, правда. Просто у неё свои представления о том, как должна выглядеть семья.
— В её представлениях я — прислуга, которая недостойна её сына!
— Она так не думает…
— Думает! И ты это знаешь! Но тебе проще делать вид, что всё нормально. Тебе проще позволить ей жить здесь месяцами, чем один раз сказать «нет»!
Андрей сел на диван и обхватил голову руками. Я знала этот жест. Так он всегда делал, когда не хотел принимать решения.
— Маш, она же одна. У неё никого, кроме меня.
— У неё есть своя квартира! Своя жизнь! Подруги, наконец! Но она предпочитает сидеть здесь и портить нашу!
— Не преувеличивай…
— Я преувеличиваю? Хорошо, давай по фактам. Когда мы последний раз были вдвоём? Когда последний раз ужинали без её комментариев о том, что я готовлю неправильно? Когда могли посмотреть фильм, не выслушивая её мнение о том, что «раньше кино было лучше»?
Андрей молчал. Мы оба знали ответ — три месяца назад, до её приезда.
— А помнишь, как она «случайно» выбросила мою орхидею, потому что «от цветов в доме сырость»? Или как постирала мой кашемировый свитер в машинке на девяносто градусов? Или как переставила всю мебель в гостиной, пока мы были на работе?
С каждым примером Андрей всё ниже опускал голову.
— Я поговорю с ней, — наконец выдавил он.
— Нет, Андрей. Ты не поговоришь. Ты скажешь ей, что завтра отвезёшь её домой. Точка.
В этот момент вернулась свекровь. Она принесла пакет с продуктами и демонстративно начала выкладывать их в холодильник. Мои аккуратно расставленные контейнеры полетели в сторону.
— Мам, — начал Андрей неуверенно. — Мы тут с Машей думаем… Может, тебе пора домой? Ты же давно не была в своей квартире.
Людмила Петровна замерла с пакетом молока в руках. Медленно повернулась к сыну.
— Андрюша, ты меня выгоняешь?
— Нет, мам, просто…
— Это она тебя настроила! — свекровь ткнула в меня пальцем. — Змея подколодная! Я тебя раскусила с первого дня! Ты специально моего сына от меня отдаляешь!
— Людмила Петровна, я просто хочу жить со своим мужем. В своей квартире. Это нормально!
— Нормально? Нормально — это когда невестка уважает свекровь! Когда заботится о ней! А ты? Ты меня терпеть не можешь!
— А за что мне вас любить? — вырвалось у меня. — За постоянную критику? За то, что вы лезете в мою жизнь? За то, что настраиваете мужа против меня?
— Я? Настраиваю? Да я только и делаю, что уговариваю его потерпеть твои выходки! Знала бы ты, что он мне про тебя рассказывает!
Я посмотрела на Андрея. Он побледнел.
— Мам, хватит. Я ничего такого не рассказывал.
— Ах, не рассказывал? А кто жаловался, что жена готовить не умеет? Что дома бардак? Что детей не хочет?
Последнее было ложью. Мы с Андреем решили подождать с детьми, пока не накопим на квартиру побольше. Но свекровь об этом знать не должна была.
— Андрей, ты ей это говорил? — спросила я тихо.
— Маш, не так, как она говорит. Мы просто разговаривали…
— О наших личных решениях? О том, что касается только нас?
Тишина была оглушительной. Андрей смотрел в пол. Свекровь победно улыбалась. А я чувствовала, как внутри что-то ломается. Не от злости. От усталости. От понимания, что я борюсь не со свекровью. Я борюсь с мужем, который не может повзрослеть и отделиться от матери.
— Знаете что, — сказала я спокойно. — Оставайтесь вдвоём. Вы прекрасная пара.
Я пошла в спальню и достала чемодан. Андрей бросился за мной.
— Маш, не надо! Давай поговорим!
— Мы только что поговорили, Андрей. И я всё поняла.
Я начала складывать вещи. Руки не дрожали. На душе было спокойно. Это было правильное решение.
— Маш, пожалуйста! Мама, скажи ей что-нибудь!
Людмила Петровна появилась в дверях.
— Пусть идёт. Найдём тебе нормальную жену. Которая семью ценить будет.
Андрей повернулся к матери с такой яростью, которой я никогда в нём не видела.
— Заткнись! — заорал он. — Просто заткнись! Ты разрушила мою семью! Ты!
Свекровь отшатнулась, будто он её ударил.
— Андрюша…
— Нет! Хватит! Я всю жизнь слушал, какой я хороший сын, как ты мной гордишься. А знаешь, почему я хороший? Потому что никогда тебе не перечил! Потому что всегда делал, как ты хочешь! И вот результат — моя жена уходит!
Он повернулся ко мне.
— Маш, прости. Прости меня. Я был трусом. Мама, собирайся. Я отвезу тебя домой прямо сейчас.
Людмила Петровна всхлипнула.
— Андрюша, как же так…
— Мам, я люблю тебя. Но я женат на Маше, а не на тебе. И если мне придётся выбирать, я выбираю жену.
Эти слова повисли в воздухе. Я остановилась с блузкой в руках. Андрей подошёл ко мне и осторожно взял за плечи.
— Маш, дай мне шанс. Один шанс всё исправить. Я отвезу маму домой. Мы установим правила. Она будет приезжать только по приглашению и не больше, чем на выходные. Я обещаю.
Я смотрела в его глаза. Впервые за долгое время я видела там решимость.
— А если она опять начнёт?
— Тогда мы уедем. Снимем квартиру подальше. Или переедем в другой город. Что угодно, только не уходи.
Свекровь громко всхлипнула.
— Из-за неё ты родную мать бросаешь!
Андрей не оборачиваясь ответил:
— Нет, мам. Я не бросаю тебя. Я просто выбираю свою семью. Маша — моя семья.
Следующий час прошёл в молчании. Людмила Петровна собирала вещи, периодически всхлипывая и бросая на меня полные ненависти взгляды. Андрей помогал ей, но его движения были решительными, без обычной суетливости. Когда чемоданы были собраны, он взял ключи от машины.
— Поехали, мам.
— Я с ней не прощусь, — заявила свекровь, проходя мимо меня.
— Это твоё право, — спокойно ответила я.
Они ушли. Квартира сразу стала тише, просторнее. Я прошлась по комнатам, открывая окна. Свежий вечерний воздух ворвался внутрь, унося запах жареного лука и укропа. Я поставила чайник, достала свою любимую кружку — ту, которую свекровь называла «дурацкой современной посудой» — и заварила себе зелёный чай.
Андрей вернулся через два часа. Выглядел он измождённым, но в глазах была ясность, которой не было уже очень давно.
— Как она? — спросила я.
— Обижена. Сказала, что я её предал. Что выбрал чужого человека вместо родной матери.
— И что ты ответил?
— Что ты не чужая. Что ты — самый близкий мне человек. И что нормальная мать была бы рада, что у сына есть любящая жена.
Он сел рядом со мной на диван.
— Маш, я понимаю, что одними словами ничего не исправить. Но я буду доказывать. Каждый день.
— Андрей, дело не только в твоей маме. Дело в нас. В том, что ты не можешь защитить наши границы. Не можешь сказать «нет». Что будет, когда появятся дети? Она будет учить меня, как их воспитывать?
— Нет. Больше такого не будет. Я… я запишусь к психологу. Мне нужно научиться выстраивать границы. С мамой, с начальством, со всеми.
Это было неожиданно. Андрей всегда относился к психологам скептически.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я чуть не потерял тебя из-за своей трусости. Больше я так не хочу.
Мы сидели молча, держась за руки. Было странно — словно мы только что пережили ураган, и теперь оглядываемся на разрушения. Но среди обломков было видно что-то новое. Надежду, может быть.
— Она вернётся, — сказала я. — Будет звонить, жаловаться, давить на жалость.
— Знаю. Но мы справимся. Вместе.
Следующие недели были непростыми. Свекровь звонила Андрею по несколько раз в день. Сначала плакала, потом угрожала, что у неё больное сердце, потом обещала лишить наследства. Андрей держался. Он отвечал спокойно, но твёрдо: мама, я люблю тебя, но моя семья — это я и Маша. Мы будем рады видеть тебя в гостях, но только по приглашению и на короткое время.
Через месяц она сдалась. Позвонила и сухо сообщила, что согласна на наши условия. Первый визит был напряжённым. Она приехала на воскресный обед, вела себя подчёркнуто холодно, но больше не лезла на кухню и не критиковала. Уехала через три часа.
— Прогресс, — сказал Андрей, когда за ней закрылась дверь.
— Посмотрим, — ответила я осторожно.
Но я была неправа. Людмила Петровна действительно изменилась. Не сразу, постепенно. Она начала звонить перед приездом. Спрашивать, удобно ли. Приносить не борщ с пампушками, а мой любимый наполеон из кондитерской. Однажды даже сказала, что у меня красивые шторы — те самые, которые раньше называла безвкусными.
А потом случилось неожиданное. Я заболела гриппом. Андрей был в командировке. Я лежала с температурой, и тут позвонила свекровь. Узнав, что я болею одна, она приехала. Без лишних слов сварила куриный бульон, сходила в аптеку, полила мои орхидеи. Когда я попыталась поблагодарить, она отмахнулась: «Ты же семья».
Это было полгода назад. Сейчас Людмила Петровна приезжает к нам раз в две недели. Мы пьём чай, болтаем о всякой ерунде. Она больше не лезет с советами, а я не воспринимаю её как угрозу. Андрей ходит к психологу и учится говорить «нет» не только матери, но и всем остальным. У нас даже появилась традиция — раз в месяц мы втроём идём в театр. Свекровь обожает оперу, и, к моему удивлению, мне тоже понравилось.
Вчера она позвонила и сказала удивительную вещь:
— Маша, я хочу извиниться. За всё. Я думала, что защищаю сына, а на самом деле чуть не разрушила его счастье. Спасибо, что не сдалась. Что боролась за него. И за вашу семью.
Я не знала, что ответить. Просто сказала:
— Людмила Петровна, всё в прошлом.
— Нет, не всё. Но мы работаем над этим, правда?
— Правда, — согласилась я.
И это была правда. Мы все трое работали над тем, чтобы стать настоящей семьёй. Не идеальной, но настоящей. Где есть место для каждого, где уважают границы, где не боятся конфликтов, потому что знают — вместе можно решить любую проблему.
Андрей часто говорит, что тот страшный день, когда я начала собирать чемодан, стал поворотным в его жизни. Что он наконец понял: нельзя всю жизнь быть хорошим для всех. Иногда нужно выбирать. И он выбрал правильно. Мы оба выбрали правильно — дать друг другу и нашим отношениям ещё один шанс.
