«Нищебродка, бери своего огрызка и вали на все четыре стороны!» — орали муж со свекровью в суде по разводу. Но когда судья озвучил моё наследство, весь зал замер, а свекровь с мужем упали.
Людмила Игоревна проснулась в пять утра, как всегда. За окном ещё темнело, Ноябрьский питерский рассвет пробивался сквозь плотные тучи неохотно, словно сам не хотел начинать этот день. Она лежала в пустой широкой кровати и прислушивалась к тишине квартиры. Пустой тишине. Три месяца прошло с тех пор, как Сергей хлопнул дверью и ушёл навсегда. Три месяца она просыпалась одна. Три месяца не готовила завтраки на двоих. Три месяца не слышала его голоса в соседней комнате.
Странно, но она не скучала. Она просто привыкала к новой реальности, где 26 лет совместной жизни оказались просто вычеркнуты, как неудачная страница из тетради. Людмила поднялась, накинула старый халат, который Сергей называл «половой тряпкой», и прошла на кухню. Включила чайник. Села за стол и посмотрела на телефон. Сообщение от Марины Петровны, её адвоката. Людмила Игоревна, завтра в 10 утра. Не опаздывайте, держитесь. Завтра. Суд. Окончательное заседание по разделу имущества. Последняя точка в истории её брака. Она налила кипяток в кружку, опустила пакетик дешёвого чая. Денег оставалось всё меньше. Работы она лишилась два месяца назад. Контора, где она 20 лет проработала бухгалтером, закрылась.
Владелец сбежал от налоговой, бросив сотрудников без выходных пособий и задолженности по зарплате. Новую работу найти в 39 лет оказалось непросто. Везде требовали молодых, энергичных, со знанием новых программ. А она умела работать в старой «одна С бухгалтерии» и «Эксель». И этого было мало. Сбережений не было. Всё, что она откладывала годами, ушло на адвоката. Марина Петровна брала недорого, но даже эти деньги были для Людмилы огромными. Родители помочь не могли. Отец на пенсии после инфаркта, мать ухаживала за ним. Сестра Оля сама едва сводила концы с концами, троих детей растила на зарплату мужа-электрика. Людмила отпила чай, обжигаясь, посмотрела на часы. «Пять тридцать».
Дима ещё спал. Сыну нужно было вставать в семь, чтобы успеть на занятия в политех. 18 лет исполнилось ему в сентябре. Совершеннолетний. Умный, добрый парень. Когда отец ушёл, сын сказал, «Мама, я с тобой. Всегда». И это были единственные слова, которые помогли ей не сломаться окончательно. Но как же тяжело было смотреть на него и понимать, что не может дать ему ничего. Дима учился на бюджете, но на проезд, на обеды, на учебники нужны были деньги. Он начал подрабатывать по вечерам курьером, приносил домой 3-4 тысячи в неделю, и Людмила видела, как он уставал, как темнели круги под глазами, как он засыпал над конспектами. А Сергей?
Сергей жил в новой трёхкомнатной квартире с Алиной в престижном районе у Невы. Ездил на новом «Лексусе». Водил свою молодую любовницу по ресторанам. И отказывался платить Диме хоть копейку, мотивируя тем, что сын совершеннолетний и сам должен зарабатывать. Людмила вспомнила, как все начиналось. 27 лет назад. 1997 год. Ей было 22, ему 25. Она тогда работала бухгалтером в маленькой конторе, снимала комнату в коммуналке на Васильевском острове вместе с подругой Тамарой. Они познакомились на дискотеке в местном дворце культуры. Август, тёплый вечер, играла живая музыка, собралась молодёжь. Сергей пришёл с друзьями, высокий, худощавый, с тёмными вьющимися волосами и обаятельной улыбкой. Одет был просто.
Джинсы, белая рубашка, потертые кроссовки. Но держался уверенно. Говорил громко, смеялся заразительно. Он заметил ее почти сразу. Людмила стояла у стены в своем лучшем платье, синим, в цветочке, которое сама перешила из маминого. Волосы были длинные, до пояса, заплетенные в косу. Сергей подошел, пригласил танцевать. Они танцевали весь вечер. Потом он проводил её домой, и они шли пешком через весь город, разговаривали обо всём на свете. Он рассказывал о своих планах. Хотел открыть своё дело, разбогатеть, построить большой дом, купить машину. В те годы все так мечтали. Все верили, что вот-вот жизнь наладится, страна встанет с колен, появятся возможности. Людмила слушала его и верила каждому слову.
Он казался таким сильным, целеустремленным, надежным. Они начали встречаться. Он приходил к ней после работы, приносил цветы. Дешевые астры с рынка, но для нее они были прекраснее роз. Гуляли по городу, ездили на электричке в Петергоф, сидели на скамейках в парках, целовались. Он говорил, что она «самая красивая», «самая умная», что ему повезло встретить её. Через полгода он сделал предложение. Никаких колец, никаких ресторанов. Просто сказал однажды вечером на кухне в её коммуналке, «Люда, давай поженимся». И она ответила, «Давай». Свадьбу сыграли скромно, расписались в ЗАГСе, потом отметили дома у его родителей. Небольшая двухкомнатная квартира в панельной пятиэтажке на окраине города.
Родители Сергея были простыми людьми. Отец работал на заводе токарем, мать — медсестрой в поликлинике. Накрыли стол. Салаты, селедка под шубой, холодец, картошка, курица. Выпили, погуляли. Вот и вся свадьба. Денег ни у кого не было, но им было все равно. Они были счастливы. Жили первое время у его родителей в одной комнате. Тесно, неудобно, но они не жаловались. Людмила продолжала работать бухгалтером, Сергей устроился в строительную контору прорабом. Получал копейки, но обещал, что это временно, что скоро все изменится. Через год родился Дима. Роды были тяжелыми. Людмила лежала в роддоме две недели. Сергей приезжал каждый день, стоял под окнами, махал ей рукой. Когда их выписали, он нес сына на руках так бережно,
Так нежно. Людмила запомнила это навсегда. Он был счастлив. Они оба были счастливы. Но с рождением ребёнка расходы выросли. Памперсы, смеси, одёжки, лекарства. На всё нужны были деньги. Людмиле пришлось уйти в декретный отпуск. Её зарплата исчезла. Жили на одну Сергееву получку и мизерную помощь от государства. Экономили на всём. Людмила перестала покупать себе новую одежду. Донашивала старую, перешивала, штопала. Готовила самое простое — каши, супы, макароны. Мясо брали редко, по праздникам. Сергей нервничал. Он хотел большего, хотел быстрее, лучше. Говорил, что задыхается в этой нищете, что должен что-то делать. И вот однажды, когда Диме было два года, он пришел домой с горящими глазами и объявил. «Все!»
Я увольняюсь. Буду работать на себя. Людмила испугалась. Как это на себя? На какие деньги? Но он уже всё решил. Нашёл объявление. Сдавался в доктор. По аренду маленький ларёк на углу их улицы. Хотел торговать сигаретами, пивом, чипсами, семечками. Нужно было 10 тысяч рублей залога плюс первая аренда. Ещё 5 тысяч. У них таких денег не было. И тогда Людмила продала серьги. Золотые серьги с маленькими гранатами, которые подарила ей бабушка перед смертью. Они были единственной её ценностью, единственной памятью о бабуле. Бабушка говорила, «Береги их, внученька, на чёрный день». Чёрный день наступил. Людмила отнесла серьги в ломбард, получила 15 тысяч, отдала Сергею.
Он обнял её, поцеловал, поклялся, что всё вернёт, что через год они заживут по-другому. Ларёк заработал. Сергей вкалывал с утра до ночи, без выходных. Приходил домой уставший, валился спать. Людмила видела его урывками, утром, когда он уходил, и поздно вечером, когда возвращался. Дима рос без отца. Она водила сына гулять, кормила, укладывала спать, пела песенки, читала сказки. Одна. Через год ларёк начал приносить прибыль. Небольшую, но стабильную. Сергей воодушевился, решил расширяться. Открыл второй ларёк, потом третий, нанял продавцов. Денег стало больше. Они переехали из родительской квартиры, сняли однокомнатную, маленькую, но свою.
Это было счастье — иметь свой угол, свою кухню, не делить ванную с родителями. Дима пошёл в садик. Людмила вышла на работу снова, бухгалтером в другую контору, поближе к дому. Работала до обеда, потом бежала забирать сына из садика. Вечером готовила ужин, убиралась, стирала, гладила. Сергей приезжал поздно, ужинал молча, смотрел телевизор, Ложился спать. Так прошло несколько лет. Ларьки росли. Потом он их продал, открыл небольшой магазин стройматериалов. Понадобились деньги на закупку товара, на ремонт помещения. Людмила попросила у родителей взаймы. Они отдали последние накопления — 50 тысяч рублей. Ее сестра Оля дала еще 30. Все ушло в бизнес. Никаких расписок, никаких документов.
По-семейному. Сергей обещал вернуть, но так и не вернул. «Потом», — говорил он, — «когда дело окрепнет». Дело окрепло, но о долгах он забыл. Магазин пошел. Сергей нанял помощников, начал ездить по городам, закупать товар оптом. Дела улучшались. Они купили первую машину, поддержанную десятку, но для них это была мечта. Потом накопили на однокомнатную квартиру в новостройке Съехали со съемной. Дима пошел в школу. Обычный, умный мальчик. Учился хорошо, не хулиганил. Людмила водила его в кружки. Сначала на карате, хотел быть сильным, защищать маму, говорил. Потом увлекся компьютерами, записала его на программирование. Нужно было платить за все. Людмила устроилась на вторую работу. По вечерам давала частные уроки по математике школьникам.
Приходила домой в 10 вечера, уставшая, едва стоя на ногах. Но деньги были нужны. На Диму, на квартиру, на бизнес Сергея. Он расширялся дальше. Открыл второй магазин, потом третий. Зарегистрировал фирму, нанял профессионального бухгалтера. Но Людмила все еще помогала. Вела часть документации дома по вечерам, проверяла отчет и считала. Бесплатно, конечно. Это же семейное дело. говорил Сергей. А его мать, Зинаида Фёдоровна, начала меняться. Раньше она относилась к Людмиле ровно, по-родственному. Но когда у сына начался успех, когда пошли деньги, свекровь вдруг стала указывать, поучать, критиковать. «Людка, ты что, не могла нормальный обед приготовить?»
— У Серёжи деловая встреча, а ты ему макароны подсунула? — говорила она, заходя без стука в их квартиру. «Людка, постирай Серёжа на рубашке как следует, не халтурь. Он деньги зарабатывает, а ты его как оборванца отпускаешь». Людмила терпела. Она понимала. Зинаида Фёдоровна всю жизнь бедно жила, сын для неё был Богом. Теперь, когда Сергей встал на ноги, мать хотела его оберегать, контролировать. А невестка для неё была прислугой, который должна обслуживать драгоценного сына. Но однажды Людмила не выдержала. Это было зимой, Диме было лет 12. Зинаида Фёдоровна, как обычно, пришла без предупреждения, открыла дверь своим ключом. Застала Людмилу на кухне, та мыла посуду после ужина. «Людка, ты что, опять посуду недомыла? Жир остался?» Накинул свекровь. «Мне Серёжа жаловался, что у вас в доме грязно».
Я смотрю, ты тут расслабилась совсем. Сидишь дома, ничего не делаешь, а сын мой вкалывает. Людмила обернулась. Руки были в мыльной пене. Спина болела после двух работ, голова раскалывалась от усталости. «Зинаида Фёдоровна», — сказала она тихо, но твёрдо, — «я не сижу дома. Я работаю. На двух работах. Воспитываю вашего внука. Веду хозяйство». Помогаю Сергею с бухгалтерией. И если вам кажется, что я что-то делаю недостаточно хорошо, делайте сами». Свекровь онемела от возмущения. Её щёки покрылись красными пятнами. «Ах ты! Ты мне ещё и хамишь?» «Да я из грязи тебя вытащила. Мой Серёжа на тебе женился, а ты кем была?» «Никем. Бухгалтерша».
Людмила почувствовала, как внутри всё холодеет. «Зинаида Фёдоровна», — повторила она, — «уходите из моего дома. Сейчас». Свекровь захлопнула дверь так, что задрожали стёкла. А на следующий день Сергей вернулся домой мрачнее тучи. «Ты чего маме нахамила?» — набросился он на жену, даже не раздеваясь. «Я не хамила. Я попросила её не вмешиваться». «Не вмешиваться?» Это моя мать, она переживает за нас, а ты ей грубишь». «Серёжа, твоя мать оскорбила меня, назвала трудной бухгалтершей, сказала, что ты меня из грязи вытащил». «Ну и что, она правду говорит». Людмила замерла, смотрела на мужа и не узнавала его. Этот человек, с которым она прожила больше десяти лет, с которым родила ребёнка, которому отдала всё,
Он только что сказал ей, что она была никем. «Серёжа…» «Всё, не хочу об этом говорить. Завтра пойдёшь к маме, извинишься». Она не пошла, не извинилась. А Сергей несколько дней дулся, не разговаривал, демонстративно ужинал у родителей. Потом отпустила, но что-то между ними сломалось окончательно. Прошло ещё несколько лет. Диме было 14, когда они смогли купить, наконец, трёхкомнатную квартиру в новом районе, в хорошем доме с ремонтом. Это было достижение. Людмила плакала от счастья, когда въезжали. Своя квартира, просторная, светлая. У Димы своя комната. У них Сергеем спальня, кухня гостиная. Сергей к тому времени уже прилично зарабатывал. Купил себе новую машину, дорогую иномарку.
Начал одеваться лучше, костюмы, рубашки на заказ. Ездил на деловые встречи, знакомился с партнёрами. Людмила радовалась его успехам. Думала, наконец-то. Наконец-то можно жить спокойно. Но что-то начало меняться. Сергей стал задерживаться на работе. Приезжал всё позже, иногда после полуночи. Говорил, дела, встречи, переговоры. Людмила верила, готовила ему ужин, ждала, разогревала. Он ел молча, отвечал односложно на вопросы. Потом стал раздражаться. Зачем она его расспрашивает? Не доверяет, что ли? Он работает на семью, а она устраивает допросы. Людмила замолчала, перестала спрашивать. Сергей начал меняться внешне.
Записался в спортзал, похудел, накачался, сменил стрижку на модную. Стал следить за собой. Кремы, лосьоны, дорогой парфюм. Людмила думала, может, так надо? Для бизнеса, для статуса? Не придавало значения. Потом начались командировки. Сначала короткие, на 2-3 дня, потом на неделю. Москва, Новосибирск, Екатеринбург. Людмила оставалась одна с Димой, вела дом, работала. Сергей звонил редко, коротко, всё нормально, дела, и отключался. Диме исполнилось 16. Он готовился к экзаменам, хотел поступать в политех на программирование. Умный парень, целеустремлённый. Людмила гордилась им. Сергей тоже вроде бы гордился, но общались они мало. Отец вечно был занят, сын тоже.
Учёба, компьютер, друзья. А Людмила начала чувствовать пустоту. Сергей смотрел на неё, как на мебель. Она стала ему неинтересна. Удобно — да. Готовила, стирала, убирала, решала бытовые вопросы, но как женщина она перестала существовать. Он перестал её целовать, обнимать, даже просто разговаривать по душам. Если она пыталась заговорить о них, об отношениях, Он отмахивался. «У меня нет времени на твои сентименты, я деньги зарабатываю». Людмила пыталась измениться. Покрасила волосы в более светлый оттенок, купила новое платье, записалась в спортзал. Старалась выглядеть лучше, моложе, но он не замечал. Приходил домой, здоровался коротко, уходил в свой кабинет, закрывался там с ноутбуком.
Однажды вечером, это было в декабре, Людмила зашла к нему с чаем. Он сидел за компьютером в наушниках, не услышал, как она вошла. На экране была открыта переписка в соцсети. Людмила увидела краем глаза. Женское имя, сердечки, смайлики. Она поставила чашку на стол громко. Сергей вздрогнул, резко свернул окно, обернулся. «Что тебе?» спросила раздраженно. «Чай принесла», — ответила Людмила тихо. «Спасибо, можешь идти». Она вышла, села на кухне. Руки тряслись. Кто она? Переписка выглядела слишком близкой, но, может, показалась, может, ошиблась. Людмила попыталась поговорить на следующий день, когда Сергей был дома. Спросила прямо. «Сережа, у нас все в порядке?»
Он посмотрел на нее удивленно. «Что за вопрос?» «Мне кажется, ты отдалился. Мы стали чужими». Он вздохнул, потер лицо руками. «Люда, ты слишком много думаешь. У меня бизнес, проблемы, ответственность. Мне тяжело, а ты цепляешься со своими чувствами. Дай мне спокойно работать». Людмила замолчала. Решила, наверное, правда у него стресс. Надо поддержать, а не пилить. Но в феврале, когда Диме было 17, случилось то, чего она боялась. Ей позвонила незнакомая женщина. Голос молодой, уверенный, немного насмешливый. «Вы Людмила? Жена Сергея?» «Да», — ответила она. Сердце ухало. «Я Алина. Работаю с вашим мужем. Хочу сообщить вам, что у нас роман. Уже полгода».
Он обещал развестись с вами, но тянет. Поэтому я звоню сама. Он меня любит, а вас нет. Отпустите его». И повесила трубку. Людмила стояла посреди кухни с телефоном в руке и не могла дышать. Все внутри оборвалось, провалилось в пустоту. Роман. Полгода. Другая женщина. Вечером Сергей пришел, как ни в чем не бывало. Людмила встретила его в прихожей. Мне звонила Алина. Он замер. Лицо побелело, потом покраснело. Потом он выдохнул и сказал. «Ну вот. Ну и хорошо, что ты узнала. Я не хотел тебе говорить, но раз так… Да, у меня есть другая женщина. Я её люблю. Извини, Люда, но так вышло. Я больше не могу жить с тобой. Ты хорошая, но мы разные».
Я вырос, изменился. Мне нужно другое. Я хочу развода. Вот так. 26 лет вместе. И вот так. Коротко, буднично, между делом. «А Дима?» — спросила Людмила. «Дима взрослый, разберётся. Я буду платить алименты, помогать, но жить с тобой я больше не могу». Он собрал вещи в тот же вечер. Чемодан, сумка. Людмила сидела на кухне и смотрела в окно. Дима был у друга, не видел этого. Сергей вышел, хлопнул дверью. Больше домой не вернулся. Начался кошмар.
Через неделю Сергей подал на развод. Требовал оставить себе весь бизнес, большую часть имущества, трёхкомнатную квартиру. Мотивировал тем, что всё заработал сам. Людмиле предлагал маленькую компенсацию и однокомнатную квартиру где-то на окраине, в старом доме. «Ты не работала», — говорил его адвокат на предварительных слушаниях. «Ты занималась домом и ребёнком. Это, конечно, важно, но не даёт права на плоды мужнего труда». Людмила наняла адвоката. Марину Петровну, знакомую её подруге Тамары. Скромная женщина лет 50, с мягким лицом и добрыми глазами. Она старалась изо всех сил, но против дорогого адвоката Сергея выглядела слабо. Людмила пыталась доказать, что вкладывала деньги в бизнес мужа, рассказывала про серьги, про деньги родителей и сестры, про то, как вела бухгалтерию пять лет бесплатно. Но документов не было. Серьги она продала без расписки.
Деньги родителей дали просто так, по-семейному. Вся бухгалтерия фирмы оформлялась без её, официального участия. «У вас нет доказательств», — холодно говорил адвокат Сергея. Сергей стал агрессивным. Называл её «наседкой», «клушей». Говорил, что она всю жизнь сидела у него на шее, что он содержал её и сына, что она ничего не делала, кроме борщей и стирки. а его мать, Зинаида Фёдоровна, звонила и шипела в трубку. «Ты погубила моего сына. Высосала из него все соки, а теперь ещё и деньги хочешь отнять. Нищебродка! Думаешь, Серёжа на тебе женится был? Так бы ты кем-то стала? Никем. Вернись в свою коммуналку, откуда он тебя вытащил». Дима встал на сторону матери. Отказался общаться с отцом.
Сергей пытался давить на сына. «Я куплю тебе машину, квартиру, если будешь на моей стороне. Мать тебе ничего дать не может. Она неудачница». Дима ответил. «Пап, я с мамой. Ты предал нас. Ты предал её. Мне от тебя ничего не нужно». После этого Сергей перестал звонить сыну вообще. Людмила жила как в тумане. Вставала утром, готовила Диме завтрак, Провожала его в институт, искала работу, безуспешно, ходила на судебные заседания, слушала, как адвокат Сергея методично разбирал её жизнь на части, доказывая, что она ничего не стоит. Деньги заканчивались. Скоро нечем будет платить за квартиру, за коммунальные услуги, продукты покупала по минимуму. Дима приносил свои заработки курьера, но этого было мало.
А потом, три недели назад раздался звонок. — Людмила Игоревна, это нотариус Петров. Мне нужно сообщить вам, что ваша родственница, Эльвира Михайловна Соколова, скончалась два месяца назад в Австрии. Вы указаны в завещании как единственная наследница. Вам необходимо приехать для оформления документов. Людмила растерялась. — Тёти Эльвира? Мамина? — Тётка. «Да, пожалуйста, приезжайте в нашу контору. Адрес я вам продиктую». Она поехала на следующий день. Нотариус Петров оказался мужчиной средних лет с усталым лицом и аккуратными манерами. Усадил её в кресло, предложил чай. «Ваша тётя Эльвира Михайловна всю жизнь проработала учительницей немецкого языка», — начал он. «Лет 20 назад она уехала в Германию по программе обмена для преподавателей.
Там вышла замуж за местного жителя, господина Шмидта. Он был обеспеченным человеком, владел недвижимостью. Детей у них не было. Господин Шмидт умер пять лет назад, оставив всё имущество супруги. А ваша тётя, в свою очередь, завещала всё вам. Она помнила вас с девочкой, сказано в завещании. Но что именно она завещала? Нотариус открыл папку. Процедура оформления займёт несколько недель. Документы из Австрии, переводы, заверения. Я позвоню вам, когда всё будет готово. Можете идти». Людмила вышла из конторы в полном недоумении. Тётя Эльвира. Она видела её всего несколько раз в жизни. Последний раз лет 15 назад на похоронах маминой сестры. Пожилая, сухонькая женщина в строгом костюме, которая говорила на смеси русского и немецкого.
Она тогда приехала на несколько дней, провела время с родственниками, уехала обратно. Людмила не придала этому значения. Думала, ну, какая-то мелочь. Старая мебель, может, книги? Или маленькая квартирка где-то в провинции? Она не рассказала никому, даже Диме. Просто забыла. А вчера нотариус позвонил снова. «Людмила Игоревна, документы готовы. Завтра я доставлю их лично на ваше судебное заседание, как вы просили». Там всё будет оформлено официально. «Что там в документах?» — спросила она. «Увидите завтра», — уклончиво ответил нотариус. И вот сейчас, сидя на кухне в пять утра перед решающим судебным заседанием, Людмила пыталась понять, что же ей досталось от тёти Эльвиры. Но мысли путались, голова болела, сердце тревожно билось. Она допила чай, поставила кружку в раковину.
Пошла в ванную, умылась холодной водой, посмотрела в зеркало. Усталое лицо, круги под глазами, седые пряди в волосах. 39 лет, а выглядела на все 50. В 7 утра проснулся Дима, вышел на кухню сонный, взъерошенный. «Мам, привет!» «Доброе утро, солнышко!» Он сел за стол, она поставила перед ним тарелку с кашей. «Мам, сегодня же суд?» «Да». «Я пойду с тобой». «Димочка, у тебя пары». «Плевать на пары, я буду с тобой». Она обняла его, прижалась лбом к его плечу. «Спасибо, сынок». Они вышли из дома в половине девятого. Ехали на метро молча. Людмила смотрела в окно, на мелькающие огни туннеля, и думала о том, что будет после суда.
Если Сергей выиграет, а он выиграет, его адвокат сильнее, документов у неё нет, она останется ни с чем. С Димой, конечно, но без жилья, без денег, без будущего. Они вышли на станции, пошли к зданию суда. Серая, мрачная, советской постройки. Поднялись по ступенькам, вошли внутрь. Пахло сыростью, старыми бумагами, чем-то кислым. В коридоре уже стоял Сергей. В дорогом тёмно-синем костюме, с безупречной прической, загорелой, уверенной. Рядом его адвокат, щёголь в очках и сером костюме тройки. И она — Алина. Молоденькая, лет 30, в обтягивающем платье изумрудного цвета. Красивая, ухоженная, с длинными ногтями и яркой помадой.
Они смотрели на Людмилу с плохо скрытым превосходством. Сергей даже не поздоровался. Алина улыбалась той самой снисходительной улыбкой, которая говорила «Я выиграла, а ты проиграла». Рядом примастилась Зинаида Фёдоровна, свекровь. Полная женщина с крашенными рыжими волосами, в дешёвом цветастом платье и потёртой кожаной куртке. Она смотрела на Людмилу с откровенной злобой. «Явилась», — процедила она. «Думаешь, отсудишь у моего Серёженьки что-нибудь?» «Не дождёшься». Людмила промолчала. Дима сжал кулаки, но мать положила ему руку на плечо. «Не надо». Марина Петровна подошла к ним, поздоровалась. «Людмила Игоревна, держитесь. Я сделаю всё, что смогу». Дверь зала суда открылась.
Секретарша, тощая женщина с выцветшими волосами пригласила всех внутрь. Людмила вошла последней. Оглядела зал. Выкрашенные в унылый бежевый цвет стены, местами краска облупилась, обнажив серый бетон. На потолке висела старая люстра с тремя работающими лампочками из пяти. Окна грязные, батареи едва тёплые, хотя за окном хозяйничала промозглая ноябрьская осень. Она села на жёсткий деревянный стул за столом, рядом с Мариной Петровной. Дима устроился на скамье позади. Сергей со своей компанией расположился напротив. Судья вошла последней. Женщина предпенсионного возраста с усталым лицом и строгим пучком на затылке. Очки в тонкой оправе. Села за стол, разложила бумаги. «Так», — произнесла она ровным голосом, — «дело о разделе имущества супругов Ковалёвых. Приступим».
Людмила сжала руки на коленях. Началось. Адвокат Сергея поднялся первым. Степан Владимирович Щукин, мужчина лет пятидесяти, в дорогом сером костюме тройки с аккуратно подстриженной седой бородкой и холодными серыми глазами за дизайнерскими очками. От него исходил запах дорогого одеколона, который чувствовался даже через несколько метров. «Ваша честь», — начал он вкрадчивым голосом, медленно расхаживая перед столом судьи. Дело, которое мы сегодня рассматриваем, на первый взгляд кажется обычным бракоразводным процессом. Но на самом деле это история о том, как один человек своим трудом, талантом и предпринимательской хваткой создал бизнес с нуля, а теперь другой человек пытается получить плоды этого труда. Людмила сжала кулаки под столом.
Марина Петровна тихо положила руку ей на плечо, успокаивая. «Мой клиент, Сергей Павлович Ковалев», — продолжал адвокат, «в 1999 году начинал с ларька, маленького торгового ларька на окраине города. Работал по 15 часов в день, без выходных, в любую погоду. Затем открыл второй ларек, третий, потом магазин стройматериалов». Сейчас у него сеть из пяти магазинов и строительная фирма с годовым оборотом более 100 миллионов рублей. Он сделал паузу, давая цифре осесть в сознании присутствующих. А что делала в это время супруга? Людмила Игоревна занималась, как она сама говорит, домашним хозяйством. Готовила еду, стирала бельё, воспитывала ребёнка.
Это, безусловно, важный труд, но он не имеет отношения к созданию бизнеса. Она не вкладывала капитал, не принимала управленческих решений, не заключала контрактов. У неё нет образования в сфере бизнеса или экономики, только диплом техникума по специальности «бухгалтерский учёт». Людмила почувствовала, как кровь приливает к лицу. «Техникум». Он произнёс это слово так, будто это что-то постыдное. Людмила Игоревна утверждает, что помогала мужу, — продолжал Щукин. — Но давайте посмотрим правде в глаза. У неё нет ни одного документа, подтверждающего финансовое участие в бизнесе. Ни расписок, ни договоров, ни банковских переводов. Она говорит о каких-то золотых серьгах, которые якобы продала 25 лет назад. Но где доказательства? Где чек из ломбарда?
Где расписка о передаче денег?» «Их нет», — ответил он сам себе. «Потому что, скорее всего, этих серёг никогда и не было». Или были, но деньги пошли на личные нужды семьи, а не в бизнес. Людмила хотела вскочить, закричать, что это ложь, но Марина Петровна крепче сжала её плечо. Супруга также утверждает, что брала деньги у родителей и сестры для бизнеса мужа. Опять же, где документы? Современное законодательство чётко регламентирует. Если нет письменного подтверждения, значит, нет и факта. Мы не можем основывать судебное решение на словах. Адвокат подошёл ближе к столу судьи, положил на него толстую папку. Здесь полная финансовая документация фирмы моего клиента за последние 15 лет. Каждая копейка учтена. Каждый рубль задокументирован.
И нигде не фигурирует имя Людмилы Игоревны как соучредителя, как инвестора, как финансового партнёра. Она домохозяйка, которая находилась на содержании у мужа. На содержании. Это слово больно резануло по сердцу. «Мой клиент не отказывается от своих обязательств», — Щукин развёл руками. «Он готов выплатить бывшей супруге компенсацию в размере двух миллионов рублей». и обеспечить её жильём. Однокомнатной квартирой площадью 38 квадратных метров в районе Купчино. Это более чем справедливо, учитывая, что она не вносила никакого реального. Вклада в создание капитала. Он вернулся на своё место, удовлетворённо кивнув Сергею. Тот сидел, откинувшись на спинку стула, с видом человека, который уже победил. Судья посмотрела на Марину Петровну.
Адвокат ответчика, ваше слово. Марина Петровна поднялась. На фоне блестящего Щукина она выглядела бледной тенью. Простой темный костюм, немодная прическа, потертый портфель. Но в глазах у нее была решимость. Ваша честь. Начала она, и голос у нее дрожал, но она взяла себя в руки. Уважаемый коллега, Красиво рассказал нам о предпринимательском успехе, но он забыл упомянуть одну важную деталь. За каждым успешным мужчиной стоит женщина, которая этот успех сделала возможным. Людмила Игоревна действительно не имеет документов о финансовом вкладе. Знаете почему?
Потому что 25 лет назад, когда она продавала свои единственные драгоценности, чтобы дать мужу деньги на первый бизнес, они были молодой семьёй. Они любили друг друга. Они доверяли друг другу. Кто в такой ситуации требует расписки от любимого человека? Марина Петровна подняла руку, показывая пальцем на Сергея. А что касается домашнего хозяйства? Давайте посчитаем. Людмила Игоревна вставала в 5 утра, чтобы приготовить мужу завтрак перед работой. Стирала, гладила, убирала. Одна воспитывала ребёнка. Водила в садик, в школу, на кружки. Сидела с ним, когда он болел. Помогала с уроками. Работала на двух работах, чтобы обеспечить семью, пока муж вкладывал все деньги в бизнес. Вела его бухгалтерию бесплатно первые пять лет. Если бы Сергею Павловичу пришлось нанимать повара, домработницу,
Няню, бухгалтера? Сколько бы это стоило? Давайте посчитаем. Повар — минимум 30 000 рублей в месяц. Домработница — 25 000. Няня — 30 000. Бухгалтер — 40 000. Итого 125 000 в месяц. За 25 лет это 37 500 000 рублей. Вот сколько стоит труд домохозяйки. Людмила почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Наконец-то кто-то оценил её труд. Наконец-то кто-то сказал вслух. Но адвокат Сергея усмехнулся. «Ваша честь. Это эмоции, а не факты. Закон не оперирует понятием стоимость домашнего труда. Закон оперирует документами». Судья кивнула. «Продолжайте». Заседание тянулось ещё час.
Марина Петровна изо всех сил пыталась доказать право Людмилы на часть имущества, ссылалась на статьи Семейного кодекса, приводила примеры судебной практики. Но у неё не было главного — документов. А адвокат Сергея методично, холодно разбивал каждый её аргумент. У него были бумаги, учредительные документы фирмы, где единственным владельцем значился Сергей Павлович Ковалёв. Были налоговые декларации, банковские выписки, договоры аренды. Всё оформлено на его имя. Людмилы там не было. Людмила сидела и слушала, как её жизнь превращается в ничто. Как 26 лет брака, 26 лет труда, жертв, любви становится.
Сергей сидел напротив и смотрел на неё холодно, отстранённо. Будто она была чужим человеком. Будто между ними не было ничего. Алина рядом с ним что-то шептала ему на ухо, и он кивал, улыбался. А потом не выдержала Зинаида Фёдоровна. Свекровь вскочила со своего места на скамье для публики и закричала. «Хватит тут разводить сопли! Людка, ты ничего не вкладывала!» «Ты жила на всём готовом. Мой Серёжа тебя одевал, обувал, кормил. Ты что, борщи варила? Так это твоя обязанность была. Ты жена. Ты должна мужа обслуживать». «Гражданка, прошу соблюдать порядок в зале», — строго произнесла судья. Но Зинаида Фёдоровна не унималась. Она вся красная, трясущаяся от ярости, продолжала кричать.
«Ты думаешь, он на тебе женился, так бы ты кем-то стала?» «Да ты была никем. Комнату в коммуналке снимала, в одном платье ходила. А мой сын тебя из грязи вытащил, дал тебе всё — квартиру, одежду, жизнь человеческую. А ты теперь его же обобрать хочешь. Нищебродка, бери своего огрызка и ввали на все четыре стороны». Людмила почувствовала, как внутри всё обрывается. Она сидела и слушала этот поток оскорблений и не могла вымолвить ни слова. «Мама, прекрати», — негромко сказал Сергей, но в его голосе не было осуждения. Скорее, усталость от неловкости. Дима вскочил со своего места. «Вы не смеете так говорить о моей матери». «А что я не так сказала?» — огрызнулась Зинаида Фёдоровна. «Правду сказала. Твоя мать — никто».
И ты тоже никто. Гражданка Ковалева-старшая, я последний раз предупреждаю. Судья повысила голос. Ещё одно слово, и я удалю вас из зала. Зинаида Фёдоровна села, но продолжала что-то бормотать себе под нос. Дима побледнел, сжал кулаки. Людмила видела, как дрожат его руки. Она хотела встать, подойти к нему, успокоить. Но в этот момент судья объявила. Объявляю перерыв на 15 минут. Прошу сторон привести себя в порядок». Все начали расходиться. Людмила подошла к Диме, обняла его. «Не слушай их, солнышко, не слушай». «Мам, как они могут? Как он может молчать, когда о тебе так говорят?» «Он изменился, Димочка. Это уже не тот человек, которого я знала». Марина Петровна подошла.
К ним лицо у неё было встревоженное. — Людмила Игоревна, я должна быть с вами честна. У нас очень слабая позиция. Без документов мы, скорее всего, проиграем. Судья примет решение в пользу Сергея Павловича. Вам достанется компенсация и однокомнатная квартира. Это лучшее, на что мы можем рассчитывать. Людмила кивнула. Она это знала. Она это чувствовала с самого начала. Они вышли в коридор, там уже стоял Сергей с Алиной и адвокатом. Они о чём-то тихо разговаривали, потом Сергей засмеялся, похлопал адвоката по плечу. Победа была за ними. Алина посмотрела на Людмилу и улыбнулась. Такая довольная, торжествующая улыбка.
Она подошла к Сергею, обняла его за талию, поцеловала в щёку, демонстративно, показывая «он мой теперь», «я выиграла». Людмила отвернулась, пошла к окну, смотрела на серый ноябрьский двор, на мокрый асфальт, на голые деревья. Всё было таким же серым и безнадёжным, как её жизнь. «Люда?» — вдруг раздался голос Сергея за спиной. Она обернулась. Он стоял рядом, один, без свиты, руки в карманах дорогих брюк, лицо непроницаемое. «Что?» — спросила она тихо. «Послушай, я не хотел, чтобы всё так вышло. С мамой, с её выкриками. Она просто переживает за меня». «Переживает. Понятно». «Люда, давай закончим это цивилизованно.
Ты возьмёшь квартиру, деньги, и мы разойдёмся по-хорошему. Зачем тянуть? Зачем эти суды? Людмила посмотрела на него, на этого чужого человека в дорогом костюме, с модной стрижкой, с холодными глазами. — По-хорошему? — переспросила она. — Серёжа, ты предал меня. Ты изменял полгода. Ты ушел, не оглянувшись. Ты обвиняешь меня в том, что я ничего не делала, хотя я отдала тебе всю свою жизнь. А теперь ты хочешь, чтобы я ушла тихо, с подачками, которые ты мне великодушно бросаешь? И это ты называешь по-хорошему? Он вздохнул. Люда, я вырос. Я другой. Мне нужна другая жизнь. Алина, она понимает меня.
Она успешная, современная, мы на одной волне. А ты… Ты осталась в 90-х. Ты так и не изменилась. Ты хорошая женщина, но мы разные. «Я осталась в 90-х», — медленно повторила Людмила, — «потому что в 90-х я работала на двух работах, чтобы у тебя были деньги на твой бизнес. Я не меняла прически, и не покупала модные платья, потому что каждую копейку отдавала тебе. А ты вырос на моих костях, Серёжа, и теперь говоришь, что я не подхожу тебе?» Он промолчал, постоял ещё немного, потом развернулся и ушёл. Людмила прислонилась лбом к холодному стеклу окна и закрыла глаза. Внутри было пусто, так пусто, что даже слёз не было.
Перерыв закончился, все вернулись в зал. Судья вошла, села за свой стол, начала просматривать бумаги. «Так», — произнесла она, — «продолжим. Есть ли ещё что-то, что стороны хотят добавить?» Марина Петровна хотела встать, но в этот момент дверь зала приоткрылась. Вошёл мужчина средних лет в тёмном пальто с коричневым конвертом в руках. Он прошёл вдоль стены тихо, подошёл к секретарше, что-то сказал ей на ухо. Секретарша кивнула, взяла конверт, поднялась и понесла его судье. Людмила смотрела на это как во сне. Нотариус. Это был тот самый нотариус Петров, который звонил ей про наследство тёти Эльвиры.
Судья взяла конверт, повертела в руках, посмотрела на красную сургучную печать. Вскрыла специальным ножом для бумаг, достала несколько листов плотной бумаги с синими печатями. Начала читать. И лицо её менялось. Сначала удивление. Брови приподнялись. Потом недоумение. Она перевернула лист, посмотрела на следующий. Потом что-то похожее на изумление. Она сняла очки, протёрла их платком, надела снова. Перечитала. В зале стало тихо. Даже секретарша перестала стучать по клавишам. Адвокат Сергея замолчал на полуслове, почувствовав, что происходит что-то необычное. Судья медленно подняла голову и посмотрела прямо на Людмилу. В её взгляде было что-то новое. Не усталое безразличие, а живой интерес.
«Людмила Игоревна», — произнесла она чётко. «Вы в курсе содержания этих документов?» Людмила растерянно помотала головой. «Нет, Ваша честь. Мне три недели назад звонил нотариус. Сказал, что скончалась моя дальняя родственница, тётя Эльвира, мамина тётка. Он говорил о каком-то наследстве, просил приехать. Я думала… Я думала, это что-то незначительное». Старая мебель или маленькая квартира где-то в провинции. Судья посмотрела на документы снова, потом перевела взгляд на Сергея и его адвоката. Сергей нахмурился. Алина на своём месте подалась вперёд, пытаясь разглядеть бумаги. Адвокат Щукин поправил очки, явно нервничая. «Что там?» — не выдержал Сергей. «Какое ещё наследство?» Судья бросила на него холодный взгляд.
«Гражданин Ковалев, вы получите всю информацию в установленном порядке». Она снова углубилась в чтение, перелистнула последний лист, задержалась на нем. Людмила видела, как двигаются ее губы, беззвучно проговаривая слова. Потом судья отложила документы, сняла очки, положила их на стол. «Думаю, эти документы существенно меняют ситуацию», — произнесла она. «Мне потребуется время для изучения». Объявляю перерыв на 15. Минут. Она встала, собрала бумаги и вышла в свой кабинет. А Людмила осталась сидеть, не понимая, что происходит. Сердце бешено колотилось, руки дрожали. «Мам, что это было?» — прошептал Дима сзади. «Не знаю, солнышко, честное слово, не знаю».
Марина Петровна смотрела на дверь кабинета судьи с растерянным лицом, а Сергей уже выскочил в коридор, таща за собой адвоката. Слышались их возбуждённые голоса. «Что за херня? Какое наследство? Щукин, ты в курсе?» «Сергей Павлович, успокойтесь. Мы сейчас выясним». Зинаида Фёдоровна металась между сыном и залом, бормотала что-то нервное. Алина сидела на скамье, побледневшая, с напряжённым лицом. Пятнадцать минут тянулись как вечность. Людмила сидела, сжимая руки, и молилась, чтобы это было что-то хорошее. Хоть что-нибудь хорошее в этом кошмаре. Наконец, дверь кабинета открылась. Судья вышла с бумагами в руках. Лицо у неё было непроницаемым, но в глазах читалось какое-то скрытое удовлетворение. Все вернулись на свои места. Сергей сел, но было видно, что он нервничает. Постукивал пальцами по столу, ёрзал.
«Итак», — начала судья, когда все успокоились. «Мне были переданы документы из нотариальной конторы, касающиеся наследства, причитающегося гражданке Людмиле Игоревне Ковалевой по завещанию ее родственницы Эльвиры Михайловны Соколовой, урожденной Петровой». Судья сделала паузу, посмотрела на Людмилу. «Ваша тетя, Эльвира Михайловна, скончалась два месяца назад в Австрии. Она всю жизнь проработала преподавателем немецкого языка, затем эмигрировала в Германию, где вышла замуж за господина Гюнтера Шмидта, владельца сети магазинов электроники. Господин Шмидт скончался пять лет назад, завещав супруге всё своё имущество. Детей у них не было. А ваша тётя, в свою очередь, всё завещала вам как единственной племяннице, с которой у неё остались тёплые воспоминания. Судья снова посмотрела в документ.
Согласно завещанию и приложенным финансовым документам, вам причитается следующее наследство. Она сделала паузу. В зале стояла мёртвая тишина. Денежные средства на счетах в австрийских и немецких банках на общую сумму 200 миллионов рублей в эквиваленте. Пять квартир в Москве, три в районе Арбата, одна на Остоженке, одна на Кутузовском проспекте. Общая площадь недвижимости составляет 680 квадратных метров. Предварительная оценка стоимости недвижимости — 350 миллионов рублей. Тишина стала абсолютной. Казалось, даже время остановилось. Людмила сидела не в силах пошевелиться. 200 миллионов. Пять квартир в Москве. Это было невозможно. Это было нереально.
Все документы заверены, переведены, запостелированы, продолжала судья. Права наследования подтверждены. Людмила Игоревна, это ваше законное наследство. Людмила открыла рот, но не могла произнести ни слова. Она смотрела на судью, потом на документы, потом снова на судью. А потом раздался звук. Глухой удар, как будто кто-то упал. Все обернулись. Зинаида Фёдоровна лежала на полу в обмороке. Глаза закрыты, лицо белое как мел. «Врача!» — крикнула секретарша. «Кто-нибудь вызовите скорую!» Сергей вскочил, бросился к матери. Но сам он был не лучше. Лицо зелёное, руки дрожат. Он опустился на колени рядом с матерью, хлопал её по щекам. «Мама! Мама! Очнись!»
Алина сидела на скамье с вытаращенными глазами, побледневшая, губы дрожали. Адвокат Щукин тоже побелел. Он снял очки, протёр их платком, надёл снова, но руки у него дрожали так, что он еле смог попасть душками за уши. «Это… это невозможно», — пробормотал он. «Двести миллионов? Пять квартир в Москве?» А Людмила всё ещё сидела неподвижно. Внутри творилось что-то невероятное. Шок, недоверие, ужас, радость. Всё смешалось в один ком. Дима вскочил, подбежал к матери, обнял её. «Мам, мам, ты слышала? Ты богатая, ты теперь богатая!» Марина Петровна сидела с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.
Зинаиду Фёдоровну привели в чувство. Она открыла глаза, застонала. Сергей помог ей подняться, усадил на скамью. Она сидела, держась за голову, бледная, с трясущимися руками. «Двести миллионов», — бормотала она. «Лютка, двести миллионов». Судья постучала молотком по столу. «Прошу всех успокоиться!» Продолжим заседание. Но никто не успокаивался. Сергей всё ещё стоял у стены, прислонившись к ней спиной, будто ноги не держали. Лицо у него было такое, будто его ударили молотом по голове. Алина вскочила, подбежала к нему, схватила за руку. «Серёжа, Серёжа, скажи что-нибудь». Он посмотрел на неё, но будто не узнавал. Потом перевёл взгляд на Людмилу,
И в этом взгляде была целая буря эмоций. Шок, ужас, непонимание, жадность. «Люда…» — начал он, делая шаг вперёд. «Люда, подожди, давай поговорим». Людмила смотрела на него. На этого человека, который пять минут назад называл её домохозяйкой, не внёсшей вклада в семью. Который требовал оставить себе всё, а ей бросить подачку. «Прошу всех сесть на места», — строго произнесла судья. «Или я удалю всех из зала». Сергей нехотя вернулся за свой стол. Алина села рядом, но теперь она не выглядела победительницей. Она выглядела растерянной и испуганной. Зинаида Фёдоровна сидела на скамье, качаясь из стороны в сторону, бормоча что-то себе под нос. «Так», — судья снова взяла документы, —
С учётом новых обстоятельств дело принимает иной оборот. Людмила Игоревна является владелицей значительного капитала, что меняет её финансовое положение. Однако это не отменяет необходимости раздела совместно нажитого имущества. Она посмотрела на адвоката Сергея. «Полагаю, ваша сторона хотела бы пересмотреть свои требования». Щукин сидел, открыв рот. Он явно не знал, что сказать. Потом прокашлялся, попытался собраться. «Ваша честь, я… Мы… Это неожиданно. Нам нужно время, чтобы…» «Времени у вас было достаточно», — отрезала судья. «Вы требовали оставить клиенту весь бизнес и большую часть имущества, мотивируя это тем, что супруга не имеет средств к существованию. Теперь выясняется, что супруга обеспечена лучше, чем ваш клиент. Что скажете?»
Сергей вдруг вскочил со своего места. «Ваша честь, я… я хочу забрать заявление. Я не хочу разводиться. Это всё недоразумение». «Люда…» Он повернулся к жене. «Люда, родная, давай всё забудем. Давай начнём сначала. Я был неправ. Я дурак. Прости меня». Людмила смотрела на него и не верила своим глазам. Пять минут назад он называл её домохозяйкой, а сейчас — родная. Зинаида Фёдоровна тоже встрепенулась. Она вскочила, заковыляла к Людмиле. — Людочка, доченька моя, я же не всерьёз всё это говорила. Мы же семья. Ты же знаешь, я, вспыльчивая, сгоряча наговорила. Прости меня, родная. Алина побледнела ещё больше.
Она схватила Сергея за руку, дёргала его. «Серёжа, что ты делаешь? Мы же планировали свадьбу. Ты обещал». Он резко выдернул руку. «Отстань! Не видишь, я разговариваю с женой». «С женой?» — закричала Алина. «Минуту назад ты говорил, что она тебе не подходит, что я твоя судьба». «Заткнись!» — рявкнул Сергей так, что она отшатнулась. Он подошёл к столу Людмилы, опустился на колени прямо посреди зала суда. «Люда, прости меня. Я был слеп. Я не ценил тебя. Но я люблю тебя. Я всегда любил. Это Алина, ошибка, глупость. Ты моя жена, мать моего сына. Давай вернёмся домой. Давай будем жить, как раньше».
В зале стояла абсолютная тишина. Все смотрели на эту сцену с открытыми ртами. Людмила смотрела на мужа, на этого человека, стоящего перед ней на коленях. Пять минут назад он был готов выбросить её на улицу с крошками со своего стола. А сейчас, когда узнал про деньги, он вдруг вспомнил про любовь. «Нищебродка, бери своего огрызка и вали на все четыре стороны». тихо произнесла Людмила, глядя ему в глаза. «Вот что кричала твоя мать совсем недавно. Помнишь?» Сергей побледнел. «Люда, она не то имела в виду. А ты молчал. Ты не заступился. Ты сидел и молчал, когда твоя мать оскорбляла меня и нашего сына. Я… я не хотел усугублять ситуацию». «Нет».
Людмила встала, выпрямилась во весь рост. Голос у неё был тихий, но твёрдый. «Ты молчал, потому что соглашался с ней. Ты действительно считал меня нищебродкой. Считал, что я ничего не стоила, что мой труд ничего не значил, что я должна быть благодарна тебе за то, что ты великодушно позволял мне жить рядом с тобой». Она сделала шаг назад, когда он попытался схватить её за руку. «А теперь ты узнал, что у меня есть деньги, и вдруг я стала родной. Вдруг ты вспомнил про любовь. Вдруг 26 лет брака снова что-то значит». «Люда, это не так. Я правда люблю тебя». «Нет», — она покачала головой, — «ты любишь деньги, и это всё, что ты когда-либо любил». Она повернулась к судье.
Ваша честь, я хочу развода. Требую оставить мне мою долю совместно нажитого имущества согласно закону. Но лично мне от него ничего не нужно. Пусть забирает свой бизнес, свои магазины, свою квартиру с любовницей. Судья кивнула с едва заметной улыбкой. Гражданин Ковалев, вы действительно хотите отозвать заявление о разводе? Сергей всё ещё стоял на коленях, растерянный, побледневший. «Я… я хочу сохранить семью». «Но гражданка Ковалёва хочет развода», — сказала судья. Согласно законодательству, если одна из сторон настаивает на расторжении брака, суд удовлетворяет это требование. Решение суда. Брак между Ковалёвым Сергеем Павловичем и Ковалёвой Людмилой Игоревной расторгнуть.
Совместно нажитое имущество разделить согласно Семейному кодексу, 50% каждой стороне. С учётом того, что гражданка Ковалёва имеет собственное наследство и не претендует на бизнес бывшего супруга, оставит за Ковалёвым Сергеем Павловичем его фирму и магазины. Квартиру в новом доме оставит за Ковалёвой Людмилой Игоревной с сыном. Она ударила молотком по столу. Заседание окончено. Людмила стояла и не могла поверить. Всё закончилось. Наконец-то всё закончилось. Дима подбежал к ней, обнял. «Мам, мы свободны. Мы свободны». Марина Петровна вытирала слёзы. «Людмила Игоревна, я так рада за вас. Так рада». А Сергей всё ещё стоял посреди зала.
Рядом с ним Зинаида Фёдоровна рыдала навзрыд. «Серёженька, что же ты наделал? Такие деньги упустил! Такие деньги!» Алина стояла у стены, бледная, заплаканными глазами. «Серёжа, а как же мы? Ты же обещал!» Он даже не посмотрел на неё. Смотрел только на Людмилу, уходящую из зала. на женщину, которую он потерял навсегда. Людмила вышла из здания суда в серый ноябрьский день и впервые за три месяца почувствовала, как легко дышится. Дима шёл рядом, держал её под руку, и она ощущала его тепло, его поддержку. Марина Петровна семенила следом с портфелем, всё ещё не веря в произошедшее.
— Людмила Игоревна, это чудо, — бормотала она. — Настоящее чудо. Я столько лет практикую, но такого поворота не видела никогда. Они остановились у подъезда. Моросил мелкий дождь, серый и холодный. Людмила подняла лицо к небу, закрыла глаза. Капли падали на щёки, смешиваясь с непрошенными слезами облегчения. — Мам, пойдём домой, — тихо сказал Дима. Она открыла глаза, посмотрела на сына. 18 лет, почти мужчина. Высокий, с её серыми глазами и упрямым подбородком. Он прошёл через весь этот ад вместе с ней. Не сломался, остался рядом. «Пойдём, солнышко». Марина Петровна обняла её на прощание. «Я подготовлю все документы по разделу имущества. Через неделю вам нужно будет приехать их подписать.
А по поводу наследства нотариус свяжется с вами. Там процедура оформления займет месяц-полтора. — Спасибо вам, Марина Петровна, за все. — Да я ничего особенного не сделала. Женщина смущенно улыбнулась. — Эта судьба вас наградила за все страдания. Они поехали домой на метро. Людмила сидела у окна, смотрела на свое отражение в темном стекле. Усталое лицо, мокрые от дождя волосы, старое пальто. Но в глазах было что-то новое. Ни отчаяние, ни безнадёжность, свобода. Дома она сняла пальто, прошла на кухню, включила чайник. Дима сел рядом за стол. «Мам, ты представляешь? Двести миллионов и пять квартир!» Она улыбнулась. «Представляю с трудом, если честно».
«Мы теперь богаты. Можем всё. Ты можешь не работать вообще. Я могу нормально учиться, не бегать курьером по вечерам. Мы можем…» Он запнулся, потому что увидел, как мать смотрит в окно задумчиво. «Мам, что не так?» «Ничего, Димочка. Просто я думаю о тёте Эльвире. Я почти не знала её. Видела несколько раз в жизни. А она помнила меня». Завещала всё. Почему? Может, она просто хотела, чтобы деньги достались родному человеку? Наверное. Людмила налила чай, села напротив сына. Знаешь, самое странное — не деньги. Самое странное — это как быстро всё изменилось. Пять минут назад твой отец называл меня «абузой», а потом узнал про наследство, и вдруг я стала любимой женой.
Дима нахмурился. «Он мерзавец. Я рад, что мы от него избавились». «Он не мерзавец», — тихо сказала Людмила. «Он просто человек. Слабый, жадный человек. Деньги изменили его. Или нет? Может, они просто показали, кем он был на самом деле, а я не видела. Или не хотела видеть». Она отпила чай, обжигаясь. Знаешь, что самое обидное? Не измена. Не то, что он ушёл, а то, что он обесценил всё, что я делала. 26 лет моей жизни он назвал домашним хозяйством, не имеющим значения. Вот это больнее всего. Дима протянул руку через стол, накрыл её ладонь своей. «Мам, ты героиня.
Ты подняла его из грязи, дала ему всё, а он оказался не достоин тебя. Но теперь ты свободна, и у тебя есть я. Она сжала его руку, улыбнулась сквозь слёзы. У меня есть ты, и это главное. Они просидели на кухне до вечера, разговаривали обо всём. О будущем, о планах. Дима мечтал закончить политех, устроиться программистом в хорошую компанию. Людмила думала о том, что впервые в жизни может позволить себе не думать о деньгах. Может выдохнуть. Может просто жить. Вечером позвонила сестра Оля. Голос у неё был взволнованный. «Людка, мне только что Тамара твоя позвонила. Сказала, что ты в суде наследство получила. Это правда?» «Правда, Оль». «Господи, сколько!» Людмила усмехнулась.
200 миллионов рублей и 5 квартир в Москве. На том конце наступила тишина. Потом Оля выдохнула. «Ты шутишь». «Не шучу». «Людка, я… Боже мой, это же… Ты богатая, ты миллионерша». «Похоже на то». Оля засмеялась, потом заплакала. «Людка». Я так рада за тебя, так рада, после всего, что ты пережила. Господь наконец-то воздал тебе по заслугам. Они проговорили еще полчаса. Оля расспрашивала про суд, про реакцию Сергея, про свекровь. Людмила рассказывала, и с каждым рассказом становилось легче, будто груз спадал с плеч. Потом позвонили родители. Мать плакала от счастья.
Отец хрипло говорил. «Доченька, я знал, что у тебя всё будет хорошо. Знал». А ещё через час позвонил незнакомый номер. Людмила нажала на зелёную кнопку, услышала знакомый голос. «Люда, это я». «Сергей». Она хотела сразу бросить трубку, но что-то остановило её. Любопытство может быть. или желание услышать, что он скажет. «Чего ты хочешь?» «Поговорить». «Пожалуйста, выслушай меня». «Говори». Он помолчал, потом выдохнул. «Люда, я облажался. Я знаю. Я был слеп, жаден, глуп. Я не ценил тебя, не понимал, что терял. Пока не узнал про деньги».
Сухо заметила она. «Нет, не только из-за денег. Я правда осознал. Когда ты ушла из зала, я понял, что потерял тебя навсегда. И это страшнее, чем любые деньги». «Серёжа, прекрати. Ты потерял меня не сегодня. Ты потерял меня год назад, когда начал изменять. Или даже раньше, когда перестал видеть во мне человека». когда я стала для тебя просто прислугой. Я изменюсь. Я могу измениться. Дай мне шанс. Людмила усмехнулась. Ты изменился уже в худшую сторону. А мне не нужен человек, который любит меня только тогда, когда у меня есть деньги. Это не так. Люда, я люблю тебя. Нет.
Ты любишь идею обеспеченной жизни, а меня ты никогда не любил. Может, в самом начале, 27 лет назад, любил девчонку с косой. Но потом я стала для тебя удобством, бесплатной прислугой. А когда перестала быть нужной, ты выбросил меня как старую вещь. Он молчал, потом тихо спросил. «И всё? Всё кончено?» «Да, Серёжа, всё кончено». «А как же Дима? Он мой сын». «Он твой сын, и ты можешь с ним общаться, если захочет он. Но после того, как твоя мать назвала его огрызком, а ты промолчал, вряд ли он захочет». Сергей снова замолчал. «Прости меня», — выдохнул он наконец. «Я прощаю», — сказала Людмила. «Но это не значит, что я вернусь».
Прощение для меня, чтобы отпустить злость. Но мы с тобой закончены. Она положила трубку, отключила телефон. Дима смотрел на неё с порога кухни. Это был он? Да. Что хотел? Вернуть меня. И что ты? Отказала. Дима подошёл, обнял мать. Правильно сделала мам. Он не заслуживает тебя. Прошла неделя. Людмила подписала документы о разделе имущества. Трёхкомнатная квартира осталась за ней и Димой. Сергею достался его бизнес. Нотариус оформлял наследство. Процедура шла медленно. Бумаги из Австрии, переводы, запостелирование.
Но Людмила не спешила. Впервые в жизни она могла позволить себе не спешить. Она ходила по городу, гуляла, смотрела на людей, думала о жизни. О том, как всё странно устроено, как судьба поворачивается в самый неожиданный момент. Через две недели позвонила Тамара, её давняя подруга. «Люд, ты слышала новость?» «Какую?» про Сергея твоего. Алина его бросила». Людмила удивилась. «Бросила? Когда?» «На следующий день после суда. Говорят, она его из квартиры выгнала, вещи на лестницу выбросила. Орала, что он обманщик, что обещал ей жизнь, как в сказке, а на деле оказался никем». Людмила усмехнулась. Быстро она разобралась. «Ну а что ты хотела?»
Тамара фыркнула. Она ж его не любила. Ей нужны были деньги, статус, красивая жизнь. А когда узнала, что реальные деньги у тебя, а у него только бизнес с кредитами, сразу слиняла. — Кредитами? — Ага. Говорят, он в долгах по уши. Магазины на кредиты открывал, на понтах жил. А тут ещё развод, раздел имущества, совсем прижало. Ходит мрачнее тучи, мать его, Зинка, вся извелась. Людмила ничего не ответила. Ей не было ни жалко Сергея, ни радостно от его неудач. Просто пусто. Как будто это касалось чужих людей. «А ты как люд?» — спросила Тамара помягче. «Хорошо. Живу. Дышу. Планирую будущее». «Что планируешь?»
Думаю, переедем в Москву. Там квартиры, там возможности для Димы. Питер любимый, но… Тут слишком много воспоминаний. Понимаю. Держись, подруга. Ты молодец. Ты сильная. Спасибо, Тамарочка. Прошёл ещё месяц. Наследство оформили, деньги поступили на счёт. Людмила сидела дома, смотрела на выписку из банка и не могла поверить. 200 миллионов рублей. Цифра с восьмью нулями. Она закрыла глаза, вспомнила тётю Эльвиру. Сухонькую пожилую женщину в строгом костюме. Они встретились последний раз на похоронах. Тётя подошла к ней, взяла за руку. «Людочка, ты выросла такой красивой,
И доброе я вижу. Берегись, доченька. Доброту часто принимают за слабость. Но ты сильная. Я это чувствую. Тогда Людмила не поняла этих слов. Просто кивнула, поблагодарила, а тётя улыбнулась грустно и уехала. Теперь она поняла. Тётя Эльвира прожила трудную жизнь. Всю молодость работала за копейки учителем, Потом уехала в Германию, вышла замуж по любви в 50 лет. Муж умер, оставив ей всё. И она, не имея детей, вспомнила о племяннице, о девочке, которая была доброй. «Спасибо, тётя Эльвира», — прошептала Людмила. «Спасибо за этот шанс». Они с Димой начали готовиться к переезду. Выставили квартиру на продажу, за хорошие деньги, не в убыток.
Выбирали, в какой район Москвы поселиться. Дима хотел поближе к центру, к хорошим вузам, где можно было бы перевестись. Людмила впервые в жизни могла позволить себе мечтать. Не о выживании, не о том, как дотянуть до зарплаты, а о настоящих мечтах. Она хотела открыть своё дело. Небольшое, уютное, может, кафе или книжный магазин. Что-то, где она будет хозяйкой, где она будет принимать решения, где её труд будет оценён. Ещё она хотела помочь сестре Оле, отдать долг за те 30 000 рублей, которые Оля когда-то дала на бизнес Сергея, отдать с процентами и помочь племянникам с образованием. Хотела поставить родителям памятник на могилах их родителей, хотела съездить за границу, впервые в жизни, посмотреть мир,
Хотела жить. Просто жить, не выживать. В середине декабря раздался звонок в дверь. Людмила открыла и застыла. На пороге стояла Зинаида Фёдоровна. Постаревшая, осунувшаяся, в старом пальто и платке. В руках пакет с пирожками. «Людочка», — начала она дрожащим голосом. «Можно войти». Людмила хотела захлопнуть дверь. но что-то остановило её. Она молча посторонилась, Зинаида Фёдоровна вошла, прошла на кухню, села за стол. Положила пакет с пирожками, руки тряслись. «Я испекла. С капустой. Ты любишь». Людмила села напротив, молчала. Зинаида Фёдоровна подняла на неё глаза, красные, опухшие от слёз. «Прости меня. Пожалуйста, прости».
Я была чудовищем. Я говорила ужасные вещи. Про тебя, про Димочку. Я не имела права. Я просто… Я так боялась, что Серёжа потеряет всё, что у него отнимут то, что он создавал. А на самом деле… Она замолчала, вытерла слёзы рукавом. На самом деле он создал это благодаря тебе. Я это знала. Я всегда знала, но признать не хотела, потому что это значило бы признать, что мой сын — не герой, не гений, а обычный человек, которому повезло с женой. Людмила молчала. «Он теперь один», — продолжала Зинаида Фёдоровна. Алина его бросила. Бизнес трещит по швам, кредиты, долги. Он пил две недели после суда.
Я боюсь за него. Но я не прошу тебя вернуться. Не прошу помочь ему. Он не заслужил. Я просто прошу, прости меня за всё. За годы унижений, за слова про нищебродку, про огрызка, за то, что не ценила тебя. Людмила посмотрела на свекровь. Старая женщина, сломленная, раскаивающаяся. И она вдруг почувствовала не злость, а жалость. «Я прощаю вас, Зинаида Фёдоровна». Свекровь всхлипнула. «Правда. Правда. Но это не значит, что мы будем общаться. Не значит, что я вернусь к Сергею. Просто я прощаю. Для себя». Зинаида Фёдоровна кивнула, вытирая слёзы.
Спасибо. Спасибо тебе, Людочка. Она поднялась, пошла к двери, на пороге обернулась. Будь счастлива. Ты заслужила. Дверь закрылась. Людмила осталась одна на кухне. Посмотрела на пакет с пирожками, усмехнулась. Взяла один, надкусила. С капустой, ещё тёплый, вкусный. Она доела пирожок, налила чай, села у окна, смотрела на падающий снег. Первый снег этой зимы. Белый, чистый, прикрывающий грязь города. Дима вернулся с занятий вечером. Весёлый, оживлённый. «Мам, я тут с ребятами разговаривал. Они говорят, в Москве куча крутых IT-компаний. Можно будет и учиться, и стажироваться». Отлично, солнышко. А ты что делала сегодня? Прощала людей. Он непонимающе посмотрел на неё. Кого? Твоего отца. Бабушку. Себя. За то, что терпела так долго.
Дима сел рядом, обнял её за плечи. Ты классная, мам. Я обычная. Нет, ты сильная, прошла через всё это и не сломалась. Она прижалась к нему, закрыла глаза. Знаешь, что самое главное я поняла? Что? Что счастье — это не деньги, не квартиры, не счета в банках. Счастье — это свобода, возможность дышать полной грудью, возможность не унижаться, не терпеть. возможность сказать «нет» тем, кто тебя не ценит. И тебе сейчас хорошо?» Она задумалась, потом улыбнулась. «Да, Димочка, мне впервые за много лет хорошо». Они переехали в Москву в январе. Выбрали квартиру на Остоженке, светлую, просторную, с видом на Храм Христа Спасителя. Дима перевёлся в МГУ на программиста.
Людмила начала искать помещение под своё кафе. Жизнь налаживалась. Медленно, но верно. Каждый день был как маленькая победа. Проснуться без тревоги, позавтракать не на бегу. Погулять по городу просто так, без цели. Сергея она больше не видела. Слышала о Толе, что он продал два магазина, чтобы погасить долги, что живёт теперь с матерью в старой двушке, что спился почти. Ей не было его жалко. Он сам выбрал свой путь, сам разрушил то, что имел. А она выбрала другой путь — путь свободы, достоинства, уважения к себе. Весной Людмила открыла своё кафе. Маленькое, уютное, с книжными полками и мягкими креслами. Назвала его Эльвира, в честь тёте, которая дала ей шанс начать новую жизнь.
В день открытия пришли Оля с семьёй, родители, Тамара, Марина Петровна. Все поздравляли, обнимали, желали успеха. Дима разрезал торт, все хлопали. «Мам, твоё кафе — самое крутое в Москве!» — смеялся он. «Пока самая маленькая!» — улыбалась Людмила. «Но будет расти». Вечером, когда все разошлись, она осталась одна. сидела у окна своего кафе, смотрела на вечернюю Москву. Огни города, суета, жизнь. Её жизнь. Новая, свободная, достойная. Она вспомнила тот день в суде, как Зинаида Фёдоровна кричала, «Нищебродка, бери своего огрызка и вали на все четыре стороны!» Как Сергей молчал.
Как она сидела, униженная, раздавленная, готовая принять крохи. А потом судьба повернулась. И она ушла из того зала с высоко поднятой головой. Не нищебродкой, а свободной женщиной. Не побежденной, а победительницей. «Спасибо, тетя Эльвира», — прошептала она. «Не за деньги. За то, что напомнила мне, я чего-то стою. Я сильная». Я достойна лучшего. За окном падал лёгкий весенний дождь. Город дышал, жил, звал вперёд. И Людмила улыбнулась, потому что впереди была целая жизнь, её жизнь. И она только начиналась.
