— Ты это серьёзно сейчас? — голос прозвучал так резко, что ложка выпала из рук и звонко ударилась о край раковины.
— Абсолютно, — ответила она, не оборачиваясь. — Ключи надо было вернуть ещё месяц назад.
— А я считаю, что нет, — отрезала женщина с другой стороны кухни. — Это дом моего сына. А значит, и мой тоже.
Ольга стояла у мойки, спина прямая, плечи напряжены. Из-под крана текла тонкая струйка воды, барабаня по металлической раковине. Вечер был хмурый — октябрьский, промозглый, с моросящим дождём за окном и тёмными пятнами на стекле. В квартире пахло жареным луком и усталостью.
За столом сидела Нина Семёновна — невысокая, плотная, в синем халате с белыми розами, с неизменным выражением победительницы. Она листала газету, будто разговор её не касается, но глаза бегали.
Рядом, как всегда, — Роман. Муж. Молчит, ковыряется в телефоне, будто всё это — где-то вне его жизни.
— Нина Семёновна, — сказала Ольга медленно, будто подбирала слова через силу, — я вас не приглашала сегодня.
— А я и не спрашиваю, — спокойно ответила та, переворачивая страницу. — У меня ключи есть. Ты ж не против?
— Я против, — отрезала Ольга. — Очень даже против.
Роман вздохнул, отложил телефон и сразу поморщился — будто запах горелого почувствовал.
— Оль, да перестань, — тихо сказал он. — Мама же ничего плохого. Зашла просто.
— Просто? — Ольга резко повернулась. — Каждый день «просто». Без звонка, без предупреждения. В холодильник лезет, бельё пересчитывает. Я уже скоро в туалет под запись ходить начну.
— Не передёргивай, — вмешалась Нина Семёновна, но в голосе слышалось удовлетворение. — Если бы ты порядок держала, я бы и не проверяла. У вас под ванной грязь, а за плитой — стыд и позор.
— Мам, ну хватит, — Роман попытался улыбнуться. — У всех бывает.
— Не у всех, — парировала мать. — У нормальных женщин муж домой идёт, как в рай. А твоя жена… — она смерила Ольгу взглядом, — даже супа не сварит. Всё гречку жрёт.
Ольга дернулась, будто её ударили.
— Гречку я варю потому, что после работы падаю с ног, — выдавила она. — И если бы не я, вы бы тут в темноте сидели. Коммуналку я плачу. Кредит за ремонт — тоже я.
— Ой, началось, — Нина Семёновна закатила глаза. — Хозяйка, понимаешь ли. А мой сын, между прочим, на работе сутками!
— На работе? — голос Ольги стал ледяным. — Он третью неделю сидит дома. «Фрилансит». Сидит, залипает в ноутбук, а деньги я приношу.
Роман поднял голову, взгляд стал злым.
— Ты что, меня сейчас при матери позоришь?
— А что, неправду сказала? — она шагнула к нему. — Неправду, Ром?
Он сжал губы. В комнате повисло напряжение, как перед грозой.
— Вот и видно, — вмешалась Нина Семёновна. — Ты не жена, а прокурор. Мужа к стенке ставишь, на кухне грязь, в доме холода нет. Мужику тепло нужно, внимание. А ты всё работаешь, работаешь… Умная нашлась.
— Да, работаю, — резко сказала Ольга. — Потому что если не я — мы бы тут на макаронах жили.
— Ишь, героиня, — фыркнула свекровь. — На себя посмотри: вечно с нервами, с кругами под глазами. Таких жен бросают, запомни.
Роман напрягся. Ольга почувствовала, как от этих слов у неё всё внутри обрывается.
— Мам, хватит, — сказал он, но слишком тихо. Без уверенности.
— Нет, пусть говорит, — Ольга усмехнулась, хотя сердце билось в висках. — Я давно хотела это услышать. Что меня пора бросить. Спасибо, теперь хоть ясно.
— Не передёргивай, — раздражённо отмахнулась Нина Семёновна. — Я ж добра желаю. Чтобы семья у вас крепкая была.
— Добра? — Ольга выдохнула. — Вы вчера мне из шкафа бельё выкинули, сказали, что «неприлично молодке носить такое». Это тоже добро?
— Так тебе ведь не девятнадцать, — спокойно ответила свекровь. — Надо знать меру. Женщина должна быть скромной.
Ольга засмеялась. Смех вышел нервным, хриплым.
— Скромной? То есть терпеть, когда в мой дом вламываются без спроса? Когда мужу звонят по десять раз в день и шепчут в трубку, как «правильно воспитывать жену»?
— Оль, не начинай, — Роман встал, подошёл ближе. — Мы же взрослые. Можно поговорить спокойно.
— Спокойно? — она повернулась к нему. — Ты отдал ей ключи. Без меня. И теперь она считает, что может сюда ходить, когда вздумается. Это нормально, по-твоему?
— Мы семья, — выдохнул он, будто это всё объясняет. — Ключи должны быть у всех.
— Отлично, — Ольга бросила тряпку в раковину. — Раз у всех — давай и соседке нашей ключи дадим. Пусть приходит, готовит борщи и моет полы.
— Не ерничай, — процедил Роман. — Всё тебе не так.
— Всё, потому что я устала, Ром, — тихо сказала она. — Я прихожу домой и вижу чужую женщину на своей кухне. Вижу, как она роется в моих шкафах. И ты молчишь. Всегда молчишь.
Он отвернулся. А свекровь, довольная, словно выиграла партию, встала, поправила халат и сказала:
— Вот и видно, кто в доме главный.
Эта фраза стала последней каплей.
— Да, видно, — сказала Ольга. — Только недолго.
— Это угроза? — свекровь прищурилась.
— Это предупреждение, — спокойно ответила она.
На следующий день всё повторилось. Только на этот раз — с ещё большим размахом. Когда Ольга пришла с работы, в прихожей стояли два огромных пакета — в одном картошка, в другом банки с вареньем. В ванной сушились чужие полотенца, а на кресле в гостиной лежал свекровин халат.
— Что это? — спросила Ольга, стоя на пороге.
— Переехала, — без тени смущения ответила Нина Семёновна. — У Людки, подруги, ремонт, а мне где-то жить надо. Так что пока тут.
— Пока? — переспросила Ольга. — Это мой дом, Нина Семёновна. Не ваш, не общий, мой.
— Мой сын здесь прописан, — свекровь выпрямилась, как флагшток. — Значит, и я могу жить.
— Не можете.
— Посмотрим, — отрезала та.
Роман в это время возился с ноутбуком и даже не поднял головы.
— Ром, скажи что-нибудь, — Ольга подошла ближе. — Ты согласен с тем, что она теперь живёт тут?
— Она же ненадолго, — буркнул он. — Что тебе жалко, что ли?
— Мне жалко себя, — сказала Ольга.
Он пожал плечами.
Всё. Что-то внутри щёлкнуло.
Ночь она провела без сна. Слышала, как свекровь шуршит на кухне, как льётся вода, как хлопает дверца холодильника. Утром на столе стояла табличка: «Не забудь убрать постель!» — написанная чужим почерком на липучке от холодильника.
Ольга сорвала бумажку, смяла и бросила в мусорное ведро.
На работе она ловила себя на том, что машинально пишет одно и то же письмо три раза подряд. Коллега спросила:
— Ты чего, живая?
— Пытаюсь, — ответила она.
Когда вечером открыла дверь, внутри пахло жареным луком и чужими духами.
На диване — Нина Семёновна, в бигуди, смотрит сериал. Рядом чашка с чаем, под ней — Ольгина книга, которую она неделю читала.
— Свою чашку не могла взять? — спросила Ольга, сдерживая дрожь в голосе.
— Какая разница, — пожала плечами та. — Всё же общее.
Ольга молча пошла в спальню. На тумбочке лежала чужая щётка.
— Это уже слишком, — сказала она, выходя. — Либо я, либо вы.
Роман поднял глаза от ноутбука:
— Опять начинаешь…
— Не начинаю, а заканчиваю, — ответила Ольга.
— Ты что, меня с матерью выбирать заставляешь? — в его голосе зазвучала угроза.
— Нет, — сказала она спокойно. — Себя.
Он встал, подошёл вплотную.
— Ты думаешь, сильная? Да без нас ты никто. Никому не нужна.
Ольга выдержала его взгляд.
— Я уже давно никому не нужна, Ром. С тех пор, как ты перестал быть рядом.
Он отвернулся.
А за спиной хмыкнула свекровь:
— Вот и видно, кто из вас семья, а кто случайная гостья.
Ольга молча прошла мимо и захлопнула дверь спальни.
Утро выдалось серое, липкое, с мелким дождём и ветром, который гнал по двору пластиковые пакеты. Ольга вышла из подъезда, держа зонт в руке, но не раскрыла его — ветер всё равно выворачивал спицы. Дошла до остановки, села в автобус, глядя в мутное стекло, и впервые за долгое время почувствовала, что ей не хочется домой. Совсем.
Всё внутри неё уже решилось. Осталось только дождаться подходящего момента.
В офисе, где она работала бухгалтером, день тянулся мучительно. Коллеги обсуждали новый сериал и кто куда поедет на ноябрьские, а она просто сидела перед монитором и думала: вот я, тридцать четыре года, квартира, муж, вроде всё как у людей. Только жить не хочется.
К обеду позвонил Роман.
— Ты где?
— На работе, — спокойно ответила.
— Мама сказала, что ты вчера дверь хлопнула так, что рамка треснула.
— Значит, придётся чинить.
— Оль, ну чего ты всё время язвишь? — его голос звучал устало, но не виновато. — Мы же семья. Надо уметь прощать.
— А ты умеешь?
— Я стараюсь.
— Нет, Ром, ты просто уходишь от всего. От разговоров, от решений, от ответственности.
Он замолчал. Потом коротко бросил:
— Вечером поговорим.
— Конечно, — сказала она. — Только я тоже поговорю.
Когда Ольга открыла дверь квартиры, первое, что услышала, — смех. Громкий, довольный. В гостиной сидели Роман, его мать и какая-то женщина лет пятидесяти в ярком свитере. На столе стояла тарелка с нарезкой, бутылка вина и закуски.
— А, вот и хозяйка, — радостно объявила Нина Семёновна. — Познакомься, это тётя Зоя, моя соседка. Мы тут чуть посидим, обсудим дела.
— Какие дела? — Ольга поставила сумку, не снимая пальто.
— Да мы с Зоенькой решили — Ромке надо дело своё открывать, — сказала свекровь, наливая всем по бокалу. — Надоело ему дома сидеть. А у меня кое-какие сбережения есть, вложим в бизнес.
— Какой бизнес? — Ольга прищурилась. — Ты же сама говорила, что у тебя пенсия еле на лекарства хватает.
— Ну, были заначки, — уклончиво ответила Нина Семёновна. — А теперь в дело пойдут.
Роман отвёл взгляд. Ольга поняла всё сразу.
— Ты взял у неё деньги? — спросила тихо.
— Взял. Займом.
— Без моего ведома.
— Это не твоё дело, — вмешалась свекровь. — Мужику не надо отчитываться перед женой.
— А жить вы, значит, будете на мои платежи по кредиту, да? — голос Ольги дрожал, но она держалась. — И всё это в моей квартире.
— Господи, ну началось! — воскликнула Нина Семёновна. — Всё твоё, всё твоё! А где семья? Где любовь?
— Там, где уважение, — отрезала Ольга. — А его у вас нет.
Тётя Зоя поднялась, чувствительно уловив, что запахло скандалом.
— Я, пожалуй, пойду, — пробормотала она и быстро скрылась в коридоре.
Когда за ней хлопнула дверь, Ольга подошла к столу и убрала бокалы.
— Всё, хватит цирка. Сегодня вы собираете вещи.
— Куда это мы пойдём? — с вызовом спросила свекровь.
— К вашей Людмиле, где ремонт. Или к тёте Зое. Мне всё равно. Но здесь вас больше не будет.
— Ах ты… — Нина Семёновна встала, глаза сузились. — Да я твою жизнь наизнанку выверну!
— Поздно, — спокойно сказала Ольга. — Вы уже вывернули.
Роман поднялся, подошёл к ней вплотную.
— Я не позволю тебе выгонять мою мать.
— Позволишь, — тихо ответила она. — Потому что выбора у тебя нет.
— Ошибаешься.
Он схватил её за локоть, но Ольга резко освободилась.
— Не трогай меня. Ещё раз — вызову полицию.
Свекровь расхохоталась.
— Смешная ты! Думаешь, в полицию побежишь — тебе поверят? Муж, мать… Семейный конфликт! Скажут, разбирайтесь сами.
— Разберусь, — сказала Ольга. — По закону.
Она достала телефон, включила камеру и направила на них.
— Говорите. Ещё раз скажите, что не уйдёте.
Роман застыл. Нина Семёновна побледнела.
— Что ты творишь? — прошипел он. — Это уже перебор.
— Перебор был тогда, когда ты отдал ей ключи от моего дома, — спокойно ответила Ольга. — Теперь — последствия.
Она сняла с полки папку с документами, развернула.
— Квартира оформлена на меня. Вот свидетельство, вот расписка о продаже старой бабушкиной дачи. Хочешь, проверь даты. Всё чисто.
Свекровь опустилась на стул.
— Ты думаешь, бумажкой всё решишь?
— Нет, — сказала Ольга. — Бумажкой я защищаюсь от вас.
Она прошла в прихожую, достала из сумки новый замок.
— К вечеру придёт мастер. Замки меняем.
— Я не уйду! — крикнула Нина Семёновна. — Слышишь? Не уйду!
— Тогда я вызову участкового. Прямо сейчас.
Роман бросился к ней, выхватил телефон.
— Ты больная, — процедил он. — Мы семья, а ты враг в доме.
— Нет, — Ольга смотрела прямо ему в глаза. — Я просто человек, который устал жить в аду.
Он хотел что-то ответить, но не смог. Только опустил руку с телефоном и сел.
К вечеру свекровь всё же начала собирать вещи. Медленно, демонстративно, громко вздыхая.
— Вот так, значит, да? Старуху на улицу. За добро. За заботу.
— За вторжение, — ответила Ольга. — Я вас не просила.
Роман ходил из комнаты в комнату, как тень. С каждой минутой становился всё мрачнее. Когда мать вышла, хлопнув дверью, он подошёл к Ольге.
— Счастлива?
— Нет, — ответила она. — Но спокойно.
— Ты всё разрушила.
— Я спасла себя.
Он усмехнулся.
— Ты думаешь, теперь всё решится?
— Да. Потому что я наконец начала жить по своим правилам.
Прошла неделя. Дождь не прекращался, улицы блестели, как зеркало. В квартире стало тише. Даже чайник будто свистел мягче.
Ольга вставала рано, варила себе кофе, включала радио и впервые за долгое время просто сидела молча, не чувствуя страха.
Роман ночевал у матери. Иногда звонил — коротко, отстранённо.
— Как дела?
— Нормально.
— Может, поговорим?
— Не сейчас.
Она не злилась. Ни на него, ни на его мать. Всё, что внутри копилось годами, вышло тогда, в ту последнюю ссору. И теперь — пустота. Но эта пустота была не страшной, а освобождающей.
В одно из воскресений Роман всё же пришёл. Без предупреждения, как раньше. Но дверь уже не открылась — замок был новый. Он постучал.
— Оль! Это я!
— Слушаю, — сказала она через дверь.
— Нам надо поговорить.
— Не о чем.
— Я… я не думал, что всё так зайдёт далеко. Мама… она просто хотела помочь.
— Она хотела власть, — ответила Ольга. — А ты — тишину любой ценой.
— Я ошибся, — его голос дрожал. — Можно я зайду?
— Нет.
— Хоть на минуту!
— Не сегодня, Ром. И не завтра.
Он постоял, потом тихо ушёл.
Ольга стояла у двери, слушая, как стихает его шаги. Ни боли, ни злости. Только лёгкость, как после долгой болезни.
К вечеру она заварила чай, достала ноутбук и открыла сайт с объявлениями о работе. Новая должность, выше зарплата, другой район. Думала: почему бы и нет?
В квартире пахло корицей и чистотой. Всё на своих местах. Даже старые вещи, которые раньше раздражали, теперь казались родными.
Она посмотрела в окно: город горел огнями, люди спешили по делам, жизнь шла. А у неё — тишина. Не пустота, а пауза. Впервые за годы.
Телефон мигнул. Сообщение от Романа:
«Если передумаешь — я рядом».
Она стерла его, даже не открывая.
Через неделю позвонила соседка с третьего этажа.
— Оль, видела твоего бывшего, ходил с мамой, спорили на улице. Что-то делили.
— Пусть делят, — спокойно ответила она. — Это уже не моё.
Вечером Ольга включила музыку, расставила по подоконнику свечи и впервые за долгое время позволила себе просто быть. Без страха, без ожиданий.
Она посмотрела на свои руки, на пальце ещё блестело обручальное кольцо. Сняла его, положила в шкатулку. Не со злостью — спокойно. Как будто отпустила старую роль, которая больше не нужна.
— Вот теперь — мой дом, — тихо сказала она и улыбнулась.
За окном шёл дождь, мягкий, долгий, но в нём было что-то новое — не тоска, а очищение.
Ольга наливала себе чай, смотрела, как пар поднимается над кружкой, и думала:
ничего страшного в том, чтобы начать заново. Даже если начинать приходится одной.
И впервые за долгое время ей не хотелось бежать.
Она просто жила.
