— Света поживет у нас, пока не найдет работу. Это не обсуждается, я глава семьи.
Олег бросил дешевую спортивную сумку «племянницы» прямо на паркет в прихожей. Бросил так по-хозяйски, с таким небрежным, барским размахом, будто сам этот паркет циклевал, сам выбирал рисунок укладки и сам платил мастерам.
Сумка глухо стукнула, оставив грязный влажный след — на улице с утра зарядил ледяной ноябрьский дождь, превративший наш поселок в грязное болото.
Я промолчала. Не от слабости, нет. Просто в моей профессии — а я уже пятнадцать лет руководила административным блоком крупной частной клиники — пауза ценится дороже слов.
Пауза дает возможность увидеть то, что люди пытаются спрятать.
Я смотрела на Свету. Ей было двадцать три, может, двадцать четыре года. Для «племянницы из Саранска», о которой муж вдруг вспомнил вчера вечером, она держалась слишком уверенно.
Девушка не жалась к вешалке, не теребила ремешок сумки. Она оценивала. Её взгляд скользил по картинам, по лестнице на второй этаж, по моей итальянской консоли так, словно она прикидывала: не пора ли тут сменить обои?
— Лена, ты слышишь? — в голосе Олега появились визгливые нотки, те самые, которыми он обычно отчитывал кладовщиков. — Девочке нужна помощь. Родственников бросать нельзя.
— Конечно, Олег, — мой голос прозвучал ровно. — Родственников бросать нельзя. Проходи, Света. Гостевая комната на втором этаже, направо. Постельное белье в комоде.
Олег шумно выдохнул, расправил плечи. Он снова победил. В его картине мира, которую он старательно рисовал последние двадцать лет, он был великодушным патриархом, а я — надежным тылом.
Он так увлекся этой ролью, что забыл одну маленькую деталь. Фундамент, на котором стоял его трон, принадлежал не ему.
Ужин прошел в липкой, фальшивой атмосфере. Олег разливал по бокалам, громко смеялся, рассказывал Свете о «своем» бизнесе, о том, как тяжело поднимать логистику в кризис.
— Дядя Олег, вы такой сильный, — Света смотрела на него, не моргая. В её взгляде читалось восхищение, но какое-то… плоское. Как у продавца, который хвалит покупателя, примеряющего дорогой костюм. — А Елена Викторовна… она, наверное, просто помогает вам отдыхать?
Я аккуратно отрезала кусочек мяса.
— Елена Викторовна, Светочка, работает, — ответила я, не поднимая глаз. — Чтобы дядя Олег мог чувствовать себя сильным.
Муж поперхнулся, но тут же хлопнул меня по плечу:
— Ленка у меня скромница! Администратор от бога, но без мужского плеча, сама понимаешь… Женщине нужен капитан.
Я посмотрела на свою руку под его ладонью. Кожа у него была еще упругой, но я знала эту руку слишком хорошо. Знала, как она лениво переключает каналы, пока я свожу месячный бюджет. Знала, как она прячет телефон экраном вниз, когда приходит сообщение поздно вечером.
Нам обоим за пятьдесят. Только я свои годы несла как актив, а Олег пытался списать их в убытки, молодясь за счет таких вот «племянниц».
Я не наивная. За двадцать четыре года брака я научилась отличать командировки от загулов. Я знала про секретаршу Верочку в 2015-м. Знала про «одноклассницу» в 2019-м. Я молчала. Почему?
Наверное, срабатывала привычка сохранять лицо. Или страх одиночества, который мы, женщины, часто путаем с мудростью. Но главное — он никогда не тащил грязь в дом.
Мой дом — это моя граница.
Коттедж в старом дачном поселке мне подарил отец, профессор кардиологии, в 1999 году. За два года до того, как я встретила Олега, тогда еще простого водителя с горящими глазами. Папа был провидцем.
«Лена, — говорил он, подписывая дарственную, — стены должны быть твоими. Любовь — материя тонкая, может порваться, а крыша над головой должна быть крепкой».
Олег, похоже, искренне уверовал, что раз он двадцать лет стриг здесь газон и жарил шашлыки, то стал совладельцем.
Наглость Светы проявилась не сразу. Она действовала хитрее, чем я думала. Никаких скандалов, никаких прямых конфликтов. Она начала метить территорию.
Во вторник я вернулась с работы пораньше. Зашла в ванную на первом этаже — и замерла.
Мои баночки с кремами — дорогие, подобранные косметологом — были сдвинуты в угол. На самом видном месте, у зеркала, стояла батарея дешевых, ярких флаконов: какой-то скраб с запахом химической малины, лак для волос…
А в моем стакане для зубных щеток торчала её щетка. Розовая. Прижавшаяся к щетке Олега.
Мелочь? Возможно. Но для хозяйки дома это как плевок на пол.
Я вышла в кухню. Света сидела за столом, листая журнал. На ней был мой халат. Тот самый, махровый, уютный, в который я любила заворачиваться после душа.
— Ой, тетя Лена, — она даже не подумала встать. — А я тут подмерзла немного. У вас отопление как-то странно работает. Дядя Олег сказал, надо котел проверить. Кстати, мы тут подумали… эти шторы на кухне, они света мало дают. Может, снимем?
— Сними халат, — тихо сказала я.
— Что? — она хлопнула накладными ресницами. — Да ладно вам, жалко что ли? Мы же свои.
— Сними. Халат. И положи на место.
В дверях нарисовался Олег.
— Лена, ну чего ты начинаешь? — он поморщился. — Девчонка замерзла. Будь добрее. Кстати, переведи мне полтинник на карту. На хозяйство надо. Света ужин хочет приготовить особенный, а в холодильнике шаром покати.
Я посмотрела на мужа. Впервые за много лет я увидела не родного человека, а обрюзгшего, чужого мужчину, который стоит посреди моей кухни и требует деньги, заработанные мной, чтобы накормить девицу, которая пользуется моими вещами.
— У тебя есть корпоративная карта, Олег, — напомнила я.
— Заблокирована пока, там лимит, — отмахнулся он. — Ну что тебе, жалко? Я же для семьи стараюсь.
Лимит. Конечно. Я вела финансы нашей фирмы — формально моей, где он числился директором. И я видела, как этот «лимит» утекал в последние месяцы: рестораны, магазины женского белья (явно не моего размера), отели в области. Я закрывала глаза, списывая это на «представительские расходы». Глупо.
— Денег не будет, — сказала я. — И шторы останутся на месте.
Я вышла, чувствуя спиной их переглядывания. Олег что-то зашептал ей, успокаивая.
В четверг вечером я сидела в кабинете. Дверь была приоткрыта. Они думали, я в наушниках — я часто слушала аудиокниги по вечерам. Но сегодня в ушах была тишина.
— …ну потерпи, котенок, — голос Олега, низкий, воркующий. — Еще немного. Я сейчас решаю вопрос с переоформлением склада. Юристы схему рисуют. Как только выведем активы, купим квартиру. Нормальную, в новостройке.
— А она? — капризный голос Светы. — Она ходит тут, смотрит как надзиратель. Бесит.
— Да кто её спросит? — хмыкнул Олег. — Она без меня ноль. По документам фирма на ней, но рулю-то я. Все связи на мне. А дом… Ну, половина по закону моя. Плюс вложения. Я её по судам затаскаю, если рыпнется. Она старая уже, ей покой дороже денег. Откупится.
Я сняла очки. Положила на стол.
«Старая». «Откупится». «Половина моя».
Внутри что-то щелкнуло. Не разбилось, нет. Наоборот, встало на место. Как будто двадцать лет я смотрела расфокусированным взглядом, а теперь мне подобрали нужные линзы. Иллюзии растворились. Осталась только бухгалтерия.
Я открыла ноутбук. Зашла в банк-клиент. Выгрузила выписки за последний квартал.
Картина была ясной, как день. Олег не просто тратил. Он действительно готовил вывод денег. Крупный транш на какое-то ООО «Вектор», зарегистрированное неделю назад.
Договор займа. Без моего ведома.
Я посмотрела на часы. Банк работает с девяти утра. У меня была вся ночь, чтобы подготовить документы. Не три папки, как в кино. Всего пару листов. Но каждый из них весил больше, чем всё его раздутое эго.
— Ну что ж, Олег Борисович, — прошептала я. — Вы хотели быть главой семьи? Завтра узнаем, кто на самом деле платит по счетам.
Утро пятницы началось с мелкого, противного дождя, стучавшего в окна. Я сидела в гостиной, пила кофе и смотрела на экран телефона. В 10:15 пришло первое уведомление. Банк заблокировал корпоративные счета по моему заявлению о подозрительных операциях.
Механизм запущен.
Через сорок минут во дворе хлопнула дверь машины. Олег влетел в дом красный, взъерошенный, с бешеными глазами. Света семенила следом с кучей пакетов из супермаркета — видимо, успели заехать за продуктами, пока карты еще работали.
— Ты что творишь?! — заорал он с порога, даже не разуваясь. — Какого черта карта не проходит? Мне из банка звонят, говорят, счета заморожены! Ты совсем сдурела?
— Сядь, — спокойно сказала я.
— Я не сяду! Ты мне объяснишь…
— Сядь, Олег. Иначе я прямо сейчас отправляю аудиторское заключение в ОБЭП. Статья 160, присвоение или растрата.
Он замер. Слово «ОБЭП» подействовало лучше любого успокоительного. Он тяжело опустился на диван, расстегивая верхнюю пуговицу пальто. Света тихонько поставила пакеты на пол и прижалась к стене, чувствуя, что земля уходит из-под ног.
Я положила перед ним один-единственный лист бумаги.
— Это приказ о твоем увольнении. По недоверию. Подпиши по собственному, и мы разойдемся мирно.
— Ты не можешь… — прохрипел он. — Я генеральный директор! Я эту фирму поднял!
— Ты наемный директор, Олег. Учредитель — я. А насчет «поднял»… Я вижу твои проводки на ООО «Вектор». И вижу лизинг твоей машины, за который платит фирма. И оплату отелей. Всё задокументировано. Если мы начнем судиться, ты выйдешь отсюда с условным сроком и долгом в пять миллионов.
Он молчал. Его лицо из красного стало серым. Вся спесь, вся эта напускная барственность слетала с него, как шелуха. Передо мной сидел не «глава семьи», а испуганный, пойманный за руку воришка.
— А дом? — вдруг подала голос Света. Тоненько так, жалобно. — Олег говорил, дом общий…
Я перевела взгляд на нее.
— Дом, деточка, подарен мне отцом до брака. Он не делится. Никак. Даже если Олег очень захочет.
Олег поднял на меня глаза. В них плескалась такая тоска и обида, словно это я его предала, а не он привел в мой дом любовницу.
— Лена… Ну зачем ты так? Двадцать лет… Мы же семья. Ну, бес попутал, с кем не бывает? Давай поговорим нормально. Свету я сейчас отправлю, прямо сейчас.
Он говорил и одновременно с надеждой заглядывал мне в глаза, ища там привычное прощение. То самое, которым я укрывала его косяки годами.
Света дернулась, услышав, что её «отправят».
— Семья закончилась во вторник, когда ты потребовал у меня деньги на её обед, — сказала я. — У тебя есть час, чтобы собрать личные вещи. Одежда, обувь, зубная щетка. Машину, ноутбук и телефон оставляешь здесь — это собственность компании.
— Как я поеду без машины? — растерянно спросил он.
— На такси. Или на автобусе. Как народ ездит.
Он вскочил.
— Ты не посмеешь! Я здесь прописан! Я вызову полицию!
— Вызывай, — я кивнула на стационарный телефон (его мобильный был корпоративным). — Скажешь им, что бывшая жена выгоняет? Они проверят документы на дом. Потом спросят про регистрацию. У тебя её здесь нет, Олег. Ты прописан у мамы в Туле, помнишь? Мы же так и не переделали документы, всё руки не доходили.
Это был мат.
Он стоял посреди гостиной, которую считал своей, и понимал, что он здесь никто. Просто гость, который слишком надолго задержался.
— Собирайся, — бросила я и пошла на кухню.
Через час они ушли. Олег тащил два чемодана с одеждой, матерясь сквозь зубы. Света, уже без пакетов (продукты остались мне), бежала за ним к воротам поселка. Такси я им вызывать не стала.
Я закрыла за ними дверь. Щелкнул замок.
В доме стало тихо.
Я подошла к зеркалу в прихожей. Поправила волосы. Увидела в отражении женщину. Уставшую? Да. Одинокую? Возможно. Но свободную.
Вечером позвонил начальник охраны поселка:
— Елена Викторовна, тут ваш… бывший… у ворот стоит. Просится обратно, говорит, ключи забыл. Пускать?
— Нет, Сергей Иванович, — ответила я. — Он ничего не забыл. Он просто перепутал адрес. Его дом теперь в другом месте. В Туле.
Я налила себе чаю. Впервые за неделю он был вкусным. Я сидела на своей кухне, смотрела на те самые шторы, которые не понравились Свете, и думала: а ведь они действительно темноваты.
Завтра закажу новые. Светлые.
Держитесь рядом, девочки. Здесь мы обсуждаем, как легально поправлять короны, которые сползли на уши от наглости.
Подписывайтесь, если тоже любите хруст справедливости больше, чем звон битой посуды.
А вы бы дали ему второй шанс? 👇
