— Закрой уже рот свой! — Ефим швырнул ключи на комод так, что они отскочили и упали на пол.
Снежана замерла у окна, прижав ладони к подоконнику. За стеклом моросил октябрьский дождь, размывая контуры дворовых фонарей в желтоватые кляксы. Она не обернулась. Знала — сейчас начнётся. Опять начнётся.
— Я с тобой разговариваю! — Муж зашёл в комнату, стянул пиджак и бросил его на кресло. — Три дня! Три дня моя мать названивает, просит помочь с уборкой перед приездом её сестры. А ты что? Носом воротишь!
Вот оно. Снежана медленно выдохнула, глядя на своё отражение в темном стекле. Женщина с усталыми глазами и собранными в хвост волосами смотрела на неё как на чужую.
— Ефим, я не отказывалась, — проговорила она тихо, стараясь удержать голос ровным. — Я просто сказала, что в субботу не смогу. У меня медосмотр назначен, я записывалась два месяца назад…
— Медосмотр! — передразнил он, и в этом тоне было столько презрения, что Снежане стало холодно. — Перезапишешься. Моя мать важнее твоих выдуманных болячек.
Выдуманных. Она сжала губы, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой узел. Две недели назад она впервые за год решилась рассказать ему о постоянных головных болях, о том, как по утрам встаёт разбитой, словно всю ночь разгружала вагоны. Он тогда кивнул, пробормотал что-то невнятное, уткнувшись в телефон. А через час попросил погладить рубашки к командировке.
— Может, хватит уже ныть! — Ефим подошёл ближе, она слышала его тяжёлое дыхание за спиной. — Швабру в зубы и к моей маме на уборку пошла!
Снежана обернулась. Посмотрела на мужа — на этого мужчину с начавшим округляться животом, с красноватым лицом и щетиной, которую он называл «модной небритостью». Когда-то, семь лет назад, он приносил ей кофе в постель. Целовал в макушку и называл «моей радостью». А потом они поженились, и через полгода его мать Галина Игоревна въехала в их жизнь, как танк на чужую территорию.
— Я устала, — сказала Снежана просто. Без слёз, без истерики. Просто констатировала факт. — Я работаю с восьми до шести, потом готовлю ужин, стираю, убираюсь здесь. В выходные ты возишь меня к своей маме, где я мою её квартиру, потому что, цитирую, «у бедной женщины спина болит». А моя спина, видимо, из титана.
— Началось, — Ефим театрально закатил глаза. — Ты же сама всё это делаешь! Я тебя заставляю?
— Нет, не заставляешь. Ты просто создаёшь такую атмосферу, что проще сделать, чем две недели слушать, какая я неблагодарная.
— Неблагодарная — это мягко сказано! — Он повысил голос, шагнул к ней. — Моя мать тебя приняла как родную! Помогла с ремонтом, дала денег на мебель…
— Которые мы вернули через три месяца, — перебила Снежана. — С процентами. Твоя мама ничего не даёт просто так.
Ефим побагровел. Кулаки его сжались, и на секунду Снежане показалось, что сейчас… Но нет. Он просто развернулся и ударил ладонью по стене.
— Всё! Завтра, в субботу, ты едешь к маме. Точка. И чтобы никаких медосмотров, никаких отмазок. А то надоела со своими выкрутасами!
Он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Снежана осталась стоять у окна. Дождь усилился, капли барабанили по карнизу. Где-то внизу завизжали тормоза, кто-то громко матерился. Обычная пятничная ночь в спальном районе.
Телефон завибрировал в кармане халата. Снежана достала его — сообщение от Иры.
«Как дела, подруга? Давай завтра встретимся, кофе попьём? Сто лет не виделись!»
Ира. Единственная, кто ещё помнил ту Снежану — смешливую, уверенную в себе, которая мечтала открыть свою дизайн-студию. Которая носила яркие платья и не боялась спорить. Они дружили ещё со школы, но последние два года виделись редко. После свадьбы Ефим как-то сразу начал находить причины, почему встречи с Ирой — плохая идея. То она, мол, разведённая и может плохо влиять. То «странно одевается». То «слишком независимая, не пример для жены».
Снежана посмотрела на закрытую дверь спальни, откуда уже доносилось бормотание телевизора. Ефим устроился там со своим пивом и футболом. До утра её не побеспокоит.
Она быстро набрала ответ: «Давай. Завтра в два, у «Шоколадницы» на Чехова!»
Ответ пришёл мгновенно: «Супер! Жду!»
В эту ночь Снежана почти не спала. Лежала на краю кровати, слушая храп мужа и думала о том, как же всё пошло не так. Они встретились на корпоративе у общих знакомых. Ефим тогда показался ей надёжным, серьёзным. Он сам зарабатывал, имел квартиру, не пил и не гулял. На фоне её предыдущих романов с вечными студентами и «творческими личностями» он казался подарком судьбы.
Но дьявол, как известно, прячется в деталях. И главная деталь называлась Галина Игоревна.
Свекровь появилась в их жизни уже на втором свидании. Ефим представил её так естественно, будто это нормально — приводить маму на романтический ужин. Галина Игоревна окинула Снежану оценивающим взглядом, будто та была лошадью на ярмарке, и процедила:
— Худовата. Но ничего, откормим.
И началось. Сначала невинные советы — как готовить, как одеваться, как разговаривать с Ефимом. Потом визиты дважды в неделю без предупреждения. Потом ключи от их квартиры — «на всякий случай, вдруг что». Снежана пыталась возражать, но Ефим каждый раз вставал на сторону матери.
— Она же не со зла, — говорил он. — Просто переживает. Одна осталась после смерти отца.
Одна. Галина Игоревна была одна, как акула в океане — хищно и самодостаточно.
Утром Снежана встала первой. Ефим ещё спал, раскинувшись на всю кровать. Она бесшумно оделась, написала записку — «Ушла по делам, вернусь к вечеру» — и вышла из квартиры.
На улице было свежо, пахло мокрой листвой и асфальтом. Октябрь в этом году выдался дождливым, но сегодня выглянуло солнце, и город казался почти приветливым.
В кафе она пришла раньше. Заказала капучино и села у окна. Смотрела на прохожих и думала — у каждого из них есть своя история. Та женщина с коляской — счастлива ли она? А тот мужчина в деловом костюме — любит ли свою жену? Или тоже приходит домой и требует швабру в зубы?
— Снежка! — раздалось за спиной.
Она обернулась. Ира стояла в дверях — в ярко-рыжем пальто, с распущенными волосами и широкой улыбкой. Такая живая, такая… свободная.
Они обнялись, и Снежана вдруг почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Не плакать. Только не здесь.
— Ты похудела, — Ира отстранилась и всмотрелась в лицо подруги. — И выглядишь… устало.
— Работа, — соврала Снежана, садясь обратно. — Аврал сейчас.
Но Ира не была дурой. Она знала Снежану двадцать лет.
— Брось, — она села напротив и накрыла руку подруги своей. — Это Ефим? Или его мамочка?
И тут Снежана сломалась. Всё полилось — про уборки у свекрови, про медосмотр, который придётся отменить, про вчерашний скандал, про швабру в зубы. Говорила и сама удивлялась — как много накопилось, как давно она молчала.
Ира слушала, не перебивая. Только её глаза темнели, а губы сжимались всё сильнее.
— И ты терпишь это? — спросила она, когда Снежана замолчала. — Семь лет терпишь?
— Он не всегда такой, — автоматически начала оправдываться Снежана. — Просто устаёт на работе, нервничает…
— Стоп! — Ира подняла руку. — Слышишь себя? Ты защищаешь человека, который обращается с тобой как с прислугой! Который велит тебе ползти на коленях к его маме, вместо того чтобы позаботиться о твоём здоровье!
Снежана молчала. Слова подруги били точно в цель, и от этого становилось страшно. Страшно признать, что всё правда. Что она действительно превратилась в бесплатную домработницу, которая ещё и должна быть благодарна за такую честь.
— Знаешь что, — Ира откинулась на спинку стула, в глазах её загорелся азартный огонёк. — Сегодня вечером идём в клуб. Давно хотела тебя вытащить, да всё руки не доходили.
— В клуб? — Снежана растерянно моргнула. — Ира, мне тридцать два года…
— И что? Я старше на год, и ничего. Жизнь не закончилась после тридцати, если что. Поверь, там полно адекватных людей нашего возраста. Просто потанцуем, выпьем, отдохнёшь от всего этого кошмара. А после — ночуешь у меня. Есть что надеть?
Снежана покачала головой. Гардероб её последние годы состоял из рабочих брюк, неприметных блузок и домашних треников. Ефим не любил, когда она одевалась ярко. Говорил, что это вульгарно.
— Отлично! — обрадовалась Ира. — Значит, после кофе едем ко мне, и я тебя преображу. У меня куча вещей, что-нибудь подойдёт.
Снежана хотела возразить, но слова застряли в горле. А почему, собственно, нет? Ефим сейчас, наверное, уже проснулся, прочитал записку и злится. Ну и пусть. Она устала всё время подстраиваться, угождать, жертвовать собой.
— Хорошо, — сказала она и сама удивилась твёрдости в собственном голосе. — Поехали.
У Иры была однушка в новом доме — небольшая, но уютная. Светлые стены, много зелёных растений, полки с книгами. Пахло кофе и какими-то пряностями. Снежана огляделась и подумала — вот так выглядит свобода. Никакой свекрови с ключами, никаких требований и упрёков.
— Давай-ка сюда, — Ира распахнула шкаф. — Размер у нас почти одинаковый. На, примерь вот это.
Она протянула чёрное платье — короткое, облегающее, с открытыми плечами. Снежана замялась.
— Это не слишком?..
— Слишком что? Красиво? Сексуально? — Ира усмехнулась. — Именно то, что нужно. Давай, не тяни.
Снежана переоделась в ванной и робко вышла. Посмотрела на себя в зеркало — и замерла. Незнакомка смотрела на неё из отражения. Женщина с осиной талией, длинными ногами и изящными плечами. Когда она в последний раз видела себя в таком платье? До свадьбы?
— Вот это да, — присвистнула Ира. — Ты сама-то видишь, какая красотка? Щас макияж сделаем, волосы распустим — будешь огонь!
Час спустя Снежана действительно не узнавала себя. Ира оказалась мастером преображений — лёгкий макияж подчеркнул глаза, тушь сделала ресницы невероятно длинными, а помада цвета спелой вишни придала губам чувственность. Волосы, освобождённые из вечного хвоста, волнами легли на плечи.
— Я… — Снежана не могла оторваться от зеркала. — Это правда я?
— Это настоящая ты, — серьёзно сказала Ира. — Та, которую ты прятала семь лет.
Телефон Снежаны разрывался от звонков. Ефим названивал каждые полчаса. Сначала просто звонки, потом сообщения: «Где ты?», «Немедленно перезвони!», «Мать звонила, ты что, совсем обнаглела?». Снежана смотрела на экран и чувствовала, как внутри что-то меняется. Раньше она бы испугалась, сразу ответила, начала бы оправдываться. Сейчас просто отключила звук.
— Правильно, — одобрила Ира. — Пусть поволнуется. Может, мозги на место встанут.
Клуб назывался «Аврора» и находился в центре города. Снежана не была в таких местах лет десять, наверное. С Ефимом они нигде не бывали — он считал клубы пустой тратой денег и времени.
Внутри было темно, громко, много людей. Музыка била по телу, заставляя сердце биться в такт. Ира взяла её за руку и повела к барной стойке.
— Два мохито! — крикнула она бармену.
Они выпили, и Снежана почувствовала, как алкоголь разливается приятным теплом по телу, снимая напряжение. Музыка стала громче, или это просто она расслабилась? Ира потащила её танцевать, и Снежана поддалась. Двигалась неуклюже сначала, непривычно, но постепенно тело вспоминало забытые ритмы. Она закрыла глаза и просто отдалась музыке.
Когда открыла, рядом стоял мужчина. Высокий, спортивный, с тёмными волосами и внимательными серыми глазами. Он улыбнулся.
— Танцуешь отлично, — сказал он, наклонившись к её уху, чтобы было слышно. — Меня Даниил зовут.
— Снежана, — ответила она и вдруг рассмеялась. Просто так, без причины. От ощущения лёгкости, свободы.
Они танцевали. Даниил оказался хорошим партнёром — не навязывался, но был рядом, вёл уверенно, но деликатно. А потом подошёл его друг — светловолосый парень лет тридцати пяти по имени Кирилл, который сразу приударил за Ирой. Они переместились к столику, заказали ещё выпивки.
Разговор шёл легко. Даниил оказался архитектором, работал в проектном бюро. Рассказывал смешные истории про заказчиков, спрашивал о ней. И что удивительно — действительно слушал ответы. Не кивал машинально, уткнувшись в телефон, а смотрел в глаза, задавал уточняющие вопросы, смеялся её шуткам.
Когда Снежана сказала, что работает менеджером в строительной компании, он оживился:
— Значит, коллеги почти! Ты случайно не в «Стройинвесте»? У нас с ними несколько проектов…
Они проговорили час, и Снежана вдруг осознала — она не думала о Ефиме. Впервые за вечер, впервые за много дней, может быть, месяцев, она была просто собой. Не женой, не снохой, не прислугой. Просто Снежаной, тридцатидвухлетней женщиной, которая смеётся, флиртует и чувствует себя… желанной.
Ближе к полуночи Ира потянула её в уборную.
— Ну как тебе? — спросила она, подкрашивая губы перед зеркалом.
— Он интересный, — призналась Снежана. — Давно со мной так не разговаривали. Как с человеком, понимаешь?
— Ещё бы, — Ира повернулась к ней. — Потому что он — нормальный мужик. Которому интересна женщина, а не бесплатная домработница с функцией обогрева постели.
Снежана вздрогнула. Эти слова будто включили свет в тёмной комнате. Она увидела свою жизнь со стороны — и ей стало дурно.
— Я не могу так больше, — прошептала она. — Ира, я не могу вернуться туда.
— И не надо, — твёрдо сказала подруга. — Останешься у меня. Передохнёшь, подумаешь, а потом решишь, что делать дальше. Ефиму можешь написать, что остаёшься ночевать у меня. Пусть привыкает к твоему отсутствию.
Снежана достала телефон. Тридцать семь пропущенных. Последнее сообщение было от Галины Игоревны: «Ефим сказал, ты не едешь убираться. Совсем совесть потеряла? После всего, что мы для тебя сделали!»
Что они сделали? Превратили её в прислугу? Уничтожили её уверенность в себе? Заставили забыть, кем она была?
Снежана набрала сообщение Ефиму: «Остаюсь у Иры. Завтра поговорим». Отправила, не дожидаясь ответа, и вернула телефон в сумочку.
Когда они вышли из уборной, Даниил ждал их у столика. Он встал при виде Снежаны, и этот простой жест — встать, когда подходит женщина, — показался ей удивительным. Ефим давно перестал делать что-то подобное.
Они ещё танцевали, смеялись, пили. А под утро, когда клуб начал пустеть, Даниил предложил проводить их.
На улице было свежо и тихо. Город просыпался — где-то гремели первые трамваи, открывались круглосуточные пекарни.
— Спасибо за вечер, — сказал Даниил у подъезда Иры. — Можно… мне взять твой номер?
Снежана замешкалась. У неё муж. Точнее, формально он всё ещё муж.
— Давай, — неожиданно для себя произнесла она и продиктовала номер.
Он улыбнулся, сохранил в телефоне и вдруг наклонился, легко поцеловав её в щёку.
— До встречи, Снежана.
Она проводила его взглядом — он шёл по улице рядом с Кириллом, высокий, свободный, исчезающий в предрассветном тумане.
— Ну что, — Ира обняла её за плечи, — чувствуешь?
— Что? — прошептала Снежана.
— Что жизнь не кончилась.
У Иры Снежана проспала до обеда. Проснулась от запаха блинов и кофе. Голова слегка побаливала, но на душе было удивительно спокойно — как после долгой болезни, когда температура спадает и можно наконец дышать полной грудью.
— Живая? — Ира заглянула в комнату. — Иди завтракать, потом поговорим.
За столом Снежана включила телефон. Семьдесят два пропущенных звонка. Сообщения от Ефима становились всё агрессивнее: «Ты где шляешься?!», «Мать в истерике!», «Приезжай немедленно, или всё, приеду сам!». Последнее было от Галины Игоревны, написанное час назад: «Я всегда знала, что ты гулящая. Мой сын слишком хорош для такой, как ты».
Гулящая. Снежана рассмеялась — коротко, зло. Она семь лет не смотрела ни на кого, кроме Ефима. Семь лет была примерной женой, пока он и его мать методично стирали её в порошок.
— Что будешь делать? — спросила Ира, наливая кофе.
— Не знаю, — честно призналась Снежана. — Раньше я думала — вот соберусь с силами, поговорю с ним серьёзно, объясню… Но сейчас понимаю: говорить бесполезно. Он не изменится. Его мать не изменится. Это я должна измениться. Вернуться к себе.
Телефон завибрировал. Ефим звонил в сто первый раз. Снежана взяла трубку.
— Где ты?! — заорал он сразу, даже не поздоровавшись. — Я всю ночь не спал! Мать в больнице с давлением из-за тебя!
— Ефим, — спокойно сказала она, — я остаюсь у Иры ещё на несколько дней. Мне нужно подумать.
— О чём думать?! — Он задыхался от ярости. — Немедленно домой! Или я сам приеду и…
— И что? — В голосе Снежаны появились стальные нотки. — Силой приволочёшь? Ударишь? Попробуй. Я позвоню в полицию так быстро, что…
— Ты угрожаешь мне?! Да ты офонарела совсем!
— Нет, Ефим. Я, наоборот, прозрела. — Она глубоко вдохнула. — В понедельник я заберу вещи. И мы поговорим о разводе.
Повисла тишина. Потом он засмеялся — неприятно, натужно.
— Развод? С кем ты там вчера была? Кто тебе голову задурил? Эта твоя разведёнка Ирка? Или ты уже кобеля себе нашла?
— Прощай, Ефим.
Она сбросила звонок и отключила телефон. Руки дрожали, сердце колотилось, но внутри было ясно и светло. Будто тяжёлый камень, который она таскала на груди семь лет, вдруг испарился.
Следующие дни пролетели в странном тумане. Снежана ходила на работу, возвращалась к Ире, игнорировала звонки мужа и свекрови. В среду пришло сообщение от Даниила: «Привет! Как настроение? Может, выпьем кофе на неделе?»
Она ответила не сразу. Думала целый день. А вечером написала: «Давай. Но должна предупредить — у меня сейчас непростой период. Собираюсь разводиться».
«Понимаю. Если хочешь просто поговорить с кем-то — я готов слушать. Без обязательств».
Без обязательств. Эти слова почему-то успокоили.
В пятницу она пошла на тот самый медосмотр, который должна была отменить ради уборки у свекрови. Терапевт нахмурилась, глядя на результаты анализов.
— Когда вы последний раз отдыхали? — спросила она. — У вас все признаки хронического стресса. Давление скачет, гемоглобин низкий. Ещё немного — и заработаете депрессию клиническую, если уже не заработали.
— Я отдыхаю, — машинально начала было Снежана, но осеклась. Отдыхает? Она не помнила, когда в последний раз спала до обеда, читала книгу просто так, не думая о готовке ужина, или гуляла без цели.
— Берегите себя, — сказала врач мягко. — Вы ещё молодая женщина. Жизнь длинная.
В субботу Снежана поехала за вещами. Взяла Иру для моральной поддержки. Ефим открыл дверь небритый, помятый. За его спиной маячила Галина Игоревна — при полном параде, в строгом костюме, с губами, сжатыми в ниточку.
— Вот и блудница вернулась, — процедила свекровь.
Снежана прошла мимо, не ответив. Начала собирать вещи. Ефим ходил за ней, пытался говорить — то угрожал, то умолял.
— Снежка, ну что ты творишь? Это всё на нервах, я понимаю. Давай забудем, начнём с чистого листа…
— Ефим, — она обернулась, держа в руках сумку, — ты хоть раз за семь лет спросил, чего хочу я? Не твоя мать, не ты, а я?
Он растерянно моргал. Вопрос, видимо, застал его врасплох.
— Я… я же стараюсь…
— Нет. Ты не старался. Ты просто существовал, пока я обслуживала твою жизнь. И жизнь твоей матери. Теперь всё. Я ухожу.
Галина Игоревна перегородила дверь.
— Ты пожалеешь! — прошипела она. — Думаешь, кто-то тебя возьмёт? Старая, никому не нужная…
— Галина Игоревна, — Снежана посмотрела ей в глаза, — мне тридцать два. И даже если бы мне было пятьдесят — я лучше буду одна, чем с человеком, который меня не ценит.
Они ушли. На лестнице Снежана остановилась — ноги подкашивались, по спине струился пот. Ира обняла её.
— Всё. Самое страшное позади.
Прошло три месяца
Развод оформили быстро — Ефим не возражал, имущество делить было нечего, детей не было. Снежана сняла маленькую однушку на окраине. Скромную, но свою. Где она могла встать в три ночи и выпить чаю, не боясь разбудить кого-то. Могла не готовить ужин, если не хотелось. Могла лежать в ванне час, читая книгу.
С Даниилом они встречались иногда — пили кофе, гуляли, разговаривали. Он не торопил её, не требовал отношений. Просто был. И это было странно приятно.
А ещё Снежана записалась на курсы дизайна интерьера. Её старая мечта о собственной студии вдруг перестала казаться несбыточной. Может, не сразу, может, через год, через два — но она будет. Потому что впервые за долгое время у Снежаны появилось будущее.
В один из вечеров, когда она сидела у себя, попивая вино и листая учебник по колористике, пришло сообщение от неизвестного номера:
«Снежана, это Галина Игоревна. Ефим женится. На хорошей девушке, воспитанной. Которая знает своё место. Я надеюсь, ты довольна, что разрушила его жизнь».
Снежана прочитала, усмехнулась и удалила сообщение. Добавила номер в чёрный список. И вернулась к учебнику.
А через неделю случилось то, чего она совсем не ждала.
Звонок в дверь раздался поздно вечером. Снежана открыла — и замерла. На пороге стояла Галина Игоревна. Постаревшая, осунувшаяся, без обычного лоска.
— Можно войти? — спросила она тихо.
— Зачем вы пришли? — Снежана не двинулась с места.
Свекровь — бывшая свекровь — опустила глаза.
— Ефим действительно женится. На девушке, которой двадцать три. Она… Она сказала ему, что либо я, либо она. И он выбрал её. Велел мне съехать из его квартиры. Той квартиры, которую я ему купила на свои деньги.
Снежана молчала, не зная, что сказать.
— Я пришла… — Галина Игоревна подняла глаза, и в них блестели слёзы. — Я пришла сказать, что ты была права. Я превратила его в чудовище. И тебя тоже пыталась превратить. Потому что боялась остаться одна.
— Галина Игоревна…
— Нет, не надо. — Женщина сделала шаг назад. — Я не прошу прощения. Я просто хотела, чтобы ты знала. Спасибо, что ушла. Пока не поздно.
Она развернулась и пошла по лестнице вниз — медленно, согнувшись, будто постарев на десять лет.
Снежана закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и долго стояла так, глядя в потолок. Потом достала телефон и написала Даниилу:
«Привет. Ты сегодня свободен? Хочу тебе кое-что рассказать».
Ответ пришёл через минуту: «Свободен. Приезжай».
Она оделась, взяла сумку и вышла. На улице был первый снег — лёгкий, почти невесомый. Он таял, не долетая до земли.
Снежана подставила лицо небу, закрыла глаза и улыбнулась.
Жизнь продолжалась. И она была свободна.
