— Твоя мать забрала деньги с нашего общего счёта. Все до копейки.
Наташа произнесла это спокойно, глядя мужу прямо в глаза. Дмитрий замер с ложкой супа на полпути ко рту. За окном моросил серый октябрьский дождь, барабаня по подоконнику. В квартире было тихо, если не считать тиканья настенных часов.
— Что ты сказала? — он медленно опустил ложку обратно в тарелку.
— Я сказала, что Нина Фёдоровна сняла со счёта двести тридцать тысяч. Те самые, что мы копили на первый взнос за квартиру. Сегодня утром позвонили из банка, подтвердить операцию. Оказалось, твоя мама вчера всё обналичила.
Она не повышала голоса. Просто констатировала факт, словно сообщала о погоде. Но внутри у неё всё горело. Три года. Три года они с Дмитрием откладывали каждую свободную копейку. Отказывались от отпусков, экономили на всём. Мечтали о своём уголке, где не придётся жить с его матерью под одной крышей. И вот теперь — пустой счёт и горькое понимание, что мечта отодвинулась ещё на годы вперёд.
Дмитрий побледнел. Он схватил телефон и набрал номер матери. Наташа слышала длинные гудки, потом голос свекрови, неожиданно бодрый и весёлый.
— Дима, сынок! Как дела?
— Мам, ты что наделала? — в его голосе звучало отчаяние. — Зачем ты сняла наши деньги?
Пауза. Потом Нина Фёдоровна заговорила другим тоном — с обидой и укоризной.
— Димочка, разве я могла иначе? Мне срочно понадобились деньги на лечение. Ты же знаешь, у меня сердце. Врач сказал — нужна дорогая процедура, иначе всё может плохо кончиться. Я не хотела вас беспокоить, поэтому решила сама.
— Мам, но это наши последние деньги! Мы копили на квартиру!
— Димуля, неужели квартира важнее моего здоровья? — голос свекрови дрожал. — Я столько для тебя сделала, всю жизнь тебе отдала. А теперь, когда мне плохо, ты жалеешь каких-то денег? Это Наташа тебе голову вскружила, да?
Наташа видела, как менялось лицо мужа. Видела, как из взрослого тридцатилетнего мужчины он превращается в маленького мальчика, которого отчитала мама. И поняла — он сейчас сдастся. Как всегда.
— Нет, мам, конечно нет. Лечись. Главное — твоё здоровье.
Он положил трубку и не посмел взглянуть на жену. Наташа встала из-за стола, унесла свою нетронутую тарелку в раковину. Не сказала ни слова. Просто ушла в их маленькую спальню и закрыла дверь.
А ведь она знала. Где-то в глубине души всегда знала, чем это кончится. С первого дня, когда переступила порог этой квартиры невестой.
Нина Фёдоровна встретила её холодно. Не грубо — нет, свекровь была слишком умна для грубости. Она улыбалась, говорила правильные слова, но в её глазах читался приговор: «Недостойна моего сына». Каждая мелочь становилась поводом для замечаний. Борщ пересолён. Рубашки плохо выглажены. В квартире пыль. Наташа старалась, из кожи вон лезла, пытаясь доказать, что может быть хорошей хозяйкой. Но свекровь всегда находила изъян.
Первые полгода Наташа списывала это на притирку. Мол, две женщины на одной кухне — это всегда непросто. Но потом начала замечать систему. Нина Фёдоровна никогда не критиковала напрямую. Она просто вздыхала. Или с грустной улыбкой поправляла то, что сделала Наташа. Переставляла посуду в шкафу. Перестирывала бельё. И каждый раз это сопровождалось фразой: «Ну ничего, Димочка, я помогу. Не все же умеют вести хозяйство».
Дмитрий ничего не замечал. Или делал вид, что не замечает. Когда Наташа пыталась поговорить, он отмахивался: «Да ладно тебе, мама просто помогает. Она же не со зла». И Наташа замолкала, чувствуя себя капризной и неблагодарной.
Настоящий кошмар начался, когда они заговорили о съёме отдельного жилья. Нина Фёдоровна устроила истерику. Настоящую, с рыданиями и валерьянкой. Кричала, что её бросают, что всю жизнь положила на сына, а он теперь выгоняет родную мать. Дмитрий сломался через час. Наташа смотрела, как он обнимает рыдающую мать, и понимала — они никуда не съедут. Не в этом году. И не в следующем. Никогда.
Тогда они решили копить на собственную квартиру. Наташа устроилась на вторую работу. Уходила в семь утра, возвращалась в десять вечера. Вкалывала как лошадь, считала каждый рубль. И вот теперь — пустой счёт.
Два дня Наташа и Дмитрий почти не разговаривали. Он пытался оправдать мать, бормотал что-то про здоровье и необходимость. Она молчала. Что тут скажешь? Она устала доказывать очевидное.
На третий день случилось то, что переполнило чашу.
Наташа вернулась домой с работы поздно вечером. В квартире горел свет, пахло жареной картошкой. Она разулась, прошла на кухню и застыла на пороге. За столом сидели Дмитрий и Нина Фёдоровна. Между ними лежал раскрытый ноутбук, на экране которого красовались фотографии квартир.
— Вот эта хорошая, — говорила свекровь, тыкая пальцем в монитор. — Трёшка, в нашем районе. Правда, дороговата. Но ничего, мы с тобой справимся.
— Мам, но мы же говорили… — начал Дмитрий.
— Димочка, разве я прошу для себя? — перебила его Нина Фёдоровна голосом, полным материнской любви и самопожертвования. — Я же вижу, что вам тесно. Хочу помочь. Вот смотри, я взяла те деньги, добавлю свои накопления, и хватит на первый взнос. А остальное в ипотеку возьмём. На твоё имя, конечно. Ты же мой единственный сын.
Наташа стояла в дверях, и внутри у неё медленно закипало. Она всё поняла. Свекровь украла их деньги не для лечения. Она решила купить квартиру. Для себя и для сына. Наташу в этих планах просто не существовало.
— А я? — её голос прозвучал тихо, но оба обернулись.
Нина Фёдоровна вскинула брови с невинным удивлением.
— А что ты, Наташенька?
— Я спрашиваю, где в ваших планах я? Или трёшка на двоих — это уже не тесно?
Свекровь натянуто улыбнулась.
— Ну что ты, милая. Конечно, ты тоже будешь жить. Просто я думала, что раз квартиру оформим на Диму, то и решение принимаем мы. Семья же всё-таки.
— Семья? — Наташа шагнула в комнату. — Нина Фёдоровна, давайте начистоту. Вы украли наши деньги. Не взяли в долг, не попросили — именно украли. И теперь пытаетесь купить квартиру так, чтобы я осталась ни при чём. Чтобы Дмитрий всю жизнь чувствовал себя вам обязанным. Чтобы я ни на что не могла претендовать.
— Ты о чём вообще?! — вскочил Дмитрий. — Мама хочет помочь!
— Помочь? — Наташа засмеялась. Коротко и зло. — Дима, очнись. Твоя мама делает всё, чтобы держать тебя на коротком поводке. Три года мы копили. Три года! Я работала на двух работах, отказывала себе во всём. И в один день она стирает всё это одним махом. И вместо того чтобы возмутиться, ты сидишь и выбираешь с ней квартиру!
— Наташа, следи за языком, — холодно сказала свекровь. — Я всё-таки мать Дмитрия. И старше тебя.
— А я — его жена! — Наташа развернулась к мужу. — Жена, понимаешь? Не домработница, не приходящая прислуга. Твоя жена. И если ты не можешь поставить свою мать на место, если не видишь, что она творит, то…
Она замолчала. Потому что увидела в его глазах. Страх. Он боялся конфликта. Боялся выбирать. И, судя по всему, уже выбрал. Не в её пользу.
— Я ухожу, — выдохнула Наташа.
Она развернулась и вышла из кухни. Дмитрий догнал её в прихожей.
— Наташ, стой. Куда ты?
— Не знаю. К родителям. К подруге. Куда угодно. Но здесь я больше не останусь.
— Да не устраивай сцен! — он схватил её за руку. — Мама действительно хотела как лучше!
Наташа вырвала руку.
— Дима, твоя мать хотела оставить меня ни с чем. Сделать так, чтобы я полностью от вас зависела. И ты это прекрасно понимаешь. Но тебе проще закрыть глаза. Потому что идти против мамы страшно.
— Ты сейчас оскорбляешь мою мать!
— Я говорю правду! — крикнула Наташа. — И если для тебя правда — это оскорбление, то нам не о чем больше разговаривать!
Она схватила куртку, сумку и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Слёзы душили, но она не дала им пролиться. Только на улице, под холодным октябрьским дождём, позволила себе расплакаться. Три года жизни. Три года надежд. Всё рухнуло за секунды.
Она позвонила матери прямо с улицы. Дрожащими пальцами набрала номер.
— Мама…
— Наташенька, что случилось? — мать сразу услышала в голосе беду.
Наташа рассказала. Всё. Про деньги, про свекровь, про квартиру, про мужа, который не смог встать на её защиту. Говорила сбивчиво, задыхаясь от слёз и обиды.
— Приезжай домой, — спокойно сказала мать. — Прямо сейчас. Папа тебя встретит на остановке.
— Мам, я не знаю, что делать…
— Сначала приедешь. Потом разберёмся.
Через час Наташа сидела на родительской кухне с чашкой горячего чая. Мать, Вера Ивановна, сидела напротив, а отец молча стоял у окна, глядя в ночную темноту. Он всегда был немногословным, но сейчас Наташа видела, как напряжены его плечи, как сжаты кулаки. Отец злился. За дочь.
— Значит, так, — наконец заговорила Вера Ивановна. — Завтра мы с тобой едем к этой… Нине Фёдоровне. И будем с ней разговаривать. По-взрослому.
— Мам, не надо. Всё бесполезно.
— Наташа, — строго сказала мать. — Я твоя мама. И я не позволю, чтобы тебя так унижали. Три года ты терпела. Хватит. Завтра мы поставим всех на место.
Наутро они приехали к той квартире. Дмитрий открыл дверь, удивлённый и растерянный. Вера Ивановна прошла мимо него в гостиную, где на диване царственно сидела Нина Фёдоровна с чашкой кофе.
— Вот, значит, как, — без приветствия начала Вера Ивановна. — Решили обобрать мою дочь?
Свекровь изобразила благородное возмущение.
— Простите, а вы кто такая, чтобы врываться в чужой дом?
— Я — мать девушки, которую вы три года терроризируете. А теперь ещё и ограбили.
— Какое грубое слово! — Нина Фёдоровна всплеснула руками. — Я взяла деньги на лечение!
— Вранье, — отрезала Вера Ивановна. — Вы взяли деньги, чтобы купить квартиру и оформить её только на своего сына. Чтобы моя дочь осталась бесправной. Это называется мошенничество.

— Дмитрий! — воззвала свекровь к сыну. — Ты слышишь, как меня оскорбляют?!
Но Дмитрий молчал. Он смотрел на Наташу, которая стояла рядом с матерью, прямая и твёрдая. И впервые за три года видел её по-настоящему. Видел, какой сильной она была, сколько вытерпела. И как он предал её.
— Нина Фёдоровна, — продолжила Вера Ивановна спокойно, но веско. — Вы вернёте деньги на счёт. Каждую копейку. Завтра. Иначе мы идём в полицию и к юристу. Поверьте, незаконное снятие денег с общего счёта — это статья. Особенно если есть свидетели, что вы сами говорили про квартиру.
Свекровь побледнела.
— Вы… вы не посмеете!
— Ещё как посмеем. У моей дочери есть все переводы, все чеки. Она копила эти деньги, а вы их украли. И теперь будете отвечать. По закону.
Нина Фёдоровна посмотрела на сына. Ждала, что он заступится, как всегда. Но Дмитрий опустил глаза.
— Мама, верни деньги, — тихо сказал он.
— Димочка, ты с ними заодно?!
— Нет, мам. Я просто понял, что был неправ.
Он подошёл к Наташе.
— Прости меня. Я был слепым идиотом. Трусом. Не смог защитить тебя. Но сейчас… сейчас я всё исправлю.
Наташа посмотрела на него долгим взглядом.
— Дима, ты выбирал три года. И всегда выбирал не меня.
— Я знаю. И я хочу всё изменить. Дай мне шанс.
Нина Фёдоровна смотрела на них с ненавистью. Она проиграла. Её идеальный план рухнул. И самое страшное — сын впервые за всю жизнь встал не на её сторону.
— Хорошо, — прошипела она. — Забирайте свои проклятые деньги. И проваливайте из моего дома!
— С удовольствием, — ответила Наташа. — Но дом этот тоже наш. Половина квартиры принадлежит Дмитрию. Так что съезжать придётся либо нам, либо вам.
Свекровь открыла рот, но ничего не смогла сказать. Она поняла — потеряла контроль. Навсегда.
Через три недели Нина Фёдоровна съехала к своей сестре. Деньги вернула на следующий день — оказалось, никакого лечения не было. Дмитрий ходил мрачный и молчаливый, осознавая масштаб своего предательства. Наташа дала ему шанс. Один. Последний.
— Я не обещаю, что мы всё починим, — сказала она однажды вечером. — Ты сломал слишком многое. Но если ты действительно хочешь семью — нашу семью, а не жизнь под диктовку матери — мы попробуем.
Он кивнул. В его глазах были слёзы.
— Я постараюсь. Обещаю.
И впервые за три года Наташа поверила ему. Не до конца. Но достаточно, чтобы остаться.


















