Раиса Петровна замерла на пороге своей спальни, глядя на открытый шкаф. Её руки, секунду назад державшие пакеты с продуктами, разжались сами собой. Капуста покатилась по полу, оставляя за собой мокрую дорожку от растаявшего снега. Но она не замечала этого. Всё её внимание было приковано к пустому месту на верхней полке — там, где ещё утром стояла потёртая картонная коробка из-под обуви.
Невестка Галина сидела в гостиной, спокойно листая журнал. Она даже не подняла головы, когда свекровь вошла в квартиру. Сейчас она так же невозмутимо перелистнула страницу, словно ничего не произошло.
— Галя, — голос Раисы Петровны прозвучал натянуто, она изо всех сил пыталась сохранить привычный тон, — ты случайно не видела… коробку? Она стояла у меня в шкафу.
Галина наконец оторвала взгляд от глянцевых страниц. Её лицо было абсолютно безмятежным.
— Видела, — ответила она просто и вернулась к журналу.
Тишина в комнате стала плотной, почти осязаемой. Раиса Петровна сделала несколько шагов вперёд, её пальцы нервно теребили ручку сумки.
— И где она? — спросила свекровь, стараясь говорить медленно и чётко, будто разговаривала с ребёнком.
— Продала, — так же спокойно ответила невестка, не поднимая глаз.Слово повисло в воздухе, как топор перед падением. Раиса Петровна почувствовала, как земля уходит из-под ног. Её коллекция. Монеты, которые она собирала тридцать лет. Царские рубли, советские юбилейные, редкие экземпляры, за которыми она охотилась на блошиных рынках и антикварных аукционах. Это было не просто хобби — это была часть её жизни, её гордость, её страховка на старость.
— Что ты сделала?! — голос свекрови сорвался на крик. — Ты с ума сошла?! Это же моя коллекция! Ты понимаешь, сколько она стоит?!
Галина наконец закрыла журнал и положила его на журнальный столик. Движение было неторопливым, почти ленивым. Она подняла на свекровь взгляд, и Раиса Петровна увидела в этих глазах нечто, от чего её бросило в дрожь. Это был не гнев. Это было ледяное спокойствие человека, который только что свёл счёты.
— Понимаю, — кивнула невестка. — Примерно триста восемьдесят тысяч. Именно столько мне предложил коллекционер с Тверской. Хороший человек, кстати. Сразу наличными рассчитался, без всяких вопросов.
Раиса Петровна схватилась за спинку кресла. Комната поплыла перед глазами. Триста восемьдесят тысяч. Её сокровище. Результат трёх десятилетий поисков и вложений.
— Ты… Ты воровка! — выдавила она. — Я в полицию позвоню! Ты за это ответишь!
— Позвони, — пожала плечами Галина, доставая телефон из кармана и протягивая его свекрови. — Только учти — тогда и я кое-что расскажу. Например, о моих украшениях. О тех самых, которые ты полгода назад «на хранение взяла».
Рука Раисы Петровны, уже протянутая к телефону, замерла в воздухе. Лицо её мгновенно побледнело.
— Не понимаю, о чём ты, — пробормотала свекровь, но голос её дрогнул и потерял всю свою уверенность.
Галина усмехнулась. Это была холодная, торжествующая усмешка.
— Конечно, не понимаешь. Как ты не поняла, что племянница моей подруги работает в том самом ломбарде на Арбате. Где она три недели назад видела мои серьги и кулон. Те самые, с бриллиантами, что мне мама оставила перед… — голос её на секунду дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Те самые, которые ты клялась хранить в своём сейфе.
Свекровь открыла рот, но слова не шли. Она судорожно искала оправдание, объяснение, что угодно. Но Галина не дала ей времени.
— Знаешь, что самое забавное? — продолжала невестка, вставая с дивана. Она была на голову ниже свекрови, но сейчас казалась выше, сильнее, страшнее. — Я сначала думала пойти к вам с Олегом и устроить скандал. Накричать, наплакаться, потребовать вернуть. Как обычно делают невестки, правда? Но потом поняла — зачем? Скандал ничего не вернёт. Ты ведь уже всё потратила. На что, кстати? На своего драгоценного Гришу?
Раиса Петровна вздрогнула, словно получила пощёчину. Григорий, её младший сын, всегда был её слабостью. Его бесконечные «бизнес-проекты», которые требовали «небольших вложений» и неизменно проваливались. Его долги, которые она тихо покрывала, не говоря старшему сыну.
— Гриша тут ни при чём! — вспыхнула свекровь, но её голос звучал неубедительно. — У него просто сложная ситуация была, ему нужно было…
— Мне плевать, что ему было нужно, — перебила её Галина, и в её голосе впервые прозвучала сталь. — Мои украшения стоили четыреста двадцать тысяч. Ювелир оценивал, когда я их страховала после маминой… кончины. Ты продала их за триста, так? В ломбард не выгодно сдавать, я знаю. Значит, ты потеряла сто двадцать тысяч на спешке. Плюс мне нужно компенсировать моральный ущерб. Плюс проценты за полгода обмана.
Она говорила как бухгалтер, подводящий итоги квартального отчёта. Холодно, чётко, по делу.
— Твоя коллекция — это первый взнос, — закончила невестка. — Остальное ты мне вернёшь в течение полугода. Ежемесячными платежами. Или я действительно обращусь в полицию. И тогда твой любимый Гришенька узнает, что такое настоящие проблемы.
— Ты не посмеешь! — Раиса Петровна попыталась вернуть себе привычную властность, но вышло жалко. — Я мать Олега! Ты разрушишь семью!
— Семью? — Галина усмехнулась. — Какую семью? Ту, где свекровь ворует у невестки? Где муж боится сказать матери хоть слово поперёк? Где я пять лет живу, словно на минном поле, боясь лишний раз тебя расстроить?
В этот момент входная дверь щёлкнула замком. Олег вернулся с работы. Он вошёл в гостиную, всё ещё в пальто и шарфе, с портфелем в руке. Его взгляд метнулся между матерью и женой, и он сразу понял — что-то случилось. Что-то серьёзное.
— Что происходит? — спросил он осторожно, снимая шарф.
Раиса Петровна развернулась к сыну, и её лицо мгновенно изменилось. Строгая, разгневанная свекровь исчезла. На её месте появилась растерянная, обиженная мать.
— Олежек, твоя жена… Она взяла мою коллекцию и продала! Просто так! Без спроса! — голос её задрожал, в глазах появились слёзы. Актёрская игра была на высоте. — Ты же знаешь, что это для меня значит! Это же память о твоём отце, он мне первую монету подарил!
Олег побледнел. Он посмотрел на Галину, ожидая увидеть раскаяние, смущение, хоть что-то. Но жена смотрела на него спокойно, почти с любопытством. Будто ждала, что он скажет. Будто это был экзамен, последний шанс дать правильный ответ.
— Галя, это правда? — спросил он тихо.
— Правда, — кивнула она.
— Но почему? Мама же… Это её вещи! Как ты могла?
Галина молчала несколько секунд. Она смотрела на мужа, и в её глазах медленно гасла последняя искра надежды. Надежды на то, что он хотя бы спросит, почему она это сделала. Что были причины. Что его жена — не сумасшедшая воровка, а человек, доведённый до отчаяния.
Но Олег не спрашивал. Он просто смотрел на неё с укором и растерянностью.
— Спроси у своей мамочки, куда делись мои украшения, — сказала Галина ровным голосом. — Те, что она «на хранение взяла». Те, что моя мама мне завещала. Помнишь, я тебе показывала — серьги с бриллиантами и кулон? Ты сам предложил отдать их маме, сказал, что у неё сейф надёжный.
Олег повернулся к матери. Раиса Петровна на мгновение растерялась, но быстро нашлась.
— Украли, — выдохнула она. — Я же тебе говорила, Олег! Помнишь, я звонила, плакала! Сейф вскрыли, когда меня не было дома. Я в полицию заявление писала!
— Врёшь, — спокойно сказала Галина. — Никакого заявления не было. Три недели назад мои серьги видели в ломбарде на Арбате. Продала ты их. За триста тысяч. И отдала эти деньги Грише на очередную бизнес-авантюру.
Тишина была оглушительной. Олег медленно переводил взгляд с жены на мать и обратно. Его лицо было похоже на лицо человека, которому одновременно показали две взаимоисключающие истины.
— Мама? — прошептал он.
Раиса Петровна открыла рот, но ничего не смогла сказать. Слишком много правды прозвучало в голосе невестки. Слишком конкретные детали.
— Григорию нужны были деньги, — наконец призналась свекровь, и её голос стал тише, почти молящим. — Он попал в долги, понимаешь? Серьёзные долги. Людям нужно было срочно отдавать. Я не могла бросить его! Он же мой сын!
— А я что, не человек? — голос Галины впервые дрогнул. — Это были единственные вещи, что у меня остались от мамы! Единственные! Ты хоть понимаешь, что ты украла? Это была не просто драгоценность! Это была память!
— Я собиралась вернуть, — залепетала Раиса Петровна. — Честное слово! Просто нужно было время! Гриша обещал, что отдаст!
— Гриша обещал? — Галина горько усмехнулась. — Твой Гриша уже десять лет обещает. Обещает устроиться на работу. Обещает вернуть долги. Обещает повзрослеть. И ты каждый раз веришь. А платит за это кто? Мы с Олегом!
Она повернулась к мужу. Олег стоял, ссутулившись, и смотрел в пол.
— Скажи хоть что-нибудь, — попросила Галина. — Ты на чьей стороне?
Вопрос повис в воздухе. Это был не просто вопрос о конкретной ситуации. Это был вопрос о всех пяти годах их брака. О каждом разе, когда Раиса Петровна «по-дружески советовала» невестке, как вести хозяйство. О каждом семейном ужине, где Галина чувствовала себя чужой. О каждой копейке, которую они с Олегом отдавали на очередную «временную трудность» Григория.
Олег молчал. Он стоял между матерью и женой, и его молчание говорило громче любых слов.
— Понятно, — выдохнула Галина. Что-то внутри неё щёлкнуло и встало на место. — Тогда слушайте оба внимательно. Твоя коллекция, Раиса Петровна, — это только начало. Я выставила счёт на полную сумму моих украшений — четыреста двадцать тысяч рублей. Триста восемьдесят я уже получила. Остаётся сорок тысяч. У тебя есть полгода.
— Откуда у меня такие деньги?! — всхлипнула свекровь. — Я на пенсии!
— Не моя проблема, — отрезала невестка. — Продавай квартиру, занимай, проси у Гриши, наконец. Пусть хоть раз в жизни отдаст долг. Или признавайся сыну, что ты годами вытягивала из нас деньги на своего любимчика.
Она взяла со стола свою сумку и телефон. Движения были чёткими, собранными.
— Галя, подожди, — наконец выдавил Олег. — Давай спокойно обсудим…
— Обсуждать нечего, — она посмотрела на мужа, и в её взгляде было столько разочарования, что он отшатнулся. — Знаешь, чего я ждала от тебя? Не денег. Не извинений от твоей матери. Я ждала, что ты встанешь на мою сторону. Хотя бы раз. Хотя бы сейчас, когда всё так очевидно.
Олег открыл рот, но она подняла руку, останавливая его.
— Я пять лет была идеальной невесткой. Терпела твою маму, её советы, её вмешательство в нашу жизнь. Молчала, когда она критиковала мою готовку, моих друзей, мой выбор одежды. Улыбалась, когда она приезжала без звонка и учила меня убираться в моей собственной квартире. А ты каждый раз говорил — потерпи, она просто беспокоится, она хочет как лучше.
Голос её дрожал, но она продолжала, не давая себе права на слабость.
— Но воровство — это черта. Твоя мать украла у меня последнее, что связывало меня с мамой. И отдала эти деньги своему балбесу-сыну. А ты стоишь и молчишь. Боишься обидеть мамочку.
Она надела куртку. Раиса Петровна шагнула к ней, протягивая руки.
— Галенька, ну не надо так! — в её голосе появились истерические нотки. — Я исправлюсь! Я всё верну! Только не уходи, не разрушай семью!
Невестка остановилась в дверях и обернулась. На её лице было спокойствие человека, который наконец-то принял трудное решение.
— Семья разрушилась тогда, когда ты решила, что твоя кровь важнее чужой. Что твой младший сын важнее жены старшего. Что твоя коллекция важнее моей памяти. Я не разрушаю семью, Раиса Петровна. Я просто ухожу из места, где меня никогда не считали своей.
Она посмотрела на Олега. Он стоял, опустив голову, и всё так же молчал.
— Документы на развод я подам в понедельник, — сказала Галина. — Раздел имущества — через суд. И да, Олег, я упомяну украшения твоей матери. Пусть судья решает, кто тут вор.
Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка. Это было страшнее любого скандала. В квартире повисла давящая тишина. Раиса Петровна медленно опустилась в кресло, закрыв лицо руками. Олег стоял посреди гостиной, глядя на закрытую дверь. Его мир только что рухнул, но он так и не смог произнести ни слова в защиту самого важного человека в его жизни.
Свекровь подняла заплаканное лицо.
— Олежек, — прошептала она. — Мы же её вернём? Ты с ней поговоришь? Объяснишь, что я не хотела… что я думала…
Но Олег молчал. Он впервые за пять лет брака увидел ситуацию глазами жены. Увидел, как мать манипулировала им, прикрываясь любовью. Как он, трус и маменькин сынок, каждый раз выбирал лёгкий путь — промолчать, сгладить, утешить мать вместо того, чтобы защитить жену.
— Нет, мама, — сказал он наконец, и голос его был странно твёрдым. — Не вернём. Галя права. Во всём.
Раиса Петровна смотрела на сына широко открытыми глазами.
— Ты что, на её стороне?!
— Я должен был быть на её стороне пять лет назад, — ответил Олег. — В день свадьбы. А я выбирал тебя. Каждый раз выбирал тебя. И вот результат.
Он взял куртку и пошёл к двери.
— Ты куда?! — закричала мать.
— За женой, — бросил он через плечо. — Пока не поздно. А ты, мама, готовь сорок тысяч. И больше не смей вмешиваться в мою жизнь. Хватит.
Дверь захлопнулась. Раиса Петровна осталась одна в пустой квартире. Без коллекции. Без власти над сыном. Без права диктовать правила в чужой семье. Впервые за много лет она поняла — невестка не обязана терпеть. Что месть бывает холодной и справедливой. И что материнская любовь не даёт права на всё.
