— Да я тебе говорю, Саша, я больше не собираюсь его кормить! — взорвалась Марина, хлопнув крышкой кастрюли так, что та гулко звякнула о плиту.
— Опять началось… — Александр устало потер лоб и сел за стол. — Ну что он тебе сделал-то? Просто поел и ушёл.
— «Просто поел»? — Марина повернулась к нему с таким видом, будто он только что сказал, что земля плоская. — Он сожрал половину макарон, три котлеты, полпачки сыра, и ещё спросил, есть ли что сладкое к чаю!
Саша не спеша достал сигарету, покрутил в руках, потом передумал — Марина терпеть не могла, когда он курил на кухне.
— Ну, Лёша парень одинокий. Работает, устает, готовить некогда. Мы же семья.
— Саша, он твой брат, не мой. — Марина резко повернулась, подперев руки в боки. — И я не обязана каждый вечер его кормить. Я после работы с ног валюсь, а он приходит как по расписанию — ровно к семи. Даже звонить перестал, просто открывает дверь своим ключом.
— Так я ему сам отдал, чтобы не стоял в подъезде, — пробормотал Александр, глядя в кружку.
— Ну вот и поздравляю, — отрезала она. — Теперь у нас дома филиал бесплатной столовой «У Марины».
Они жили в спальном районе на окраине Нижнего. Типовая двушка — кухня узкая, но светлая, окна выходят на двор с облезшей детской площадкой. Марина работала в аптеке, с утра до вечера — клиенты, касса, нескончаемые отчёты. Возвращалась выжатая, как лимон.
Александр — слесарь в ЖЭКе. Мужик спокойный, добродушный, но слишком мягкий, особенно когда дело касалось брата.
Лёше двадцать девять, работал в доставке — то курьером, то на машине развозил еду. Всегда с телефоном, всегда с шуточками. Не злой, не глупый — просто… нахлебник. Такой, что сам не замечает, как садится на шею.
Поначалу Марина радовалась: ну ладно, брат мужа заходит, да хоть не пьёт, не буянит. Приходит, болтает, смеётся. Они с Сашей готовили по выходным, пекли картошку в духовке, жарили котлеты — и всё это сопровождалось его нескончаемыми «Мариш, ну ты богиня кухни!», «Вот бы мне такую жену!» и «Саша, повезло тебе!».
Но потом эти визиты превратились в рутину. Сначала — раз в неделю. Потом — трижды. А к осени — почти каждый день.
В конце октября Марина впервые взорвалась. День был тяжёлый: очередь в аптеке, женщина с температурой устроила скандал, касса не сходилась. Вернулась домой — а там, пожалуйста: Лёша на кухне, ноги в носках на табуретке, телевизор орёт, сковородка уже дымится.
— Привет, Мариш! — радостно крикнул он, даже не глядя. — Я тут себе макарошки поставил, ты ж не против?
— Не против? — она замерла в дверях. — Это моя кухня, Лёш. Мои продукты. Может, хоть спросил бы?
— Да я же немного! — он улыбнулся, будто всё в порядке. — Я сегодня с пяти утра на ногах, не ел вообще. Кстати, твои котлеты просто отпад! Ещё остались?
Марина на секунду представила, как кидает в него сковородку. Вместо этого она выдохнула, прошла к шкафу, достала чай.
— Остались, но на завтра.
— Ну я только одну, — сказал он с видом человека, делающего одолжение.
Когда вечером пришёл Саша, Марина молча поставила перед ним ужин.
— Что-то ты хмурая, — заметил он.
— Да нет, просто устала.
— Лёша заходил?
— Заходил. Поел. Опять.
— Ну, ему сложно, — тихо ответил он. — Там, где он живёт, плита одна на весь этаж.
Марина усмехнулась:
— И что теперь? Он будет есть у нас до пенсии?
Неделя тянулась вязко. Каждый день — звонок в дверь, Лёша на пороге:
— Привет, Мариш! Я к вам ненадолго.
И каждый раз — «ненадолго» превращалось в ужин, чай, разговоры до позднего вечера.
Он приносил шоколадку или банку пива — символическую «плату за гостеприимство». Но чаще просто руки в карманах и вечная улыбка:
— Ну что у вас сегодня на ужин?
Однажды Марина сказала прямо:
— Лёш, я сегодня не готовила.
— Ничего, я лапшу быстрого приготовления принёс. Только кипяток вскипяти.
Она посмотрела на него так, что тот впервые притих.
В конце месяца Марина наконец решилась поговорить с Сашей серьёзно. Вечер, на столе ужин, за окном слякоть и ветер гонит листья.
— Саша, — сказала она спокойно, — я больше не могу.
— В смысле?
— В смысле, я устала кормить твоего брата. Он приходит без спроса, ест всё, что есть, и уходит. Ни «спасибо», ни «можно».
— Да ладно тебе, — Саша отмахнулся. — Он же не каждый день.
— Каждый. — Марина говорила тихо, но с нажимом. — И если так пойдёт дальше, я просто перестану готовить.
— Ты преувеличиваешь.
— Нет, я работаю по десять часов, прихожу домой — и готовлю. Для тебя, для него. А завтра снова работа. Знаешь, что я чувствую? Будто я не жена, а повариха в мужской общаге.
Саша замолчал. Потом хрипло сказал:
— Ты несправедлива. Он не виноват, что у него нет нормальных условий.
— А я не виновата, что он их ищет у нас.
На следующий день Лёша, как обычно, появился в семь вечера.
— Привет! — бодро сказал он, стягивая куртку. — Я тут купил картошку, думал, пожарим.
Марина стояла у плиты, мешала суп.
— Нет, Лёш, сегодня ничего не будет.
— В смысле?
— В прямом. Я не готовлю на всех подряд.
Он засмеялся:
— Да ладно, ты же не серьезно.
— Более чем. — Марина повернулась, вытерла руки о полотенце. — Хочешь поесть — купи готовое. У меня сегодня выходной от кухни.
Лёша растерялся, потом пожал плечами:
— Ну, как скажешь. Только обидно как-то.
Он ушёл. И впервые за долгое время дверь за ним закрылась с долгим эхом — будто выдохнула сама квартира.
Саша пришёл позже обычного. Марина уже лежала на диване, смотрела сериал.
— Лёша заходил? — спросил он, будто между делом.
— Заходил. Я его не накормила.
— Что? Зачем так резко?
— Потому что хватит.
Саша злился. Говорил, что нельзя так с родными, что это черствость. Что «у Лёши кроме нас никого».
Марина слушала и молчала, пока не взорвалась:
— А меня у тебя, значит, можно не жалеть, да? Я пашу целыми днями, потом на кухне, потом всё убираю. А он приходит, как в кафе. Саша, я не железная!
Он замолчал. Потом тихо сказал:
— Хорошо. Я поговорю с ним.
Прошла неделя. Тишина. Ни звонков, ни визитов. Саша хмурился, ковырялся в телефоне. Марина, наоборот, будто выдохнула. Готовила мало, но с удовольствием — без этого вечного ощущения, что кто-то за спиной дышит над кастрюлей.
Однажды Саша не выдержал, позвонил брату.
— Лёш, ты где пропал?
— Да так, работаю.
— Зайди как-нибудь.
— Да ну, некогда.
— Просто чай попьём, поболтаем.
— Не, потом как-нибудь.
Разговор оборвался быстро. Саша сидел с телефоном в руке, будто не до конца понял, что только что произошло.
Марина подошла, положила ладонь ему на плечо.
— Понял теперь?
— Что?
— Что ему нужна была не семья, а еда.
— Не верю, — тихо сказал он.
— А зря. Как только кормёжка закончилась — пропал интерес. Простая арифметика.
Несколько дней дом стоял в странной, натянутой тишине. Саша ходил мрачный, будто кто-то умер, хотя никто и не умирал — просто рухнула иллюзия. Он наконец понял, что брат приходил не к нему, а к миске.
Однажды вечером он сказал:
— Знаешь, Марин, я ведь думал, что у нас с Лёхой связь, что мы друг за друга. А выходит, всё по расчёту.
— Не всё, — мягко ответила она. — Просто люди иногда путают доброту с удобством.
Ноябрь подкрался холодно и тихо. Марина возвращалась с работы, и в окнах их квартиры снова горел уютный свет. Она знала: никто не придёт без звонка, не распахнёт дверь ключом, не сядет за стол, как у себя.
Она поставила чайник, достала две кружки, налила Саше чай и вдруг улыбнулась:
— Слушай, а ведь у нас теперь ужин по-настоящему семейный. Без зрителей.
Он кивнул, устало, но с благодарностью.
— Наверное, ты была права.
— «Наверное»? — Марина усмехнулась. — Нет, точно.
Он улыбнулся в ответ.
Тепло от чайника медленно заполняло кухню, пахло хлебом и чем-то очень домашним.
Без посторонних. Без вечных гостей. Без этой липкой вины за отказ.
Просто они двое — Марина и Саша.
И впервые за долгое время — тихо.
