— Инструкция к мужу там же где и к газовому котлу. На столе в папке. Сервисные книжки — в сейфе. Не перепутай.
Елена говорила так буднично, словно передавала смену на заводе, а не ключи от особняка стоимостью в три моих жизни.
Она стояла в прихожей — высокая, статная, в бежевом кашемировом пальто, которое сидело на ней безупречно, как вторая кожа. Ни слез, ни истерик.
Я ждала драмы. Я готовилась к ней, репетировала надменные взгляды, подбирала слова, способные ужалить побольнее, напомнить о возрасте, о том, что ее время ушло.
А она улыбалась.
Не той жалкой, натянутой улыбкой, какой женщины обычно прикрывают руины брака, а светло и облегченно. Так улыбается человек, сбросивший с плеч тяжелый рюкзак в конце изнурительного похода.
— Код от сигнализации Борис сменит сам, — продолжила она, надевая перчатки. — Цветы в зимнем саду поливать строго по средам. И да, Милана… Советую внимательно прочитать ту, вторую инструкцию. Я собирала эти грабли три года. Пользуйся, не наступай.
Она легко толкнула тяжелую дубовую дверь, впуская в дом сырой ноябрьский воздух, и, не оборачиваясь, шагнула к такси.
Желтая машина, обычная, «эконом», смотрелась чужеродным пятном на фоне кованых ворот и высоких туй, но Елену это, кажется, совершенно не волновало.
Я осталась одна.
Тишина в доме была густой, плотной, настоянной на запахе дорогого дерева и полироли.
Я медленно выдохнула, чувствуя, как внутри расправляется пружина торжества. Победила. Я сделала это.
Два года тайных встреч, переписок в мессенджерах, пряток по отелям, косых взглядов коллег — все это закончилось. Теперь я здесь хозяйка. Не гостья, не «девочка для досуга».
Я — законная владелица этих четырехсот квадратных метров элитной недвижимости в лучшем поселке Подмосковья.
Я подошла к огромному зеркалу в золоченой раме, в котором я казалась себе маленькой, но значимой. Двадцать пять лет. Кожа светится, фигура точеная, глаза горят.
Борис выбрал меня не просто так. Он выбрал жизнь, энергию, молодость. А Елена… Что ж, Елена просто устарела. Как модель телефона, которую перестали обновлять.
На консоли действительно лежала папка. Я брезгливо подцепила ее двумя пальцами. «Инструкция». Надо же, какое самомнение. Наверняка там список лекарств от давления и рецепты пресных каш. Я хотела выбросить эти бумаги в мусорное ведро, но что-то меня остановило.
Женское любопытство? Или странный холодок, пробежавший по спине от прощального взгляда бывшей жены?
Я открыла первую страницу. Почерк у Елены был ровный, округлый, учительский.
«Пункт 1. Утро. Борис просыпается в 6:30. К этому моменту кофе должен быть сварен, но не налит. Наливать только при нем. Температура напитка — строго 85 градусов. Если горячее — скандал на сорок минут о том, что ты хочешь обжечь ему пищевод. Если холоднее — лекция о неуважении к главе семьи».
Я фыркнула. Господи, какая чушь. Борис — мощный, уверенный в себе мужчина, владелец заводов, человек, ворочающий миллионами. Неужели он будет мелочиться из-за температуры кофе? Это Елена, видимо, своей дотошностью довела мужика до белого каления. Со мной все будет иначе. Я окружу его легкостью.
Я захлопнула папку и бросила ее в ящик. Завтра же закажу сюда новые шторы. Этот тяжелый бархат давит на психику.
Борис вернулся затемно. Я слышала, как шуршат шины его внедорожника по гравию, как хлопает дверь гаража. Сердце привычно екнуло — смесь обожания и легкого, пока еще неосознанного трепета. Он вошел, заполняя собой все пространство. Крупный, седеющий, пахнущий холодом и дорогим табаком.
— Мила? — его голос рокотал в огромном холле. — Ты дома?
— Конечно, любимый! — я выпорхнула навстречу, в новом шелковом халате.
Пока мы встречались, он смотрел на меня с восхищением, дарил духи не глядя на ценник. Но сейчас он окинул меня другим взглядом. Оценивающим. Так смотрят на только что доставленную дорогую технику, проверяя, нет ли царапин при транспортировке.
Режим «демо-версии» закончился. Включился режим «Жена».
— Ужин готов?
— Я заказала из того ресторана, итальянского, помнишь? Твои любимые медальоны и салат с рукколой. Курьер только что…
Брови Бориса поползли вверх. Лицо, секунду назад бывшее благодушным, окаменело.
— Заказала? — переспросил он тихо. — Мила, мы теперь семья. Семья живет дома. И ест дома. Еду, приготовленную руками жены, а не чужого повара на кухне общепита.
— Но Боря, я же еще не успела закупить продукты, я разбирала вещи…
— В доме есть морозильная камера. Елена всегда держала там стратегический запас. — Он прошел мимо меня к лестнице, на ходу развязывая галстук. — Выброси это. И свари мне просто гречку. С маслом. Через двадцать минут.
Я стояла посреди холла с пакетами из доставки в руках, чувствуя себя оплеванной. Гречку? В первый вечер нашей совместной жизни в этом дворце?
В тот вечер я впервые открыла «Инструкцию» снова.
«Пункт 12. Еда. Рестораны — только для представительских целей и встреч с партнерами. Дома — культ домашней еды. Это его способ контроля. Если ты не готовишь — ты не служишь. Аргументы про усталость не работают».
Первые две недели пролетели в странном тумане. Днем я была королевой пустого замка. Я бродила по комнатам, переставляла вазы, делала селфи в зеркалах (выкладывать было нельзя — Борис категорически запретил «светить интерьеры» в сети).
Но вечером карета превращалась в тыкву, а я — в Золушку, которая должна угадать настроение принца.
Он не бил. Он даже не кричал. Он просто смотрел. Тяжелым, свинцовым взглядом, от которого хотелось сжаться в комок.
— Почему здесь пыль? — его палец провел по идеально чистой поверхности комода.
— Это не пыль, Боря, это отсвет… — начала я.
— Не спорь, — отрезал он. — Домработница приходит по четвергам. Сегодня вторник. Ты чем занималась два дня?
— Я… читала. Изучала каталог мебели.
— Диван итальянский, ему три года. Он стоит как хорошая иномарка. Менять его из-за твоих капризов я не намерен. Учись беречь вещи, Милана. Ты слишком легко относишься к ресурсам.
На следующий день я решила, что пора взять быт в свои руки. Мне нужны были деньги. Свои небольшие накопления я потратила еще до переезда — на обновление гардероба, чтобы соответствовать статусу.
Зарплатная карта с прошлой работы (администратор в салоне красоты) давно пустовала, да и уволилась я сразу, как только Борис сделал предложение.
Вечером, когда он, поужинав паровыми котлетами (строго по рецепту из интернета), сидел в кабинете, я зашла к нему.
— Боренька, мне нужно пополнить карту.
Он оторвался от ноутбука. Очки в тонкой золотой оправе делали его похожим на строгого профессора.
— Зачем?
— Ну как… Продукты купить. Для дома мелочи. Себе крем для лица, он закончился. Раньше я брала тестеры в салоне, а теперь нужно покупать самой…
Борис снял очки и потер переносицу.
— Мила, давай договоримся на берегу. Я не банкомат. Я человек, который умеет считать деньги. Именно поэтому они у меня есть. Бесконтрольные транзакции с моих счетов исключены.
Он открыл ящик стола, достал конверт и положил на край столешницы.
— Здесь наличные. Пятьдесят тысяч. Это на хозяйство и твои нужды на две недели.
Я застыла. Пятьдесят тысяч? На две недели? Включая мраморную говядину, которую он требует, бытовую химию для огромного дома и мои личные расходы? Один приличный крем стоил десять.
— Боря, ты шутишь? Этого хватит только на еду, если покупать то, к чему ты привык.
— А ты ищи акции. Сравнивай цены. Не ленись ездить на рынок. Здесь на стейки и рыбу. Остальное — твоя экономия. Елена укладывалась в сорок. — Он вернул очки на нос. — И да, Милана. Я прошу сохранять чеки. И записывать траты в тетрадь. Порядок в финансах — порядок в голове.
Я вышла из кабинета, сжимая в руке тонкую пачку купюр. Ноги были ватными. Елена укладывалась в сорок? Женщина, которая ездила на машине с водителем?
Я бросилась к ящику в прихожей. Зеленая папка. Дрожащими руками я листала страницы.
«Пункт 34. Финансы. Он выдает минимум. Требует отчет за каждую копейку. Чеки нужно клеить в тетрадь. Если сумма не сходится хоть на сто рублей — будет лекция о воровстве. Мои шубы и украшения, которые ты видела, куплены не на его деньги. Это наследство от бабушки и мой маленький бизнес, о котором он не знал.
Борис уверен, что содержит меня полностью, но на его «содержание» можно только не исхудать с голоду. Он не жадный, он — контролер. Деньги — это поводок. Чем он короче, тем послушнее собачка».
Утром следующего дня произошло ужасное. Пришла Галина Петровна, домработница, которая убирала этот дом семь лет. Она привычно переоделась, достала пылесос… и тут спустился Борис.
— Галина Петровна, оставьте это, — сказал он ледяным тоном. — Вы уволены.
Женщина замерла. Я поперхнулась кофе (85 градусов, я проверяла).
— Боря, почему? Кто будет убирать дом?
Он подошел ко мне, положил тяжелую ладонь на мое плечо и слегка сжал.
— Ты, любимая. Ты же теперь хозяйка. Ты не работаешь, Милана. Сидишь дома. Женщина должна вкладывать энергию в дом. Своими руками создавать уют. Тогда дом будет живым. А чужая тетка с пылесосом — это казенщина.
Когда дверь за ним захлопнулась, я сползла по стене.
— Ну вот и отрабатывай теперь свой дворец, милая, — со злой усмешкой бросила Галина Петровна, собирая вещи. — Бог шельму метит.
Она ушла. Я схватила телефон. Нужно позвонить маме. Пожаловаться. Но что я им скажу? «Муж заставляет убираться»? Они засмеют. Все же знают, что я вытянула счастливый билет.
Я снова открыла папку.
«Пункт 45. Изоляция. Сначала он уволит прислугу. Потом начнет критиковать твоих подруг. Потом ему не понравится, как часто ты звонишь маме. Его цель — чтобы ты осталась одна. Милана, если ты читаешь это на стадии увольнения домработницы — у тебя есть еще примерно месяц до полной блокировки. Беги».
Бежать? Куда? В свою съемную «однушку»? Признать, что я проиграла? Что Елена оказалась умнее? Нет. Я справлюсь. Я моложе. Я найду подход.
Я еще не знала, что «Инструкция» никогда не ошибается.
«Пункт 50. Он никогда не оценит. Он просто повысит требования».
Прошел месяц. Мои руки, привыкшие к маникюру и легким прикосновениям к клавиатуре, теперь пахли хлоркой и лимоном — дешевым средством для посуды, которое Борис велел покупать вместо «этой вашей модной эко-химии».
— Милана, у нас не сходится баланс, — его голос звучал спокойно, но от этого спокойствия у меня внутри все сжималось в ледяной комок.
Мы сидели в кабинете. Вечер пятницы — время, когда нормальные семьи смотрят кино или ужинают. Мы же проводили «аудит». Борис сидел за массивным дубовым столом, вооружившись калькулятором. Перед ним лежала моя тетрадь, куда я, глотая слезы унижения, вклеивала чеки за месяц.
— Здесь написано: «Кофе — 380 рублей». Чек приложен.
Он поднял на меня глаза поверх очков.
— Ты пила кофе на заправке?
— Я стояла в пробке полтора часа, Боря. У меня разболелась голова, мне нужно было взбодриться…
— Триста восемьдесят рублей, — медленно произнес он, словно пробовал цифру на вкус. — Это килограмм отличной курицы по акции. Или три пачки творога. Ты выпила наш ужин на два дня, Милана.
— Боря! — я вскочила. — У тебя завод! Ты ездишь на машине за двадцать миллионов! Ты издеваешься?!
— Я езжу на такой машине, потому что не разбрасываюсь деньгами на ветер, — отчеканил он. — Штраф. Следующую неделю сумма на хозяйство будет уменьшена на две тысячи. Чтобы ты запомнила цену импульсивным покупкам.
Я выбежала из кабинета. Дверь была из массива, закрывалась мягко и бесшумно. Даже истерика в этом доме тонула в вате благополучия.
Я побежала в спальню, к заветному ящику.
«Пункт 62. Штрафы. Он штрафует за все. За перерасход воды. За свет, оставленный в прихожей. Но самое страшное — он штрафует молчанием. Если ты провинилась серьезно, он перестает тебя замечать. Ты становишься мебелью. Прозрачной, беззвучной функцией, которая просто занимает место».
Я посмотрела в зеркало. Оттуда на меня глядела уставшая женщина с потухшим взглядом. Где та яркая хищница, что увела мужчину из семьи два месяца назад? Она растворилась. Ее сожрал быт, упакованный в золотую обертку.
Встреча на нейтральной полосе
Мне нужно было выбраться. Хоть на час. Я соврала Борису, что у меня острая зубная боль и я еду в дежурную городскую стоматологию по полису — единственное, на что он кивнул без требования сметы («Зубы лечи, но без излишеств, пломбы везде одинаковые»).
На самом деле я поехала в торговый центр. Потратила заначку на такси. Мне просто нужно было увидеть людей.
Я увидела ее в кофейне на первом этаже. Елена сидела у окна, перед ней стоял ноутбук. Она что-то печатала, иногда хмурилась, поправляя очки в стильной роговой оправе. Она выглядела… живой. Не молодящейся, не «брошенной женой», а просто свободной.
Ноги сами понесли меня к ее столику. Я знала, что это глупо. Что я выгляжу жалко в своем старом пуховике. Но мне нужно было знать.
— Лена?
Она подняла голову. Никакого удивления. Только спокойный, чуть ироничный прищур.
— Здравствуй, Милана. Садись.
Я села. Меня трясло.
— Как ты… как ты жила с ним? — выпалила я. — Двадцать лет! Как?!
Елена закрыла ноутбук.
— Первые пять лет я плакала. Вторые пять лет — пыталась его переделать, создать уют, быть идеальной. Третьи пять — тихо копила активы, выводя копейки из семейного бюджета через вымышленные расходы. А последние пять… я просто ждала.
— Чего?
— Сменщицу.
Она улыбнулась той самой улыбкой, которой провожала меня в прихожей.
— Милана, неужели ты думала, что «увела» его? Борис — инертная глыба. Он не меняет привычки и жен, пока они выполняют свою функцию. Чтобы он ушел, мне нужно было либо устроить грандиозный скандал и остаться ни с чем по брачному контракту, либо… создать ситуацию, где он сам захочет уйти.
Она отпила чай.
— Я пять лет готовила почву. А последний год просто наблюдала. Я знала, что он падок на лесть. Когда появились слухи о тебе — молодом администраторе, которая ищет спонсора, — я поняла: пора.
Немного моих «истерик» дома, немного жесткости, чтобы ему стало неуютно… И он клюнул. Ты стала идеальным поводом для развода, в котором он чувствовал себя победителем.
Я сидела, оглушенная. Мир переворачивался. Я не хищница. Я — инструмент.
— Ты меня… использовала?
— Я передала пост, — жестко поправила Елена. — Я устала быть обслугой и девочкой для битья за его комплексы. Но просто уйти было невыгодно. А при уходе к молодой любовнице он был щедр, чтобы откупиться от чувства вины. Я получила квартиру, машину и свободу. А он получил тебя.
Она посмотрела на мои руки, на которых еще виднелись следы вчерашней генеральной уборки.
— Он ведь уже уволил Галину Петровну? А ты чеки вклеиваешь?
Я кивнула, не в силах говорить.
— Ну вот. Система работает. Ты теперь — это я. А я… — она обвела рукой зал, — я наконец-то просто Лена. У меня свое дело. Помогаю женщинам грамотно выходить из сложных браков. Ты, кстати, мой классический случай.
Она достала визитку.
— Позвони, когда созреешь. Но сразу скажу: уйти от него с прибылью у тебя не выйдет. У тебя нет тех двадцати лет форы и терпения, что были у меня. Ты уйдешь с тем, с чем пришла. Но с опытом.
Функция №2
Я вернулась домой, когда уже стемнело. Особняк встречал меня темными окнами. Золотая клетка стояла незыблемо, красивая, дорогая и неживая.
Борис был в гостиной. Смотрел новости.
— Ты долго, — сказал он, не поворачивая головы. — Что с зубом?
— Сказали полоскать ромашкой.
— Вот и отлично. Экономно и полезно. Ужин разогрей. И чаю принеси. С бергамотом.
Я прошла на кухню. Включила чайник. Вода зашумела, заглушая тиканье дорогих напольных часов.
Я достала телефон и открыла профиль Елены. Свежее фото: она в горах, в лыжном костюме, смеется. Подпись: «Жизнь начинается тогда, когда перестаешь обслуживать чужую».
Чайник щелкнул и выключился.
— Милана! — донеслось из гостиной. — Где чай?
Я взяла чашку. Фарфор, костяной, тонкий. Коллекционный. Борис любил этот сервиз больше, чем людей.
Я посмотрела на свое отражение в темном окне. Я видела там не женщину. Я видела функцию. Тостер. Мультиварку с голосовым управлением.
Елена не отдала мне мужа. Она просто нашла себе замену на вредном производстве. Аутсорсинг. Она скинула мне свои обязанности, а сама забрала бонусы.
— Иду, Боря, — крикнула я.
Я поставила чашку на поднос. Подошла к тумбочке в прихожей. Взяла инструкцию к котлу, брелок от ворот и ту самую зеленую папку Елены. И аккуратно положила их в мусорное ведро.
Инструкции нужны для техники. А я — живая.
Пока еще живая.
Завтра я начну искать работу. Любую. Пусть даже кассиром в том самом супермаркете, где он запрещает покупать продукты. Пусть он орет, пусть штрафует. Я не буду копить двадцать лет, как Елена. Я просто выживу и сбегу. Пусть даже в никуда.
Я вошла в гостиную и поставила чай на столик.
— Горячий, — поморщился Борис, даже не пригубив, лишь поднеся руку. — Ты что, забыла правило 85 градусов? Ты хочешь меня обжечь?
Я посмотрела на него сверху вниз. Спокойно и пусто.
— Остынет, Боря. Все остывает. И чай, и люди.
Не будьте как Милана — не учитесь на своих ошибках!
Будьте как Елена — подписывайтесь на канал, чтобы знать все подводные камни отношений заранее.
