— Это мамино, ничего ты не отсудишь! — Кирилл швырнул папку с документами на стол.
Дина подняла взгляд. Свекровь сидела рядом с ним, скрестив руки на груди, с той самой улыбкой, что была на их свадьбе восемь лет назад. Тогда она сказала сыну: «Ты уверен, что это надолго?» — и отвернулась, когда Дина протянула руку для знакомства.
— Участок переоформлен на меня два года назад, — Ольга Павловна говорила ровно, без эмоций. — Всё, что на нём построено, моё. Можешь хоть в три суда подавать.
Дина молчала. Смотрела на межевой план, на дату регистрации.
Два года назад. Когда они ещё вместе выбирали плитку для ванной. Когда он целовал её и говорил: «Это наш дом, для нас с Димкой».
— У тебя вообще совесть есть? — выдохнула она.
— А у тебя? — Кирилл наклонился вперёд. — Живёшь в квартире своих родителей, а мне указываешь, что моё, а что не моё?
Она встала, взяла сумку. Адвокат попытался её остановить, но она покачала головой.
— Хорошо, — сказала тихо. — Посмотрим.
Восемь лет назад, когда они познакомились, Дина только открыла своё бюро. Три клиента, съёмная студия и постоянный страх, что никто не заплатит. Кирилл пришёл с загипсованной рукой после несчастного случая на дороге — попросил сделать проект ремонта для родителей. Говорил уверенно, смотрел так, будто видел её, а не просто исполнителя.
— У тебя талант, но ты слишком много сомневаешься, — сказал он тогда, листая эскизы. — Видно по глазам.
Она засмеялась. Он был прав. Через полгода расписались. Через два года родился Димка — шумный, с её упрямством и его улыбкой. Жили в съёмной однушке, и Дина каждый вечер считала деньги, чтобы хватило на всё.
Когда сыну исполнилось пять, её родители приехали и сказали просто:
— Мы продали квартиру. Покупайте своё жильё. Только оформите на нас, для подстраховки.
Кирилл взорвался.
— Я что, приёмыш? Буду жить в квартире тёщи?
— Кирилл, это формальность, не обижай их.
— Формальность? Это унижение!
Дина уговаривала три дня. Напомнила, что у них ничего нет, что Димке нужна стабильность. Он согласился, но с того дня стал другим — резким, раздражительным, словно что-то внутри надломилось.
Дом начали строить через два года. Участок достался Кириллу от бабушки — маленький, заросший, но с видом на лес.
— Давай вложимся вместе, это будет наше, — предложил он.
Динино бюро к тому времени приносило стабильный доход. Она оплачивала материалы, рабочих, технику. Кирилл вкладывал меньше, но она не считала. Семья же, зачем считать?
Стройка тянулась четыре года. Большой дом, два этажа, панорамные окна. Дина каждый месяц переводила деньги, ездила принимать работу. Кирилл обещал заняться документами.
— Когда закончим, тогда и оформим, зачем раньше времени? — повторял он.
Она не настаивала. Не было причин не доверять.
Мать позвонила в сентябре.
— Дина, у Кирилла кто-то есть. Марина видела его с молодой девчонкой из художественной школы, где Димка занимается. Они выходили из кафе под ручку.
Дина повесила трубку и сидела на кухне, глядя в стену. Мать никогда не говорила просто так.
— Скажи, что у тебя проблемы с деньгами, — предложила мать на следующий день. — Посмотрим, как он себя поведёт.
Дина не верила, что это сработает. Но попробовала.
— Кирилл, у меня неприятности. Бюро закрывается, клиенты ушли. Мне нужна помощь, хотя бы на продукты, пока разберусь.
Он смотрел на неё три секунды. Потом встал, взял куртку.
— Я устал от твоих проблем. Разбирайся сама.
— Кирилл, я серьёзно.
— Я тоже. Я не банкомат.
Он ушёл. Через час прислал сообщение: «Переезжаю в дом. Мне нужно побыть одному».
Дина сидела на диване и чувствовала, как внутри всё холодеет.
Она приехала через неделю. Без звонка, без предупреждения. Машину оставила у дороги, прошла пешком через участок. Дверь приоткрыта, из окна второго этажа доносился смех — женский, звонкий.
Дина поднялась по лестнице. Толкнула дверь спальни. Кирилл сидел на кровати, которую она выбирала. Рядом — девушка лет двадцати пяти, в его рубашке, босая. Преподавательница рисования, та самая, что полгода хвалила Димкины работы и так приветливо улыбалась.
— Ты вообще охамела? — Кирилл встал, не смущаясь. — Вламываешься без спроса?
— В дом, который я строила?
— Это моя земля. И точка.
— Землю ты получил в браке, всё, что на ней, наше.
Он усмехнулся. Девушка смотрела с любопытством, словно на представление.
— Ничего у тебя не общее.
Дина развернулась и вышла. Руки тряслись так, что еле завела машину. На следующий день подала на развод.
Райсуд назначили через два месяца. Дина принесла все чеки, выписки, договоры с рабочими. Адвокат обнадёживал — вложения очевидны, участок получен в браке, делится пополам.
Но Кирилл пришёл со свекровью. Ольга Павловна положила на стол межевой план.
— Участок переоформлен на меня два года назад. Мой сын подарил землю, всё, что на ней, моё.
Судья изучала бумаги. Дина смотрела на дату — межевание во время стройки. Свекровь говорила спокойно, с ледяной уверенностью:
— Я вложила средства в строительство, у меня расписки от сына.
— Какие расписки? — Дина не выдержала. — Я платила за всё!
— Вы давали деньги мужу, а он передавал мне, — свекровь улыбнулась. — Семейное дело, мы строили вместе.
Райсуд вынес решение в пользу Ольги Павловны. Дина вышла из зала, чувствуя, что земля уходит из-под ног. Мать обняла за плечи.
— Подаём апелляцию.
Апелляция готовилась три месяца. Дина собрала всё — свидетельства рабочих, соседей, которые видели, как она еженедельно приезжала на стройку. Выписки, где было видно, что деньги переводила она, не Кирилл. Фотографии переписки с прорабом, где обсуждала детали и оплату.
Димка спрашивал, почему она грустная. Она гладила его по голове и говорила, что всё нормально. А сама думала: если проиграет, как объяснит, что их дом больше не их?
Заседание апелляционного суда длилось два часа. Кирилл сидел напряжённо, свекровь — с прежним спокойствием. Когда судья начала зачитывать решение, Дина почувствовала, как воздух вернулся в лёгкие.
— Признать недействительным решение районного суда. Взыскать в пользу истца половину стоимости жилого дома. Ответчикам отказать в удовлетворении встречных требований.
Кирилл побледнел. Ольга Павловна разжала сжатые губы, но промолчала.
Дина встала, держа копию решения. Подошла к ним.
— Это мамино, ничего не отсудишь? — повторила она тихо слова Кирилла. — Вот документы. Читайте.
Положила перед ними папку. Свекровь схватила бумаги, пробежала глазами. Лицо её исказилось. Кирилл попытался что-то сказать, но она оборвала его:
— Заткнись. Ты всё провалил.
Дина развернулась и вышла. Мать шла рядом, крепко держа её за руку.
Через полгода Дина стояла на крыльце дома с панорамными окнами и видом на лес. Половина теперь официально её. Кирилл пытался обжаловать, проиграл все инстанции. Его мать больше не звонила.
Дина сделала ремонт в своей части — светлую гостиную, мастерскую для Димки. По выходным приезжали сюда вдвоём. Кирилл пытался приехать однажды, но она не открыла. Просто стояла у окна и смотрела, как он разворачивается и уезжает.
Бюро процветало — клиенты шли один за другим. Дина больше не сомневалась в себе. Она знала, чего стоит. Знала, что может отстоять своё.
Димка прибежал из комнаты с новым рисунком.
— Мам, смотри! Это наш дом. Вот окно, лес, мы с тобой.
Она обняла его. На рисунке они стояли вдвоём, держась за руки. Без Кирилла, без лишних людей. Просто они.
— Красиво, — сказала она. — Очень красиво.
И впервые за долгое время в этом не было ни капли сомнения.
