— Мы по уши в долгах, коллекторы уже в дверь звонят, а вы на море вздумали? — визжала свекровь, хватаясь за левую сторону груди. — Совести у тебя, Ирка, нет! Отпускные нам отдай, раз такая богатая!
Людмила Аркадьевна театрально опустилась на потертый кухонный табурет, всем своим видом демонстрируя приближение сердечного приступа. Рядом, скрестив руки на груди, стояла Жанна. В свои тридцать пять она выглядела ухоженно, даже слишком: свежий маникюр, нарощенные ресницы, золотая цепочка толщиной с мизинец. Только глаза бегали зло и испуганно.
— Мама права, — процедила Жанна, не глядя на невестку. — У меня кредит просрочен уже на три месяца. Если сейчас шестьдесят тысяч не внесу, банк в суд подаст. А вы… пузо греть?
Ирина стояла у окна, спиной к родственникам, и смотрела на серый, пыльный двор пятиэтажки. Внутри всё дрожало, как натянутая струна, но лицо оставалось непроницаемым. Девятнадцать лет брака с Сергеем научили её главному правилу: кто первый сорвался, тот и проиграл.
— Деньги на море — это целевые накопления, — спокойно, словно на совещании в своей транспортной компании, произнесла она. — Я откладывала их два года. По пять тысяч с зарплаты. Жанна, ты за эти два года сменила три телефона и съездила в Турцию. Я тогда слова не сказала.
— Так то Турция! — взвизгнула золовка. — Там «все включено» было, горящая путевка! А сейчас у меня ситуация! Сережа, ну чего ты молчишь? Скажи ей! Это же твоя сестра пропадает!
Сергей, сидевший за столом и катавший хлебный мякиш, втянул голову в плечи. Ему был сорок один год, но сейчас, под перекрестным огнем матери и сестры, он казался нашкодившим подростком. Его большие, натруженные руки водителя маршрутки мелко дрожали.
— Ир, ну может… правда? — промямлил он, не поднимая глаз. — В следующем году съездим? Мать вон нервничает… Жанку жалко.
Ирина медленно повернулась. Взгляд её холодных серых глаз прожег мужа насквозь.
— Жалко? — переспросила она тихо. — А меня тебе не жалко, Сережа? Я три года в старом пуховике хожу. Я на обедах экономила, суп в баночке носила, пока Жанна роллы заказывала. У меня, между прочим, астма на нервной почве началась, врач сказал — морской воздух необходим. Или мы едем, или я подаю на развод. Выбирай.
В кухне повисла необычная тишина. Слышно было только, как капает вода из старого крана. Людмила Аркадьевна, забыв про «сердечный приступ», выпрямилась и сузила глаза.
— Шантажируешь? — прошипела она. — Сына увести хочешь? Да он без нас пропадет! Ты, Ирка, всегда была куркулем. Счетовод несчастный. У людей горе, а она копейки считает.
— Это не горе, Людмила Аркадьевна, — жестко отрезала Ирина. — Это финансовая безграмотность. Жанна брала потребительский кредит на шубу, когда у неё зарплата была двадцать тысяч. Это математика, а не трагедия.
Ирина подошла к столу, взяла свою сумку и достала папку с билетами.
— Мы уезжаем завтра в пять утра. Поезд до Адлера. Сережа, если ты остаешься — ключи от квартиры оставь на тумбочке. Я устала тянуть лямку за всех.
Она вышла из кухни, плотно закрыв за собой дверь, но даже через стену слышала, как свекровь начала причитать, проклиная «эгоистку», а Жанна перешла на рыдания.
Вечером, когда они уже собирали чемодан в своей маленькой «двушке», Сергей попытался начать разговор.
— Ир, ну зачем ты так с мамой? Она же старая…
Ирина аккуратно складывала стопкой футболки мужа. Её руки на секунду замерли.
— Сережа, знаешь, что такое закон сохранения энергии? — спросила она, не оборачиваясь. — Если где-то прибыло, значит, где-то убыло. Твоя сестра живет не по средствам, забирая энергию и деньги у нас. Я консультировалась с юристом на работе. Знаешь, что такое субсидиарная ответственность? Нет? А то, что долги родственников мы платить не обязаны, если не были поручителями. Ты ничего не подписывал?
— Нет… вроде, — испугался Сергей.
— Вот и славно. Согласно Гражданскому кодексу, каждый сам несет ответственность по своим обязательствам. Жанне давно пора подать на банкротство физических лиц, раз уж она в такую яму залезла. Это законный выход, хоть и с последствиями. Но проще ведь с брата стрясти, правда?
Сергей молчал. Он знал, что жена права. Ирина всегда была такой — правильной, скучной, надежной. Как скала. Но сегодня эта скала дала трещину.
Ирина села на край кровати и закрыла лицо руками. Плечи её затряслись.
— Ира? Ты чего? — Сергей растерянно присел рядом, неловко обнял её за плечи.
— Я просто хочу увидеть море, Сереж… — прошептала она сквозь слезы, и в этом шепоте было столько боли, что у Сергея защемило сердце. — Я устала. Я так устала считать каждую копейку, устала быть сильной, устала быть плохой для твоей родни. Я просто хочу один раз пожить для нас. Понимаешь? Мама моя так и умерла, ни разу за пределы области не выехав. Всё откладывала, всё жалела, всё другим помогала. Я не хочу так же…
Она подняла на него мокрые глаза. В них не было стали, только беззащитная, детская обида и страх, что жизнь проходит мимо. В этот момент Сергей вдруг увидел в ней не «бухгалтера», не «хозяйку», а ту девчонку, в которую влюбился двадцать лет назад. Увидел её седые волоски на висках, морщинки у глаз, натруженные пальцы.
Что-то перевернулось в его душе. Стыд, жгучий и горячий, залил лицо. Он ведь здоровый мужик, а позволяет матери и сестре вытирать ноги об единственного человека, который по-настоящему о нем заботится.
— Ну всё, всё, — он прижал её к себе, гладя по голове. — Поедем. Никому ничего не отдадим. Пусть Жанка сама разбирается. Ты права, хватит.
Утром телефон Сергея разрывался от звонков. «Мама» высвечивалось на экране каждые пять минут.
— Не бери, — тихо сказала Ирина, глядя на проплывающие за окном поезда березы.
Сергей посмотрел на телефон, потом на жену. Её лицо, впервые за долгое время, было расслабленным. Она смотрела в окно и едва заметно улыбалась, сжимая в руке стакан с чаем в подстаканнике.
Он нажал кнопку громкости, убирая звук, и перевернул телефон экраном вниз.
— Знаешь, — сказал он, разламывая вареное яйцо, — а ведь Жанка и правда могла бы машину продать. Зачем ей кроссовер в городе, если она на бензин у нас стреляет?
Ирина кивнула, отпивая чай.
— Людям свойственно искать легкие пути, Сережа. Паразитировать проще, чем признать свои ошибки. Психологи называют это «выученной беспомощностью». Пока ты даешь, они будут брать. Как только перестанешь — начнется истерика, потом гнев, а потом… им придется взрослеть. Жанне тридцать пять, а она ведет себя как капризный подросток. Мы своей помощью только вредим ей, не даем получить жизненный урок.
— Умная ты у меня, — вздохнул Сергей, но в голосе его уже не было раздражения, только уважение.
Через сутки они стояли на галечном пляже. Море штормило. Огромные, серые волны с грохотом накатывали на берег, разбрасывая брызги. Воздух пах солью и йодом — запах, который невозможно перепутать ни с чем.
Ирина подошла к самой кромке воды. Брызги попали ей на лицо, смешиваясь с новыми слезами. Но это были другие слезы. Слезы облегчения, слезы очищения. Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как легкие наполняются влажным, целебным воздухом, и тот спазм, что держал её грудь последние полгода, начал отпускать.
Сергей подошел сзади, обнял её и положил подбородок на плечо.
— Прости меня, Ир, — сказал он, перекрикивая шум прибоя. — За маму, за Жанку. За то, что я… тюфяк.
— Ты не тюфяк, — она накрыла его ладони своими. — Ты просто слишком добрый. Но доброта должна быть с кулаками. Или хотя бы с границами.
Телефон в кармане Сергея снова завибрировал. Пришло сообщение от Жанны: «Предатели! Маме скорую вызывали! Я вас ненавижу!»
Сергей достал телефон, прочитал. Раньше он бы запаниковал, бросился звонить, извиняться, переводить последние деньги. Но сейчас, глядя на бескрайний горизонт и чувствуя тепло жены, он понял одну простую вещь: мама вызывала скорую каждый раз, когда что-то шло не по её плану. Это был спектакль, билет на который он больше не хотел покупать.
Он нажал «Заблокировать контакт». Потом нашел номер матери и сделал то же самое.
Сергей поднял голову. Ирина стояла по пояс в воде и махала ему рукой — как девчонка, которая наконец вырвалась на волю.
Сергей медленно выдохнул и пошёл к ней, ощущая, как с каждым шагом слезает старая кожа — страх, вина, привычка подчиняться. На берегу оставались вещи, прошлые ошибки и голоса, которые годами управляли его жизнью.
— Идёшь? — крикнула Ирина, брызгая водой.
— Иду, — ответил он и улыбнулся так, как не улыбался лет десять.
Он вошёл в море рядом с ней.
И впервые за много лет почувствовал, что делает правильный выбор — выбор ради семьи, а не ради чужих требований, слёз и долгов.
Ирина коснулась его руки.
Он сжал её пальцы.
— Мы справимся? — тихо спросила она.
— Теперь — да, — твёрдо сказал Сергей. — Теперь точно да.
И волна накрыла их обоих — чистая, холодная, живая, словно смывающая всю ту жизнь, к которой они больше не собирались возвращаться.
