— Зоя, я придумал, как нам сэкономить тысяч пять в месяц на коммуналке!
Вадим стоял посреди кухни с таким видом, будто только что изобрёл вечный двигатель. Зоя отложила сумку, которую только что принесла с работы, и посмотрела на мужа. За шесть лет брака она научилась различать его интонации. Сейчас в голосе звучало то особенное возбуждение, которое обычно появлялось после разговоров с Дианой Павловной.
— Пять тысяч? — переспросила она осторожно. — Это как?
— Мама подсказала. Если переоформить квартиру на неё, как на пенсионера, будут льготы. Субсидии, скидки — она узнавала. Представляешь, сколько за год набежит? — Он помолчал, потом повторил: — Я квартиру на мать перепишу, так меньше коммуналки платить будем.
Зоя медленно опустилась на табурет. Квартиру они купили полгода назад. Двухкомнатная, на седьмом этаже, с видом на парк. Четыре года копили на первоначальный взнос — восемьсот пятьдесят тысяч рублей. Она помнила каждую отложенную купюру, каждый отказ от отпуска, каждый вечер, когда хотелось купить что-то красивое, а вместо этого деньги уходили на сберегательный счёт.
— Вадим, подожди. Переоформить — это значит, она станет собственником?
— Номинально — да. Но это же мама. Она просто будет числиться владельцем, а по факту всё останется как есть. Мы платим ипотеку, живём здесь, а льготы получаем.
— А документ какой-нибудь составим? Договор, что через год она перепишет обратно?
Вадим нахмурился. Это выражение лица Зоя тоже хорошо знала. Оно появлялось каждый раз, когда она говорила что-то, что могло быть истолковано как недоверие к Диане Павловне.
— Зой, ты сейчас серьёзно? Это моя мать. Какой договор? Она одна меня вырастила, всю жизнь на меня положила. И ты предлагаешь мне с ней договоры составлять, как будто она чужой человек?
— Я не говорю, что она чужой человек. Я говорю, что это наша квартира, наши деньги…
— Наши деньги никуда не денутся. Мы будем платить ипотеку, как и платили. Просто на бумаге владелец — мама. Что тут сложного?
Зоя потёрла виски. Разговор уходил в привычное русло. Любое её возражение против идей Дианы Павловны воспринималось как личное оскорбление. Так было всегда.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Но давай хотя бы возьмём паузу. Подумаем, посчитаем…
— Я уже посчитал. Мама тоже. Завтра у неё выходной, она предлагает вместе съездить к нотариусу.
Зоя открыла рот и закрыла. Значит, всё уже решено. Как обычно.
***
Людмила отодвинула клавиатуру и уставилась на Зою так, будто та только что сообщила о намерении прыгнуть с крыши.
— Повтори. Медленно. Что вы собираетесь сделать?
Они сидели в небольшой комнате бухгалтерии, где Людмила работала уже восемь лет. За это время она повидала достаточно финансовых катастроф, чтобы распознавать их на подлёте.
— Переоформить квартиру на свекровь. Временно. Ради льгот на коммуналку.
— Зоя, ты себя слышишь? Вы отдаёте квартиру, за которую должны банку ещё два с половиной миллиона, женщине, которая… — Людмила запнулась, подбирая слова, — …которая не является образцом бескорыстия.
— Люда, она его мать.
— И что? Моя мать тоже мне мать, но я бы ей свой кошелёк не доверила. А тут квартира!
Зоя отвела взгляд. За окном серело ноябрьское небо, мелкий дождь размывал очертания домов. Она и сама понимала, что ситуация странная. Но Вадим так верил матери, так хотел ей угодить…
— Он не слышит меня, когда речь о ней.
— А ты задумывалась почему? — Людмила наклонилась ближе. — Я его видела пару раз, когда он тебя с работы забирал. Нормальный мужик, адекватный. Но стоит завести речь о Диане Павловне — как подменяют.
— Это сложная история. Его отец ушёл, когда Вадиму было семь. И мать… она ему всё время напоминает, через что прошла.
— Напоминает или попрекает?
Зоя промолчала. Граница между первым и вторым в семье Добрыгиных давно стёрлась.
— Не делай этого, — сказала Людмила серьёзно. — Найми юриста, посоветуйся. Но не подписывай ничего. Пожалуйста.
***
Нотариальная контора располагалась на первом этаже старого дома с высокими потолками и растрескавшейся лепниной. Диана Павловна уже ждала их у входа — невысокая, сухощавая женщина с аккуратно уложенными волосами и внимательными глазами.
— Зоенька! — она шагнула навстречу и коснулась щеки невестки холодными губами. — Как хорошо, что вы согласились. Я так рада, что могу помочь вам сэкономить.
«Помочь нам», — отметила Зоя про себя. Не «вам помочь», а нам — как будто речь шла об общем деле.
— Диана Павловна, — начала она, — может быть, нам стоит составить какой-нибудь дополнительный документ? О том, что через год квартира вернётся…
Лицо свекрови изменилось. Губы дрогнули, в глазах появился влажный блеск.
— Зоя, я правильно понимаю? Ты мне не доверяешь?
— Это не вопрос доверия. Это вопрос порядка в документах.
— Мама, не расстраивайся, — Вадим обнял мать за плечи. — Зоя просто не понимает…
— Нет, сынок, она понимает. Она понимает, что я — чужой человек. Что мне нельзя доверять. Хотя я всю жизнь… — голос Дианы Павловны задрожал. — После того как отец вас бросил, я одна тащила всё на себе. Ночами не спала, на трёх работах… И теперь мне не доверяют оформить бумажку, чтобы сэкономить детям деньги.
Вадим бросил на Зою тяжёлый взгляд. Тот самый, который она так хорошо знала. «Посмотри, что ты наделала».
Она хотела возразить. Хотела сказать, что оформить квартиру на другого человека — это не «бумажка». Что первоначальный взнос они собирали вместе, отказывая себе во всём. Что её имя тоже стоит в кредитном договоре.
Но Вадим уже открывал дверь нотариальной конторы, поддерживая мать под локоть. И Зоя вошла следом.
***
Следующие три месяца прошли относительно спокойно. Квартира была переоформлена, платежи по ипотеке приходили как прежде, и Зоя почти убедила себя, что тревога была напрасной.
А потом Диана Павловна начала приходить.
Сначала это выглядело безобидно. «Заглянула на минутку, проведать». Потом минутки стали растягиваться на часы. Свекровь ходила по комнатам, трогала вещи, комментировала расстановку мебели.
— Сервант здесь неудобно стоит. Надо бы к окну передвинуть.
— Нам удобно, — отвечала Зоя.
— Но комната же будет просторнее. Это же моя квартира, — Диана Павловна улыбалась, — в смысле, я как собственник имею право советовать?
Последнюю фразу она произносила с вопросительной интонацией, но вопросом это не было.
Однажды Зоя вернулась с работы и обнаружила, что полка с книгами переехала в коридор. Свекровь сидела в кресле и смотрела телевизор.
— Я решила, что здесь будет лучше, — объяснила она. — Так светлее.
— Диана Павловна, это наши книги. Наша полка. Наше решение, где ей стоять.
— Зоенька, ты же понимаешь, что квартира оформлена на меня? Технически я здесь хозяйка. Могу и мебель переставлять, и ремонт делать…
— Мы платим ипотеку, — Зоя почувствовала, как холодеют пальцы.
— И я вам за это благодарна. Но собственник — это собственник.
В тот вечер Зоя попыталась поговорить с Вадимом. Тот слушал, хмурился, потом сказал:
— Она просто пытается помочь. Пожилой человек, скучает одна в своей квартире. Не придирайся.
— Она сказала, что она здесь хозяйка.
— Ну технически — да. Мы же сами так оформили.
— Временно оформили. Ради льгот.
— Зоя, не начинай.
И Зоя не начинала. Раз за разом она отступала, убеждая себя, что это мелочи. Что свекровь привыкнет и успокоится. Что Вадим наконец увидит то, что видит она.
Он не видел.
***
Звонок раздался в субботу утром. Зоя ещё не успела встать, когда Вадим взял трубку. По обрывкам разговора она поняла — звонит Диана Павловна.
— Да, мам… Конечно, мам… Нет, что ты… Обязательно приедем…
Он вернулся в спальню с виноватым видом.
— Мама плохо себя чувствует. Говорит, у неё в квартире сыро и холодно, батареи еле греют. Просит пожить у нас немного.
— Немного — это сколько?
— Пока не станет лучше. Неделю, может две.
Зоя села на кровати. За окном светило неожиданно яркое для февраля солнце, и вся комната была залита светом. Странно, подумала она, как солнечные дни могут совпадать с такими мрачными новостями.
— Вадим, у нас двухкомнатная квартира. Мы оба работаем, встаём рано. Где она будет спать?
— В гостиной. Там диван раскладывается.
— То есть у нас больше не будет гостиной.
— Зоя, это временно. Моя мать плохо себя чувствует. Ты хочешь, чтобы она там мёрзла одна?
И снова этот взгляд. И снова молчаливое обвинение: ты жестокая, ты эгоистка, ты не понимаешь.
Диана Павловна въехала в тот же день. Привезла три чемодана.
***
«Временно» растянулось на месяц. Потом на полтора.
Свекровь вставала раньше всех и занимала ванную на сорок минут. Зоя опаздывала на работу трижды за первую неделю.
— Зоенька, ты могла бы вставать ещё раньше, — советовала Диана Павловна. — Я вот всю жизнь в шесть поднималась. Дисциплина.
Обеды, которые Зоя готовила заранее на неделю, стали предметом постоянной критики.
— Курица суховата. Надо было в соусе потушить.
— Диана Павловна, это то, что мы обычно едим.
— Вот Вадим в детстве такое не ел. Я ему всегда свежее готовила.
Вадим молчал. Он вообще стал много молчать. Приходил с работы, ужинал, уходил в спальню с телефоном. Зоя понимала: ему тоже тяжело. Но почему он не видел того, что происходило?
Однажды вечером она услышала, как свекровь разговаривала по телефону в гостиной.
— Раиса, представляешь, я теперь тут живу. В их квартире, ну той, которая на меня записана… Да, неплохо устроилась. Ремонт у них, правда, так себе, но жить можно…
Зоя замерла в коридоре.
— Нет, они пока платят ипотеку. А что, квартира-то моя… Ну, формально моя. Но какая разница, да? Документы есть документы…
Она тихо вернулась в спальню. Сердце колотилось.
Формально моя. Документы есть документы.
***
— Ты должна была сразу мне позвонить! — Людмила почти кричала в трубку. — Что значит «она там живёт уже полтора месяца»?
Зоя сидела на лавочке в сквере возле работы. Обеденный перерыв заканчивался через пятнадцать минут, но ей нужно было выговориться.
— Люда, я не знала, что делать. Вадим не слышит меня. Для него мать — святое.
— Святое — это когда человек думает о детях, а не когда забирает их квартиру. Ты понимаешь, что она уже ведёт себя как хозяйка?
— Понимаю.
— И что собираешься делать?
— Попробую ещё раз поговорить с Вадимом. Предложу переоформить квартиру обратно. Льготы мы получили, схема сработала — теперь можно вернуть всё как было.
— А если он откажется?
Зоя молчала. Об этом она старалась не думать.
***
Разговор состоялся в субботу. Диана Павловна ушла в магазин, и Зоя наконец смогла остаться с мужем наедине.
— Вадим, давай обсудим кое-что важное.
Он поднял глаза от телефона. Выглядел уставшим — под глазами залегли тени, на лбу появились новые морщины.
— Что случилось?
— Твоя мама живёт у нас почти два месяца. Ты говорил — неделя, максимум две.
— Ей плохо в её квартире. Ты же видишь.
— Вижу, что она чувствует себя прекрасно. Ходит по магазинам, болтает с подругами по телефону, командует в нашем доме. И я думаю, пора переоформить квартиру обратно. Льготы получены, спасибо за идею, теперь давай вернём документы в нормальное состояние.
Вадим нахмурился.
— Зачем? Что изменится?
— Изменится то, что эта квартира снова будет нашей. Официально нашей. Мы платим ипотеку — мы должны быть собственниками.
— Ты намекаешь, что мама заберёт квартиру? — в его голосе появился металл. — Моя мать?
— Я ничего не намекаю. Я говорю: давай всё оформим правильно.
— Я поговорю с ней.
Зоя почувствовала проблеск надежды. Наконец-то.
Но Вадим вернулся через час с красными глазами.
— Она плакала, — сказал он тихо. — Сказала, что я хочу её выгнать. Что отец так же поступил — выбросил, когда стала не нужна. Спросила, зачем она меня растила.
— И что ты ответил?
— Что никто её не выгоняет. Что всё останется как есть.
Зоя медленно выдохнула. В груди что-то надломилось.
***
Неделю спустя она случайно нашла это.
Свекровь забыла сумку в прихожей, а Зоя машинально заглянула внутрь, ища ключи, которые Диана Павловна вечно перекладывала. Ключей не было. Зато был сложенный вчетверо листок бумаги.
Выписка из домовой книги.
Зоя развернула. Пробежала глазами по строчкам.
Собственник — Добрыгина Диана Павловна. Зарегистрированы: Добрыгина Диана Павловна, Добрыгина Раиса Павловна.
Раиса Павловна. Тётя Рая. Сестра свекрови.
В их квартире. Зарегистрирована. Без их ведома.
Зоя перечитала ещё раз. И ещё. Буквы расплывались перед глазами.
Она прописала сюда свою сестру. В квартиру, за которую они платят ипотеку. Без единого слова.
— Зоенька, ты что там ищешь?
Голос Дианы Павловны донёсся из гостиной. Зоя вздрогнула, но не выпустила бумагу из рук.
— Это что? — она вышла в коридор.
Свекровь увидела выписку и на долю секунды — всего на долю секунды — в её глазах мелькнуло что-то похожее на страх. Потом лицо снова стало приветливым.
— А, это. Раечка попросила. У неё проблемы с регистрацией, нужно было куда-то прописаться. Я подумала — что такого? Квартира-то на мне оформлена, я имею право…
— Без нашего согласия.
— А зачем вас беспокоить по мелочам? Раечка тихая, она сюда и не приедет никогда. Формальность.
Зоя смотрела на неё. Маленькая, аккуратная женщина с ласковыми глазами. Которая только что прописала постороннего человека в их квартиру. За которую они платят. Где живут.
Всё встало на свои места. Это никогда не было про льготы.
***
— Шансы минимальны, — юрист смотрел на Зою сочувственно. — Вы добровольно переоформили квартиру. Никакого принуждения, никакого обмана — с юридической точки зрения. Даже если вы докажете, что платили ипотеку всё это время — это ваше решение.
Зоя сидела в маленьком кабинете юридической консультации. За окном шёл дождь — уже третий день подряд.
— Но первоначальный взнос был наш. Восемьсот пятьдесят тысяч.
— Докажите. Есть расписка? Договор? Нотариальное соглашение о намерениях?
Зоя покачала головой.
— Вот видите. С точки зрения закона вы подарили квартиру свекрови. Она собственник. Она может делать с этой недвижимостью что угодно — прописывать родственников, сдавать, продавать. Вам даже не нужно было подписывать — муж сделал это как созаёмщик.
— Есть хоть какой-то шанс?
Юрист вздохнул.
— Можно попробовать. Суд иногда учитывает обстоятельства. Но я бы на многое не рассчитывал. Если решитесь — принесите все платёжки по ипотеке, выписки со счетов, переписку, если есть. Всё, что покажет вашу связь с этой квартирой.
Зоя вышла на улицу. Дождь намочил волосы за несколько секунд. Она не замечала.
Восемьсот пятьдесят тысяч. Четыре года экономии. Отложенные отпуска, старые куртки ещё на один сезон, ремонт машины вместо её замены. И всё это — потому что Вадим не мог сказать «нет» своей матери.
Она набрала его номер.
— Я была у юриста. Собираюсь подавать в суд.
Пауза. Долгая.
— Ты подаёшь в суд на мою мать?
— Я подаю в суд за нашу квартиру. За деньги, которые мы вместе копили. За наше будущее.
— Зоя, ты понимаешь, что делаешь?
— Понимаю. А ты?
Он положил трубку.
***
Вечером Вадим собрал сумку и уехал к матери. «Разобраться», — сказал он. Зоя не стала удерживать.
Ночью она не могла уснуть. Лежала в пустой спальне, смотрела в потолок. Квартира, которая должна была стать их домом, больше не чувствовалась своей. Здесь была прописана чужая женщина. Здесь две месяца командовала свекровь. Здесь всё пропиталось чужим присутствием.
Телефон зазвонил в половине первого. Людмила.
— Я знала, что ты не спишь. Рассказывай.
— Вадим уехал к матери.
— Ожидаемо. Что дальше?
— Суд. Буду подавать иск о признании сделки недействительной.
— Шансы?
— Юрист сказал — минимальные.
— Но ты всё равно пойдёшь.
— Пойду. Это вопрос принципа. Даже если проиграю — хотя бы попытаюсь.
— Правильно. А что с Вадимом?
— Не знаю. Может, это конец. Может, он там останется навсегда.
— Или откроет глаза.
— Люда, ему тридцать четыре года. Если за это время не открыл — что изменится?
— Иногда нужен хороший удар. Суд может стать таким ударом. Когда человек видит свою мать в зале суда, отвечающую на вопросы о квартире, которую она «получила в подарок»…
Зоя впервые за этот вечер почувствовала что-то похожее на надежду.
***
Вадим вернулся через три дня. Молчаливый, осунувшийся. Зоя не спрашивала — ждала.
— Она не отдаст квартиру, — сказал он наконец. — Я просил. Объяснял. Она сказала, что документы есть документы, и менять ничего не будет.
— Удивлена, что ты удивлён.
— Она моя мать.
— И это что-то меняет?
Он сел на край кровати, ссутулившись. Большой, сильный мужчина, который на работе командовал бригадой из двенадцати человек, — а перед матерью превращался в виноватого семилетнего мальчика.
— Она сказала, что я предаю её. Как отец когда-то.
— Вадим, тебе было семь лет, когда отец ушёл. Ты был ребёнком. Это не твоя вина.
— Мама всегда говорила…
— Мама много чего говорила. И ты всю жизнь живёшь с этим грузом. Но подумай: если отец ушёл — он ушёл от неё. Не от тебя. А она тридцать лет убеждает тебя, что ты виноват.
Он поднял голову. В глазах было что-то новое — не гнев, не обида. Сомнение.
— Я подаю в суд, — сказала Зоя. — С тобой или без тебя. Если хочешь — можешь быть на её стороне. Но тогда мы закончим.
Он молчал долго. Потом сказал:
— Я не буду на её стороне. Но и против неё — не смогу.
— Этого достаточно.
***
Суд назначили через два месяца. Зоя собирала документы: выписки из банка, платёжки за коммуналку, чеки на мебель. Всё, что могло доказать — они считали эту квартиру своей.
Диана Павловна развернула бурную деятельность. Звонила родственникам, жаловалась соседкам, писала посты в местные группы. «Невестка подала на меня в суд! После всего, что я для них сделала! Вырастила сына одна, отказывала себе во всём — и вот благодарность!»
Тётя Рая позвонила Вадиму однажды вечером.
— Племянник, ты точно хочешь так с матерью?
— Тётя Рая, вы прописаны в нашей квартире. Без нашего ведома.
— Дианочка попросила…
— Вы понимаете, что это незаконно?
Пауза. Потом тётя Рая сказала, уже другим тоном:
— Ты прав. Я скажу сестре, чтобы меня выписала. И… — ещё одна пауза, — Вадим, твоя мать сложный человек. Я всегда это знала. Но вмешиваться не хотела. Может, зря.
***
Зал судебного заседания оказался маленьким и тесным. Пластиковые стулья, стол судьи, старый герб на стене. Зоя сидела рядом со своим юристом, напротив — Диана Павловна с адвокатом.
Свекровь выглядела иначе, чем обычно. Строгий костюм, минимум украшений, скорбное выражение лица. Образ страдающей матери, которую предали самые близкие люди.
Вадим сидел в последнем ряду. Один. Зоя чувствовала его взгляд на своей спине.
Судья — пожилая женщина с усталыми глазами — зачитывала материалы дела монотонным голосом. Зоя слушала вполуха. Всё это она знала наизусть: даты, суммы, формулировки.
— Свидетель Маркова Антонина Петровна, — объявила секретарь.
К столу вышла полная женщина лет шестидесяти. Соседка Дианы Павловны из её старой квартиры.
— Вы общаетесь с ответчицей?
— Да, мы соседки. Дружим много лет.
— Расскажите, что вам известно об обстоятельствах приобретения спорной квартиры.
Антонина Петровна нервно поправила воротник.
— Ну, Диана мне рассказывала… Говорила, что сын с невесткой переписали на неё квартиру. Для каких-то льгот, вроде бы. Очень радовалась. Говорила…
Она замялась, бросила взгляд на Диану Павловну.
— Что именно говорила?
— Что… удачно устроилась. Что теперь квартира её, а они пусть платят ипотеку. Что она всю жизнь на сына положила, имеет право на компенсацию.
В зале повисла тишина. Зоя услышала, как за спиной резко выдохнул Вадим.
Диана Павловна вскочила:
— Она врёт! Я такого не говорила!
— Ответчица, прошу вас сесть, — голос судьи был холодным. — У вас будет возможность высказаться.
Но главное уже было сказано.
***
Зоя проиграла.
Юридически квартира принадлежала Диане Павловне — добровольное переоформление, никакого принуждения, все документы в порядке. Слова соседки не могли изменить сути сделки.
Судья зачитала решение ровным голосом. Отказать в иске. Право собственности остаётся за Добрыгиной Дианой Павловной.
Диана Павловна улыбнулась. Победно, торжествующе. Её адвокат складывал бумаги в портфель.
Зоя встала. Ноги были ватными. Она проиграла. Они потеряли квартиру.
— Зоя, — Вадим догнал её в коридоре. — Подожди.
Она остановилась.
— Я слышал, что сказала соседка. И я слышал, как мать обсуждала это со своим адвокатом перед заседанием. Смеялась. Говорила, что мы «наивные дети», и что она своего не отдаст.
Зоя смотрела на мужа. В его глазах было что-то, чего она не видела раньше. Ясность.
— Мы больше не будем платить ипотеку, — сказал он.
Она не сразу поняла.
— Что?
— Квартира её? Пусть платит. Два с половиной миллиона. Посмотрим, как она справится.
— Вадим, если мы перестанем платить — банк заберёт квартиру.
— Именно. Или она начнёт платить сама. У неё есть сбережения и её старая квартира. Пусть решает.
Зоя молчала. Потом спросила:
— Ты уверен?
— Я потерял мать сегодня, — он сказал это тихо, но твёрдо. — Не в суде. Раньше. Когда она прописала туда тётю Раю. Когда хвасталась соседке, что обвела нас вокруг пальца. Когда смеялась с адвокатом. Я понял: её никогда не было. Той матери, которую я себе придумал. Была женщина, которая использовала меня тридцать лет.
Он взял Зою за руку.
— Восемьсот пятьдесят тысяч. Мы копили четыре года. Скопим снова. Но больше — ни рубля ей.
***
Первый звонок от Дианы Павловны раздался через неделю после того, как они пропустили платёж по ипотеке.
— Вадим, что происходит? Банк прислал уведомление!
— Ты собственник, мама. Твоя квартира — твоя ипотека.
— Вы с ума сошли? Я пенсионерка! Где я возьму такие деньги?!
— Не знаю. Это твоя проблема.
Он положил трубку. Руки дрожали, но голос был спокойным.
Следующие два месяца Диана Павловна звонила каждый день. Кричала. Плакала. Угрожала. Умоляла. Проходила все стадии — от ярости до отчаяния и обратно.
— Ты предатель! Как твой отец! Я всю жизнь на тебя положила!
Вадим не отвечал. После третьей недели перестал брать трубку.
Потом звонки прекратились. Через общих знакомых они узнали: Диана Павловна продала свою старую квартиру. Вырученных денег хватило, чтобы погасить большую часть ипотеки. Остальное она выплачивала со своей пенсии.
Квартира с видом на парк осталась за ней. Но ценой всего остального.
***
Тётя Рая позвонила Вадиму через три месяца.
— Твоя мать рассказывает всем, какой ты неблагодарный. Что Зоя тебя настроила против родной матери. Что вы выбросили её на улицу.
— А что говорит про квартиру? Про то, как прописала вас без нашего ведома? Про то, как хвасталась соседке?
Тётя Рая вздохнула.
— Вадим, я знаю сестру пятьдесят лет. Она всегда была такой. Всегда считала, что ей все должны. Когда твой отец ушёл — она не от горя страдала. От обиды, что он посмел её оставить. Это разные вещи.
— Почему вы раньше не сказали?
— А ты бы поверил?
Он промолчал. Они оба знали ответ.
***
Прошёл год.
Зоя и Вадим снимали квартиру на окраине города. Маленькую, с видом на промзону, но свою — в том смысле, что здесь никто не командовал и не переставлял мебель.
Они снова копили на первоначальный взнос. Медленнее, чем раньше — аренда съедала часть бюджета. Но каждый месяц откладывали понемногу.
Людмила сидела у них на кухне, держа в руках чашку.
— Значит, так и не общаетесь?
— Нет, — Зоя покачала головой. — Она ещё пыталась первое время. Писала Вадиму, что мы её уморим, что она болеет, что останется без копейки. Потом перестала.
— И как он?
Зоя посмотрела на мужа. Вадим сидел за ноутбуком, просматривал объявления о продаже квартир — привычка, появившаяся несколько месяцев назад.
— Ему было тяжело. Первые недели он почти не разговаривал. Потом начал ходить к специалисту — сам решил, я не предлагала. Разбирался со всем этим. С виной, которую она ему внушала с детства. С ощущением, что он должен её спасать.
— И как сейчас?
— Лучше. Намного лучше.
Вадим поднял голову от экрана.
— Нашёл интересный вариант. Однокомнатная, зато в хорошем районе. На первоначальный взнос нам копить ещё полгода.
— Покажи.
Он развернул ноутбук. На экране была фотография небольшой квартиры с большими окнами.
— Восьмой этаж. Рядом школа, поликлиника, метро в пяти минутах.
Зоя рассматривала фотографии. Маленькая, но светлая. И — главное — только их имена будут в документах.
— Отложим на следующий месяц чуть больше, — сказала она. — Сократим расходы на кафе.
— Договорились.
Людмила смотрела на них и улыбалась.
— Ты заплатила восемьсот пятьдесят тысяч за то, чтобы твой муж перестал быть маминым сыном. Дорого, конечно.
Зоя рассмеялась — впервые за долгое время легко и свободно.
— Дорого. Но знаешь что? Оно того стоило.
За окном садилось солнце, заливая маленькую кухню тёплым светом. Они потеряли квартиру. Потеряли деньги, которые копили годами. Потеряли — если быть честными — целый год жизни на суды, скандалы и разочарования.
Но они выбрались.
И это было главное.
