— Вот она где, наша принцесса! Небось весь день на диване провалялась, пока я на двух работах вкалывала? — голос Фаины Олеговны прорезал вечернюю тишину прихожей, едва она переступила порог.
Лиза замерла у плиты, помешивая суп. Пять лет замужества, и каждый вечер одно и то же. Ложка выскользнула из пальцев, звякнула о кастрюлю.
— Добрый вечер, Фаина Олеговна. Ужин почти готов, — тихо отозвалась она, не оборачиваясь.
— Готов, готов… А квартиру помыла? А окна протерла? Или руки не доходят, золотце? — свекровь прошла на кухню, каблуки стучали по линолеуму, как молоточки судьи. Сняла пальто, бросила на стул. Лицо усталое, измученное, но глаза… глаза горели каким-то нездоровым огнем.
Настя выглянула из комнаты, прижимая к груди потрепанного зайца.
— Бабушка Фая, ты пришла! — радостно заверещала девочка.
— Иди-иди, не путайся под ногами, — отмахнулась свекровь. — И вообще, почему ты еще не спишь? Уже девять! Совсем ребенка не воспитываете.
Лиза глубоко вдохнула. Еще немного. Ваня скоро придет, и всё наладится. Он всегда умел разрядить обстановку, найти нужные слова. Хотя в последнее время всё чаще отмалчивался, прятал глаза, когда мать начинала свои атаки.
— Настя делала домашнее задание из садика. Я помогала ей с аппликацией, — спокойно объяснила Лиза, разливая суп по тарелкам. — Садитесь, пожалуйста.
— Аппликацией! — фыркнула Фаина Олеговна. — В мое время дети в пять лет уже сами себя обслуживали, а не с мамашами по углам картонки клеили!
Настя прижалась к маминой ноге. Лиза почувствовала, как дочка дрожит. Пятилетняя девочка уже научилась бояться бабушкиных визитов.
— Мама, не надо, — голос Насти был тонким, как писк. — Мы сделали цветочек для тебя…
— Для меня? — свекровь присела на стул, достала из сумки пачку сигарет. — Ты бы лучше учила внучку полезному, — бросила она в сторону Лизы. — Вышивать там, вязать. А то растет, как сорняк придорожный.
«Спокойно. Не реагируй. Она устала», — повторяла про себя Лиза, усаживая Настю за стол. Руки почему-то тряслись, когда она наливала молоко в детскую чашку.
Ключ повернулся в замке. Ваня. Наконец-то.
— Всем привет! — его голос звучал нарочито бодро. Он зашел на кухню, чмокнул мать в щеку, мельком коснулся губами Лизиной макушки. — Что-то вкусно пахнет.
— Ванечка, сынок! — преобразилась Фаина Олеговна. Лицо разгладилось, глаза потеплели. — Как день прошел? Устал небось? Садись, садись, я тебе котлет вчерашних подогрею.
— Мама, не надо, спасибо. Лиза суп сварила, — Ваня присел рядом с дочкой, потрепал ее по макушке. — Как дела, малышка?
Настя расцвела:
— Папа, а мы сегодня в садике про зиму учили! И я теперь знаю, что снег — это замерзшие капельки воды!
— Умница моя, — улыбнулся Ваня, но улыбка не коснулась глаз.
Ужин прошел в напряженном молчании. Лиза почти не ела, Фаина Олеговна то и дело вздыхала, Ваня сосредоточенно жевал, уткнувшись в телефон. Только Настя болтала, рассказывая про садик, про друзей, про воспитательницу Татьяну Павловну.
— Всё, иди умывайся и спать, — велела Лиза, когда дочка доела кашу.
— Я тоже хочу с папой посидеть…
— Марш в постель! — рявкнула Фаина Олеговна. — Мать сказала!
Настя вздрогнула, губы задрожали. Лиза быстро поднялась, взяла дочку за руку:
— Пойдем, солнышко. Я тебе почитаю перед сном.
Когда они ушли в комнату, свекровь наклонилась к сыну:
— Ваня, нам надо серьезно поговорить.
— О чем, мам? — он не отрывал взгляда от телефона.
— О твоей жене. — Фаина Олеговна прищурилась. — Сынок, когда ты наконец откроешь глаза? Она не наша. Не нашего круга. Деревенщина какая-то, без образования, без манер. И ребенка воспитывает кое-как.
— Мам, не начинай…
— Не начинай, не начинай! А я вижу, как ты надрываешься! Работаешь, как проклятый, а толку? Она дома сидит, целыми днями ничего не делает!
— Она за Настей смотрит, — устало возразил Ваня. — И по дому всё делает.
— По дому! — презрительно фыркнула мать. — Я в ее годы на двух работах пахала, тебя одна растила после того, как твой отец сбежал. И ничего, справлялась! А эта… нежная слишком. Принцесса на горошине!
Ваня молчал. Лиза, стоя в коридоре, слышала каждое слово. Укладывала Настю и слушала. Слушала, как свекровь методично, капля за каплей, вливала в сына яд.
— Я тебе говорю, Ваня, как мать. Ты заслуживаешь лучшего. Нормальную жену, которая бы зарабатывала, помогала. А не эту… обузу.
— Лиза хорошая мать, — тихо сказал Ваня.
— Мать! А жена? Когда в последний раз вы куда-то вместе ходили? Когда она тебя радовала?
Молчание. Лиза закрыла глаза. Знала бы она, во что превратится ее жизнь пять лет назад…
Они познакомились в библиотеке. Ваня пришел за какой-то технической литературой, она работала там помощником библиотекаря. Он был таким внимательным, заботливым. Провожал после работы, дарил цветы, читал стихи. Правда, про мать почти не рассказывал. «Мы с ней не очень близки», — говорил он. Лиза думала, что всё изменится после свадьбы.
Как же она ошибалась.
— Мам, давай не сегодня, — Ваня встал из-за стола. — Я устал.
— Бежишь от разговора? — Фаина Олеговна тоже поднялась. — Сынок, ты посмотри вокруг! Эта квартира — моя! Я ее тебе подарила! А она тут хозяйничает, как будто сама заработала!
— Мама…
— Нет, ты послушай! — голос свекрови становился всё громче. — Сынок, давай выгоним эту простушку из дома! Не нашего она круга, клуша!
Лиза вышла из комнаты. Встала в дверном проеме, скрестив руки на груди. Лицо бледное, но спина прямая.
— Я всё слышала, — ровно сказала она.
Фаина Олеговна обернулась, глаза сузились:
— Подслушивала? Ну конечно, чего еще ожидать.
— В своей квартире я имею право слышать, что обо мне говорят.
— В своей?! — захохотала свекровь. — Девочка, ты в моей квартире живешь! По моей милости!
— Фаина Олеговна…
— Молчать! — свекровь шагнула вперед. — Пять лет я терплю! Пять лет смотрю, как ты опутываешь моего сына! Деньги его тратишь, жизнь отравляешь!
— Я люблю Ваню, — тихо сказала Лиза.
— Любишь! — в голосе свекрови звучала настоящая ненависть. — Ты на него, как пиявка, присосалась! Квартира нужна была, вот и втерлась в доверие!
— Это неправда…
— Правда! Ваня, скажи ей! Скажи, что я права!
Ваня стоял, опустив голову. Молчал.
— Ваня? — Лиза смотрела на мужа, и что-то внутри нее начинало трескаться, ломаться. — Скажи ей, что это не так.
Он поднял глаза. И в них она не увидела ничего. Пустота.
— Мам, может, правда, пора… — начал он.
— Пора что? — Лиза почувствовала, как земля уходит из-под ног. — Что пора, Ваня?
— Нам нужно подумать… о нашем будущем.
— О будущем? — голос Лизы дрогнул. — Ваня, ты сейчас серьезно?
— Ванечка просто устал, — вмешалась Фаина Олеговна, обнимая сына за плечи. — Он работает без выходных, чтобы вас прокормить. А ты что? Целыми днями по квартире шаркаешь, телевизор смотришь.
— Я ухаживаю за ребенком! За вашей внучкой! — Лиза почувствовала, как внутри закипает что-то горячее, острое. — Я готовлю, убираю, стираю, глажу!
— Ой, героиня! — передразнила свекровь. — Да любая баба это делает, не высовываясь! А ты еще и благодарности ждешь!
— Мама, прекрати, — Ваня вырвался из ее объятий. — Хватит уже.
— Что хватит?! — Фаина Олеговна развернулась к сыну. — Ты на чьей стороне? Она тебя обобрала, использует, а ты…
— Я люблю ее! — выкрикнул Ваня, и в кухне воцарилась тишина.
Свекровь застыла. Лицо исказилось, стало каким-то злым, перекошенным.
— Любишь, — медленно проговорила она. — Любовь. Через год забудешь, как звали. А я — твоя мать. Я тебя родила, выкормила, вырастила одна! Отец сбежал, когда тебе три года было. Помнишь? А я осталась! Я всю жизнь на тебя положила!
— Я помню, мам, — устало сказал Ваня. — Но это не значит, что…
— Не значит?! — голос свекрови взлетел до визга. — Значит то, что я имею право голоса в твоей жизни! Я вижу, кто тебе подходит, а кто нет!
Лиза прислонилась к стене. Ноги подгибались. Пять лет этого кошмара, и всё только ухудшается. Каждый день — новая капля яда. Утром свекровь звонила Ване, жаловалась на здоровье. Вечером приезжала, критиковала ужин. По выходным требовала, чтобы они навещали ее, а когда приезжали — устраивала скандалы.
— Ваня, — тихо позвала Лиза. — Что происходит? Скажи мне правду.
Он не ответил. Отвернулся к окну, засунул руки в карманы.
— Вот видишь? — торжествующе произнесла Фаина Олеговна. — Он и сам всё понимает. Просто боится сказать. Мой мальчик всегда был мягким, добрым. Им легко манипулировать.
— Манипулировать?! — Лиза оттолкнулась от стены. — Это вы манипулируете! Звоните ему по десять раз на день, придумываете болезни, ноете, что вам плохо! А когда он приезжает, вы абсолютно здоровы!
— Как ты смеешь! — взвизгнула свекровь. — У меня давление! Сердце! Мне семьдесят лет!
— Вам пятьдесят восемь, — холодно отрезала Лиза.
Фаина Олеговна побагровела. Шагнула к невестке, подняла руку. Лиза не отшатнулась, встретила ее взгляд.
— Мам, не надо, — Ваня наконец повернулся. — Остановись.
— Остановиться?! — свекровь опустила руку, но глаза метали искры. — Ты слышал, как она со мной разговаривает?! Никакого уважения! Никакой благодарности!
— За что мне вас благодарить? — спросила Лиза, и голос ее звучал на удивление спокойно. — За то, что вы отравляете нам жизнь? За то, что из-за вас Ваня не может выспаться, потому что вы звоните в шесть утра? За то, что моя дочь боится собственную бабушку?
— Врешь! — рявкнула Фаина Олеговна. — Настька меня обожает!
— Настя дрожит, когда вы приходите, — Лиза шагнула вперед. — Она прячется в своей комнате. Зажимает уши, когда вы повышаете голос.
— Это ты ее настраиваешь против меня!
— Это вы орете на нее за каждую мелочь! Рассыпала краски — плохо. Громко смеется — плохо. Обнимает папу — мешает!
— Хватит! — заревел Ваня. — Обе замолчите!
Обе женщины обернулись к нему. Он стоял посреди кухни, красный, взъерошенный. Кулаки сжаты.
— Я устал, — глухо сказал он. — Устал от этих скандалов. Каждый день одно и то же. Не могу больше.
— Сынок, — Фаина Олеговна сделала шаг к нему. — Милый мой…
— Мама, уйди, — он не посмотрел на нее. — Прошу тебя. Уйди и не приходи больше.
Свекровь замерла. Лицо исказилось, стало жалким, растерянным.
— Что… что ты сказал?
— Я сказал — уйди. Мне нужно подумать.
— Ваня, — голос Фаины Олеговны задрожал. — Ты же не выгоняешь меня? Твою мать?
— Уйди, — повторил он. — Пожалуйста.
Свекровь посмотрела на сына, потом на Лизу. В глазах плескалась такая ненависть, что Лиза невольно отступила.
— Хорошо, — процедила Фаина Олеговна. — Прекрасно. Выбирай ее вместо меня. Но запомни, Иван — ты пожалеешь. Она тебя доконает, высосет, как паразит, и бросит. А я… я буду ждать, когда ты вернешься. Мать всегда ждет.
Она схватила пальто, натянула его на ходу. Хлопнула дверью так, что задрожали стены.
Тишина.
Ваня опустился на стул, уронил голову на руки.
— Я не хотел так, — пробормотал он. — Не хотел.
Лиза подошла, осторожно коснулась его плеча.
— Ваня…
— Не надо, — он отстранился. — Просто… оставь меня.
Она отступила. Вернулась в комнату к Насте. Девочка спала, обнимая зайца. Личико спокойное, умиротворенное. Лиза присела на край кровати, погладила дочку по волосам.
«Что дальше? — думала она. — Что нас ждет?»
А за окном начинался снег. Крупные хлопья медленно падали в свете фонарей, укрывая город белым одеялом. Зима пришла внезапно, как всегда бывает в ноябре. Температура упала до минус пятнадцати за ночь.
В три часа ночи Ване позвонили.
— Сынок, — голос матери дрожал. — Помоги… мне плохо… сердце…
Он вскочил с дивана, где так и не смог заснуть.
— Мама, что случилось?
— Приезжай… одной… страшно…
Ваня оделся, выскочил из квартиры. Лиза услышала хлопок двери, вышла в коридор.
— Ваня? — позвала она в пустоту.
Ответа не было.
Она вернулась в комнату, легла, но сон не шел. Часы тикали на стене. Четыре утра. Пять. Шесть.
Ваня не возвращался.
В семь утра Лиза разбудила Настю, собрала ее в садик. Девочка капризничала, не хотела вставать.
— Мама, а где папа? — спросила она, натягивая колготки.
— Папа… уехал по делам, — солгала Лиза.
Они вышли на улицу. Мороз ударил в лицо, перехватил дыхание. Снег хрустел под ногами. До садика пятнадцать минут пешком.
Когда вернулась домой, на пороге стояла Фаина Олеговна.
— Ты, — выдохнула Лиза.
— Я, — усмехнулась свекровь. — Ваня дал мне ключи. Сказал, что я могу приходить когда угодно.
Лиза замерла в дверях. Свекровь стояла в прихожей, как хозяйка, сняв пальто и аккуратно развесив его на вешалке.
— Что вы здесь делаете? — голос Лизы прозвучал тише, чем она хотела.
— Ванечка попросил меня присмотреть за квартирой, — Фаина Олеговна прошла на кухню, включила чайник. — Он беспокоится, что ты можешь что-то испортить. Плиту забудешь выключить, например.
— Вы не имеете права…
— Имею, — свекровь обернулась, и в ее глазах плясали злые огоньки. — Ваня всё понял прошлой ночью. Мы долго говорили. Он видит теперь, кто ты на самом деле.
Лиза прислонилась к косяку. Руки дрожали, сердце колотилось так громко, что, казалось, свекровь его слышит.
— Где Ваня?
— На работе. Где ему еще быть? Деньги нужно зарабатывать, — Фаина Олеговна достала из шкафа чашку, насыпала заварку. — А ты собирайся.
— Куда?
— К себе. К маме своей, в деревню эту, — свекровь отхлебнула чай, поморщилась. — Сахар где у тебя? Совсем организовать дом не умеешь.
— Я никуда не пойду, — Лиза выпрямилась. — Это мой дом. Моя семья.
— Твой? — захохотала Фаина Олеговна. — Девочка, ты живешь в моей квартире с моим сыном на мои деньги! У тебя ничего нет! Ничего своего!
— У меня есть дочь. И муж, который меня любит.
— Любит, — протянула свекровь. — Любил, может быть. Раньше. А теперь он открыл глаза. Понял, какую ошибку совершил пять лет назад.
В груди Лизы что-то сжалось. Неужели правда? Неужели Ваня и вправду так думает?
— Не верю, — прошептала она.
— Тогда позвони ему, — Фаина Олеговна протянула свой телефон. — Спроси сама.
Лиза взяла трубку дрожащими пальцами. Набрала Ванин номер. Длинные гудки. Один, второй, третий…
— Алло? — голос мужа звучал отстраненно, устало.
— Ваня, это я, — сглотнула Лиза. — Твоя мама здесь. Говорит, что ты велел ей прийти.
Молчание. Долгое, тягучее.
— Ваня?
— Лиз, мне нужно время подумать, — наконец произнес он. — Прошлой ночью мама рассказала мне многое. О том, как ты относишься к ней, когда меня нет. Как грубишь, оскорбляешь…
— Что?! — выдохнула Лиза. — Это неправда! Ваня, ты же знаешь…
— Я не знаю, что знаю, — перебил он. — Может, мама права. Может, я просто не замечал. Слушай, я на работе. Поговорим вечером.
Гудки.
Лиза опустила руку с телефоном. Посмотрела на свекровь. Та улыбалась — торжествующе, победно.
— Видишь? — Фаина Олеговна поставила чашку в раковину. — Он на моей стороне. Он всегда будет на моей стороне. Потому что я — его мать. А ты — никто.
— Вы… вы всё наврали ему, — Лиза почувствовала, как внутри закипает ярость. — Вы обманули его!
— Я открыла ему глаза, — поправила свекровь. — Рассказала, как ты меня третируешь. Как за спиной его обсуждаешь с подружками. Как мечтаешь от меня избавиться.
— Это ложь!
— А кто поверит тебе? — Фаина Олеговна шагнула ближе. — Деревенской замарашке без образования и без связей? Или мне — матери, которая двадцать восемь лет проработала в налоговой?
Лиза отступила. Спиной почувствовала холодную стену.
— Уходи, — прошептала она. — Уходи из моего дома.
— Из твоего? — свекровь рассмеялась. — Да у тебя даже прописки здесь нет! Ваня так и не оформил. Умный мальчик, предусмотрительный.
Лиза вспомнила. Правда. Они собирались сделать прописку после свадьбы, но Ваня всё откладывал. Документы не готовы, очередь в МФЦ, некогда… Она не придавала этому значения. А теперь…
— Собирай вещи, — велела Фаина Олеговна. — Твои и девчонки. И вон отсюда.
— Нет, — Лиза подняла голову. — Нет. Я не уйду, пока Ваня сам мне это не скажет.
— Скажет, — пообещала свекровь. — Вечером скажет. А пока… — она достала из сумки связку ключей. — Пока я остаюсь здесь. Присмотрю, чтобы ты ничего не утащила.
Лиза развернулась, вышла в коридор. Схватила куртку, сумку. Нужно уйти. Нужно подумать, что делать дальше.
На улице мороз крепчал. Небо затянуло серыми тучами, обещающими новый снегопад. Лиза шла наугад, не разбирая дороги. Ноги несли ее по знакомым улицам — мимо продуктового, мимо аптеки, мимо детской площадки.
У скамейки в сквере она остановилась. Села, закрыла лицо руками. Хотелось плакать, но слезы не шли. Внутри была только пустота.
— Лизонька? — чей-то знакомый голос заставил ее поднять голову.
Перед ней стояла тетя Галя, соседка с третьего этажа. Полная, добродушная женщина лет шестидесяти, с вечной улыбкой и пакетами из магазина.
— Что случилось, девочка? — тетя Галя присела рядом. — Ты вся бледная. Заболела?
— Тетя Галь, — голос Лизы сорвался. — Я не знаю, что делать…
И всё рассказала. Про свекровь, про Ваню, про прошлую ночь и сегодняшнее утро. Слова лились потоком, освобождая душу от тяжести.
Тетя Галя слушала молча, кивала, иногда цокала языком.
— Эх, Лизонька, — вздохнула она, когда рассказ закончился. — Знала я, что Фаинка та еще штучка. Сколько лет в доме живем, столько лет она со всеми ругается. Мужа своего выжила, теперь за сына взялась.
— Что мне делать? — прошептала Лиза. — Куда идти?
— Пойдем ко мне, — решительно сказала тетя Галя. — Чаю попьешь, согреешься. А там видно будет.
Они поднялись на третий этаж. Квартира тети Гали была маленькой, но уютной. Пахло пирогами и какао.
— Садись, — велела соседка, включая чайник. — Сейчас чего-нибудь горяченького сделаю.
Лиза села за стол, укрытый вязаной скатертью. На стене висели фотографии — дети, внуки тети Гали.
— У тебя ведь мама есть? — спросила соседка, разливая чай. — В Калужской области, помнится?
— Есть, — кивнула Лиза. — Но мы не очень… близки. Она против моего брака была. Говорила, что Ваня маменькин сынок.
— Умная женщина твоя мать, — хмыкнула тетя Галя. — Слушай, Лизонька. Ты молодая, красивая. Дочка у тебя чудесная. Зачем тебе эта жизнь? Зачем терпеть свекровь-тиранку и мужа, который тебя не защищает?
— Но я же его люблю, — прошептала Лиза.
— Любовь — это когда двое, — сказала тетя Галя. — А когда трое, да еще и третья — свекровь… Это уже не любовь. Это рабство.
Лиза молчала. Пила горячий чай, и внутри медленно, очень медленно разгоралось что-то новое. Не ярость, не отчаяние. Решимость.
— Знаешь что, — тетя Галя наклонилась через стол. — У меня брат есть. Борис. Живет этажом выше. Адвокат на пенсии. Может, сходишь к нему, посоветуешься? По поводу прав своих, прописки, алиментов…
— Алиментов? — Лиза вздрогнула. — Но я же не собираюсь…
— А ты подумай, — мягко сказала соседка. — Хорошенько подумай. Вечером Ваня придет домой. И ты поймешь — на чьей он стороне. А если не на твоей… Тогда нужно быть готовой.
Лиза кивнула. Допила чай.
За окном пошел снег — густой, колючий. Город укрывался белым покровом, пряча под ним всю грязь и боль. И в душе Лизы, медленно, но неотвратимо, таял лед пятилетнего терпения.
Вечером Ваня вернулся домой раньше обычного. Лиза сидела на кухне, выпрямив спину, сложив руки на столе. Рядом лежали документы, которые дал ей адвокат Борис Петрович — о правах матери, о разделе имущества, о порядке развода.
— Лиза, — Ваня остановился в дверях. Лицо осунувшееся, глаза красные. — Мне нужно с тобой поговорить.
— И мне тоже, — ровно ответила она.
Он присел напротив, потер лицо ладонями.
— Я был у матери весь день. После работы заехал. Она… — он замолчал, подбирая слова. — Она показала мне записи с камеры в подъезде. Ты знала, что она установила камеру напротив нашей двери?
Лиза молча покачала головой.
— Там видно, как она приходит, когда меня нет. Как хамит тебе, как орет на Настю. Всё записано, Лиза. Месяцы записей. — Голос его дрожал. — А я… я верил ей. Каждому слову верил. Думал, что ты преувеличиваешь, что она просто строгая. Боже, какой же я слепой идиот.
Лиза молчала. Внутри ничего не дрогнуло — ни облегчение, ни радость. Только усталость.
— Она созналась, — продолжал Ваня. — Сказала, что хотела нас разлучить. Что планировала это с самого начала. Установила камеру, чтобы потом показать мне, какая ты плохая… Но перепутала карты памяти. Показала не ту запись.
Он протянул руку через стол, но Лиза не шевельнулась.
— Прости меня. Прошу тебя. Я выгнал ее. Сказал, чтобы больше не появлялась. Сменю замки завтра же. Она больше никогда не переступит наш порог.
— Наш? — тихо переспросила Лиза. — Ты так и не сделал мне прописку, Ваня. Пять лет. И ни разу не защитил от нее. Ни разу не встал на мою сторону.
— Я исправлюсь, — он схватил ее руки. — Клянусь. Завтра же подадим документы на прописку. Я буду другим. Только не уходи. Настя… нам нужна семья.
Лиза посмотрела на их сплетенные руки. Вспомнила того Ваню из библиотеки — внимательного, заботливого. Может быть, он вернется? Может быть, без матери он снова станет таким?
— Одно условие, — сказала она. — Ты идешь к психологу. Мы идем к семейному психологу. Вместе. И если хоть раз — слышишь? — хоть раз твоя мать появится в нашей жизни, я ухожу. Без разговоров.
— Договорились, — выдохнул Ваня. — Я согласен на всё.
Из комнаты донесся сонный голос Насти:
— Папа? Ты дома?
Ваня вскочил, пошел к дочери. Лиза осталась сидеть на кухне, глядя в окно. За стеклом кружил снег, засыпая город. Где-то там, в своей квартире, Фаина Олеговна сидела одна. И в первый раз за пять лет Лизе стало ее почти жаль.
Почти.
Она поднялась, убрала документы адвоката в ящик стола. Пусть полежат. На всякий случай. Потому что теперь она знала — терпеть молчать больше не будет. Никогда.
И если Ваня сорвется, вернется к старому — у нее есть план. И силы уйти.
За окном снег укрывал землю белым покрывалом. Завтра будет новый день. И, может быть, новая жизнь.
