— Хватит жевать! Ты нас разоришь! — свекровь вырвала тарелку прямо из рук Андрея, и макароны брызнули на скатерть.
— Мам, я голодный после смены…
— Голодный он! А кто за еду платить будет? Думаешь, пенсия резиновая? Одна порция в день — и точка!
— Но это же мой дом, я сам покупаю продукты…
— Твой дом? — женщина расхохоталась. — Забыл, на чьи деньги первый взнос делали?
Я стояла в дверях кухни, не веря своим глазам. Три года встречались с Андреем, а его мать увидела впервые. Теперь понятно, почему он так тщательно скрывал семью.
Андрей был из тех мужчин, за которых девушки дерутся. Инженер на заводе, зарплата приличная, квартира своя, не пьет, цветы дарит. На второй год отношений стал намекать на свадьбу. Одна странность — с его семьей я так и не познакомилась.
— Родители в другом городе живут, — отмахивался он. — Мама болеет, не ездит никуда.
Верила. Почему нет? Сама я сирота, воспитывалась у бабушки. Мечтала о большой семье, где все друг друга любят. Наивная дура.
Свадьбу назначили на май. За месяц до росписи Андрей сообщил:
— Мама переезжает к нам. Ей одной тяжело, да и познакомиться пора.
Валентина Петровна появилась с двумя чемоданами и списком правил. Худая, поджарая, с колючим взглядом — она за минуту осмотрела квартиру и вынесла вердикт:
— Бардак. Ничего, я наведу порядок.
Первый скандал случился через день. Я приготовила борщ — кастрюлю на семью. Свекровь пересчитала порции:
— Три тарелки. По одной на человека. Остальное — в холодильник на завтра.
— Но Андрей обычно добавку берет…
— Добавку? Ты что, не знаешь, сколько мясо стоит? В нашей семье едят по расчету!
Андрей молчал. Сидел, уткнувшись в тарелку, будто воды в рот набрал.
Дальше — хуже. Валентина Петровна взяла продукты под контроль. Завела тетрадку, записывала каждую покупку. Хлеб резала сама — по два куска на человека. Масло доставала только по воскресеньям.
— Мам, может, хватит? — робко попытался возразить Андрей. — Я же зарабатываю, можем себе позволить…
— Позволить? А на старость что откладывать будешь? На мои похороны? Молчи, когда мать учит!
Я взорвалась:
— Это уже перебор! Андрей, скажи ей!
Он посмотрел на меня таким затравленным взглядом, что все слова застряли в горле. Мой сильный мужчина превратился в забитого мальчишку.
Ночью, когда свекровь уснула, Андрей рассказал правду. Его отец умер, когда ему было десять. Мать растила одна, вкалывала на двух работах. Денег вечно не хватало.
— Она считала каждую копейку, — шептал он. — Помню, как плакал от голода, а она говорила: «Терпи, у нас расчет — триста граммов каши на день». В школе падал в обмороки, учителя домой приходили. Мать им объясняла, что я притворяюсь.
— Но сейчас-то все изменилось! Ты работаешь!
— Ты не понимаешь… Она так и живет. В той нищете. Ей кажется, что если расслабиться — все рухнет. А я… я не могу ей перечить. Она же ради меня…
— Ради тебя? Она тебя морила голодом!
— Она выживала как могла.
Через неделю свекровь принесла кухонные весы. Теперь она взвешивала порции. Сто пятьдесят граммов мяса, двести граммов гарнира. Ни граммом больше.
— А если гости придут? — спросила я.
— Какие гости? Нечего чужих кормить!
Я готовила втихаря, когда она уходила в магазин. Покупала продукты на свои деньги, прятала в машине. Андрей ел украдкой, как школьник, озираясь на дверь.
— Это ненормально! — кричала я. — Ты взрослый мужчина!
— Потерпи. Она привыкнет.
Но Валентина Петровна не привыкала. Наоборот — закручивала гайки. Теперь она проверяла чеки, считала остатки в холодильнике, обнюхивала Андрея:
— От тебя котлетами пахнет! Где ел?
В тот вечер Андрей пришел с ночной смены. Усталый, голодный. Я специально наварила большую кастрюлю макарон — пусть поест по-человечески.
Он только сел за стол, как влетела свекровь:
— Что это? Вторая порция? А ну положи назад!
— Мам, я сутки не ел…
— Хватит жевать! Ты нас разоришь!
Она выдернула тарелку так резко, что та выскользнула и разбилась. Макароны размазались по полу. Андрей стоял на коленях, собирая осколки, и вдруг заплакал. Мой тридцатилетний мужчина рыдал, как ребенок.
— Встань! — рявкнула свекровь. — Мужики не плачут!
И тут я сломалась:
— Хватит! Вы изуродовали ему всю жизнь! Он боится есть в собственном доме! Прячется от родной матери! Это не забота — это тирания!
— Да что ты понимаешь, сиротка! — взвизгнула Валентина Петровна. — Я его вырастила, на ноги поставила!
— Вы его сломали! Посмотрите — он до сих пор боится вас!
Андрей поднялся с колен. Лицо белое, губы дрожат:
— Знаешь, мам, почему я три года прятал от тебя Свету? Стыдился. Не ее — тебя. Стыдился показать, в какой семье вырос. Что моя мать считает крошки и морит голодом родного сына.
— Как ты смеешь…
— Помнишь, как я в больницу попал в девятом классе? Дистрофия. Врачи спрашивали, почему я недоедаю. А ты что сказала? Что я сам отказываюсь есть. А ведь ты просто жадничала! Копила деньги неизвестно на что!
— На твою квартиру копила! Неблагодарный!
— На квартиру? Первый взнос — тридцать тысяч. За пятнадцать лет можно было миллион скопить! Где деньги, мам? Где те сбережения, ради которых ты меня голодом морила?
Свекровь молчала, сжав губы.
— Нет их, да? Ты просто больная. Тебе нравится контролировать, унижать, держать в страхе. Отец потому и умер рано — сбежал от тебя на тот свет!
Валентина Петровна вдруг села на пол и завыла. Не заплакала — именно завыла, как раненый зверь:
— Не было денег! Понимаешь? Не было! Я все проиграла!
Мы с Андреем переглянулись.
— Что проиграла?
— Автоматы…. Сначала зарплату, потом заняла… Отец узнал, ушел. Инфаркт от стресса. А долги остались. Я их десять лет выплачивала. С процентами. Каждую копейку отдавала. А тебе врала — говорила, что коплю.
Андрей побелел:
— То есть я голодал из-за твоей игро..мании?
— Я больше не играю! Клянусь! Но привычка считать осталась. Боюсь тратить. Вдруг опять сорвусь?
Тишина была оглушительной. Андрей первым пришел в себя:
— Собирай вещи, мам.
— Куда?
— Домой. К себе. Мы тебе снимем квартиру, буду помогать деньгами. Но жить вместе мы не будем. Никогда.
— Но свадьба…
— Свадьбы не будет, — сказала я. — По крайней мере, пока Андрей не разберется с собой. И с вами.
Свекровь уехала через три дня. Андрей месяц ходил к психологу, учился заново есть без чувства вины. Наши отношения повисли в воздухе.
— Я понимаю, если ты уйдешь, — сказал он как-то вечером.
— А ты сам чего хочешь?
— Научиться жить. Без страха. Без оглядки. Просто жить.
Мы расстались через полгода. Спокойно, без скандалов. Он так и не смог избавиться от чувства вины. Каждый кусок хлеба давался ему с боем. А я не смогла смотреть, как взрослый мужчина прячет еду от призраков прошлого.
Недавно встретила общую знакомую. Говорит, Андрей женился. На девушке из такой же «экономной» семьи. Они вместе считают граммы и радуются сэкономленной копейке.
А его мать? Сорвалась. Снова. Андрей оплачивает долги и снимает ей комнату. Замкнутый круг, из которого он так и не вырвался.
Некоторые семьи не создают любовь. Они создают калек. И самое страшное — эти калеки потом растят новых калек, передавая боль по наследству.
Как прерывается этот круг? Не знаю. Может, когда кто-то наберется смелости сказать: хватит. Хватит жевать вину. Хватит глотать обиды. Хватит морить себя голодом — реальным или эмоциональным.
Просто хватит.
