Звонок в семь утра. Мама.
— Софья, мы с отцом решили — холодильник не морозит. Нужен новый. Ты же хорошо зарабатываешь.
Я ещё не встала с кровати. За окном серый ноябрь чужого города, в котором я живу год. Квартира от компании, зарплата большая. Только почему-то на счету ничего не остаётся.
— Мам, я месяц назад плиту вам купила. С духовкой.
— Это другое. Плита — одно, холодильник — другое. Мы тебя растили, всё отдавали. Неужели сейчас жалко?
Вот она. Эта фраза. «Жалко?» Не вопрос — обвинение.
— Я подумаю.
Раньше я говорила «конечно», «без проблем», «переведу». Но сестра Вероника предупреждала. Когда я рассказала про плиту, она засмеялась зло:
— У меня так же было. Меньше созванивайся. Поверь.
Мы с ней почти не жили вместе — четырнадцать лет разницы. Теперь понимаю, почему она звонит родителям раз в месяц.
Открыла банковское приложение. Выписка за три месяца: плита, подарок отцу, маме сумка. Ещё три их поездки ко мне — без предупреждения, просто «завтра будем». Неделю живут, я плачу за всё. Они говорят: «Ты же можешь себе позволить».
Могу. Только хотела откладывать на квартиру. Свою. А не ту однушку на двоих с Вероникой в городе на восемь тысяч человек.
Телефон завибрировал. Отец: «Софья, зачем маму расстроила? Она плачет. Мы для тебя всё делали».
Я положила телефон экраном вниз. Руки дрожали.
Вечером написала маме длинное сообщение. Что коплю на квартиру. Что помогать буду, но не по требованию. Что подарки — моё желание, а не долг.
Ответ через три минуты: «Значит, мы тебе ничего не значим».
Отец: «Ты стала чужой».
Мама снова: «Мы жизнь на тебя положили. А ты про квартиру».
Я выключила телефон. Внутри всё сжалось — хотелось написать «простите», перевести деньги. Но я знала: через месяц будет ещё что-то. Телевизор. Диван. Путёвка.
Телефон лежал выключенным три дня. На четвёртый включила. Тридцать девять пропущенных. Сообщения от «мы волнуемся» до «эгоистка».
Я зашла в банковское приложение. Нашла карту, с которой переводила родителям. «Заблокировать». Подтвердить.
Написала маме: «Карту заблокировали. Были подозрительные операции, банк проверяет. Переводить пока не смогу».
Ложь. Но я не могла просто сказать «нет».
Прошла неделя. Звонили каждый день, я ссылалась на проблемы с банком. Потом мама позвонила. Голос радостный:
— Софи, мы к тебе на выходные едем. Отец билеты купил, в пятницу будем.
— Мам, я не могу принять. У меня планы.
— Какие планы? Отмени. Родители важнее.
— Нет. Серьёзно. Не приезжайте.
Молчание. Потом жёстко:
— Билеты куплены. Ты нас на улице оставишь?
— Я предупредила. Не надо было покупать без согласования.
— С родной дочерью надо согласовывать? Мы тебя вырастили, а ты…
— Мам, стоп. Я не смогу принять.
Я сбросила. Руки тряслись. Написала Веронике. Она: «Держись. Если сейчас сдашься — всё вернётся».
Пятница. Они позвонили в дверь. Я открыла на цепочке.
— Вы серьёзно?
Мама с огромной сумкой, отец хмурый.
— София, мы родители! Потратили деньги на дорогу!
— Я предупреждала.
— На улице оставишь?
— Можете снять гостиницу. Или вернуться.
Мама смотрела так, будто я ударила её.
— Значит, так. Мы тебе больше не родители. Живи своей жизнью. Без нас.
— Хорошо.
Они ушли. Я закрыла дверь. Села на пол. Тишина. Пустота внутри. Но не от потери. От освобождения.
Через два дня Вероника:
— Родители звонили. Плакались, что ты их выгнала. Я сказала: вы сами приехали без спроса. Знаешь, что они ответили? Что мы обе неблагодарные. Я сказала: тогда не звоните больше.
— И что они?
— Потом позвонили снова. Просили денег на обратную дорогу. Сказали, что потратились на билеты к тебе. Я отказала.
— И что?
— Нашли деньги. За день решили вопрос. Видимо, не так уж плохо у них с финансами.
Я задумалась. Холодильник. Плита. Всё требовали, будто жизнь без этого невозможна. А деньги на дорогу нашлись мгновенно.
— Вероника, у них правда были проблемы с деньгами?
— Нет. Просто удобно, когда платишь ты.
Прошло два месяца. Родители молчали. Я тоже. Деньги каждый месяц уходили на накопительный счёт. Росли. Впервые я видела, как они работают на меня.
На работе предложили повышение. Я согласилась без раздумий.
Вечером пришло сообщение от мамы. Первое за два месяца: «София, отец слёг. Сердце. Врачи говорят — обследование. Денег нет. Спасибо тебе».
Внутри поднялась паника. Перевести сейчас же, позвонить, узнать. Но я набрала Веронику.
— Тебе тоже пришло?
— Про сердце? Да. Я звонила тёте Марине. Она говорит, вчера видела отца — во дворе машину мыл.
Меня накрыло холодом. Не злость. Удивление. Они соврали. Просто взяли и соврали.
— Что ответила?
— Ничего. Заблокировала.
Я написала: «Выздоравливайте». Заблокировала оба номера.
Через три недели позвонила тётя Марина:
— София, что с тобой? Родители всем жалуются, что дочери бросили их.
— Тёть Марь, а как отец? Сердце болит?
— Какое сердце? Он здоровее меня. Что ты говоришь?
— Мама писала, что слёг. Денег на врачей нет.
Молчание.
— София, твой отец вчера телевизор новый таскал. Большой. И холодильник у них новый стоит, я видела.
Я положила трубку. Холодильник. Тот самый. Они купили его сами.
Тётя рассказала ещё: родители всем хвастались моей зарплатой, машиной, квартирой. «Наша София такая молодец, всё покупает». А когда я перестала — «дочери бросили, неблагодарные».
Вероника сказала: «Им нужен был не холодильник. Им нужен был статус».
Прошёл год. Я подписывала документы на квартиру. Свою. Однушку с большими окнами. Думала: это было бы невозможно, если бы продолжала платить.
Вероника приехала на новоселье. Мы сидели на полу среди коробок.
— Знаешь, что странно? — сказала я. — Я не чувствую вины. Думала, буду.
— Потому что ты ничего плохого не сделала. Просто перестала быть банкоматом.
— Они считают меня плохой дочерью.
— Пусть. Ты для себя живёшь или для их мнения?
Телефон завибрировал. Незнакомый номер: «София, это мама. Почему карта заблокирована? Мы же семья».
Я показала Веронике.
— Что ответишь?
Я удалила сообщение.
Карта не была заблокирована. Я просто научилась говорить «нет». Они дали мне жизнь. Я благодарна. Но я не обязана отдавать им свою.
Они хотели холодильник — купили сами. Хотели статус дочери-кормилицы — не получили. Хотели, чтобы я чувствовала вину — а я чувствую свободу.
Через окно видно было город. Мой город. Моя квартира. Моя жизнь, которую я больше никому не отдам по первому требованию.
