Последние лучи осеннего солнца робко пробивались сквозь кружевные занавески, которые Алиса так тщательно выбирала с бабушкой. В крохотной, но уютной хрущевке пахло свежей выпечкой и яблочным пирогом — ее коронным блюдом. Она еще раз проверила стол: скатерть с узором, салатница, доставшаяся по наследству, и ее гордость — фарфоровый сервиз, который берегли для самых особых случаев. Сегодня был именно такой случай.
Впервые родители Максима, ее жениха, должны были приехать к ней домой, чтобы обсудить детали свадьбы. В животе порхали бабочки, и она снова поймала себя на мысли, что протирает уже и так сияющую ложку.
«Все будет хорошо, — уговаривала она себя. — Главное — произвести хорошее впечатление».
Звонок в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Алиса вздрогнула, смахнула со лба непослушную прядь волос и, глубоко вздохнув, побежала открывать.
Улыбка замерла на ее лице, едва она отодвинула щеколду. На площадке стояла не пара сдержанных людей, как она ожидала, а целая делегация. Во главе, подбоченясь, возвышалась Людмила Степановна, мать Максима, женщина с пронзительным взглядом и наведенной химической завивкой. Рядом с ней елозил маленький мальчик, а за спинами виднелись ее дочь Светлана с мужем и еще один ребенок постарше.
— Ну что стоишь, дверь открой! — с порога бросила Людмила Степановна, без тени приветствия проходя в прихожую. — Простоим на сквозняке.
Алиса инстинктивно отпрянула, пропуская внутрь шумную толпу. Последним зашел Максим, избегая ее взгляда.
— Макс, а ты почему не предупредил? — прошептала она, пока гости снимали верхнюю одежду и без спроса рассовывали ее по вешалкам.
— Сюрприз, — буркнул он в ответ, целуя ее в щеку мимоходом.
В квартире мгновенно стало тесно и громко. Дети, как ураган, пронеслись в гостиную.
— Осторожно, там стеклянный стол! — чуть не плача, выдохнула Алиса, но ее слова потонули в общем гомоне.
Людмила Степановна, не снимая каблуков, прошлась по квартире, ее взгляд скользнул по стенам, книжным полкам, прикидывая и оценивая.
— Тесновато, конечно, но для начала сгодится, — громко заключила она, обращаясь больше к себе, чем к Алисе.
Светлана тем временем устроилась на диване и уже листала ленту в телефоне, бросив на ходу:
— Мам, а где тут у вас розетка? Телефон садится.
Алиса, чувствуя себя не хозяйкой, а случайной гостьей в собственном доме, засуетилась.
— Проходите, пожалуйста, садитесь за стол. Я сейчас чай разолью.
Она побежала на кухню, чтобы перевести дух. Руки слегка дрожали. Это было не то волнение, которого она ждала. Это была паника.
Когда она вернулась с подносом и чайником, картина окончательно добила ее. Дети уже сидели за столом и руками растаскивали пирог, крошки летели на чистый пол и новую скатерть. Людмила Степановна заняла самое удобное кресло, а Максим молча разливал по бокалам принесенное ими же вино.
— Ну что, Алиса, не зевай, — сказал жених, заметив ее замешательство. — Давай-ка шевелись и за гостями ухаживай. Всем всего налей, подкладывай.
Его фраза прозвучала как удар хлыста. Не «дорогая, давай вместе», не «спасибо за хлопоты», а откровенный, унизительный приказ. Она почувствовала, как кровь приливает к щекам от стыда и обиды.
Молча, сжав зубы, она стала выполнять его просьбу, разливая чай по чашкам. Ее рука дрогнула, и несколько капель горячего чая упало на руку Светланы.
— Ой, смотри куда! — взвизгнула та, отдергивая руку. — Еще обожжешь кого-нибудь!
— Простите, я нечаянно, — еле слышно прошептала Алиса.
Людмила Степановна наблюдала за этой сценой с холодным, изучающим взглядом, медленно потягивая вино. Потом она поставила бокал на стол с таким стуком, что все замолкли.
— Ну что, обстановку мы более-менее оценили, — начала она, обводя комнату властным жестом. — Квартирка, конечно, старая, планировка убогая, но метраж ничего. Светлая.
Она сделала паузу, давая словам просочиться в сознание. Алиса замерла с чайником в руках, предчувствуя недоброе.
— Мы тут с отцом подумали, — продолжила свекровь, и ее взгляд наконец-то уперся в Алису. — После свадьбы вам все равно тут тесно будет. А нам как раз переезжать надо. Так что, пока вы на ипотеку зарабатывать будете, мы тут поживем. Присмотрим за хозяйством.
В комнате повисла гробовая тишина. Даже дети на секунду замолкли. Алиса не верила своим ушам. Она посмотрела на Максима, ища у него поддержки, но он увлеченно изучал узор на паркете.
В этот момент Людмила Степановна снисходительно улыбнулась, как будто предлагала ей конфетку, а не отбирала дом.
— Квартирка ничего, просторная. Как раз нам с мужем подойдет. А вы, молодежь, на ипотеку заработаете.
Тишина, повисшая после слов Людмилы Степановны, была густой и звенящей. Алиса стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Ее взгляд, умоляющий о помощи, снова уперся в Максима. Он наконец поднял глаза, но вместо поддержки увидела она лишь раздраженное напряжение на его лице. Он резко дернул плечом, словно сбрасывая с себя невидимую тяжесть.
— Мама, давай не сейчас, — буркнул он, но в его тоне не было ни капли убедительности. Это была простая формальность.
— А когда же? — парировала Людмила Степановна, снова беря в руки бокал. — Мы приехали решать вопросы. И решим их. За столом, как цивилизованные люди.
Она сделала властный жест рукой, приглашая всех сесть. Алиса на автомате опустилась на краешек стула, ее пальцы судорожно сжали край скатерти. Дети, тем временем, допивали сладкий чай и вовсю крошили оставшийся пирог.
Светлана, наконец оторвавшись от телефона, с деловым видом достала из сумки кожгалантерейный блокнот и щелкнула дорогой ручкой.
— Ну, поскольку мы берем организацию свадьбы на себя, давайте определимся с бюджетом и концепцией, — начала она, словно директор на планерке. — Итак, ресторан. Рассматриваем только премиум-сегмент. «Гранд-Элит» или «Империал». У «Империала», кстати, есть шикарный зимний сад для церемонии.
Алиса почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Она бывала в «Империале» однажды, на корпоративе, и помнила цены в меню. Это было за гранью ее реальности.
— Света, мы с Максимом думали о более камерном формате, — тихо, но настойчиво попыталась вставить Алиса. — Может, уютное кафе или даже выездная регистрация на природе? Осенью так красиво в парке…
Людмила Степановна фыркнула, словно услышала неприличную шутку.
— Что за деревенщина? В парке! С дождем и грязью под ногами? Нашу семью будут представлять всем родственникам и партнерам отца. Никаких кафе и парков. Только солидное заведение.
— Но это же наш день… — совсем уже тихо прошептала Алиса.
— Именно! — перебила ее Светлана. — Поэтому он должен быть безупречным. Продолжаем. Тамада. Я договорилась о предварительной брони с Игорем Каретниковым. Вы, наверное, не слышали, он ведущий федерального уровня. Его базовый гонорар — три тысячи евро.
У Алисы похолодели пальцы. Она посмотрела на Максима, пытаясь поймать его взгляд, найти в его глазах хоть каплю того понимания, о котором они говорили, строя планы вдвоем. Они же мечтали о простой и душевной свадьбе, где будут только самые близкие! Но Максим упорно смотрел на блокнот сестры, кивая.
— Дальше, платье, — Светлана, увлеченная процессом, даже не заметила состояния невесты. — Аутлеты в Милане я уже отсмотрела. Нужно будет лететь на примерку. Плюс отдельно бюджет на обувь и аксессуары. Минимум еще полторы.
— Полторы… тысячи? — уточнила Алиса, надеясь, что ослышалась.
— Евро, конечно, — бросила Светлана, не поднимая глаз. — Мелочи вроде приглашений, аренды машин и фотографа мы пока грубо заложим еще тысяч двадцать в рублях. Итого, по предварительной смете… — она что-то быстро набросала в блокноте, — выходит около четырех миллионов. Плюс-минус.
Цифра повисла в воздухе тяжелым свинцовым шаром. Для Алисы, которая сама зарабатывала на жизнь и помнила, как копила на первый взнос за машину, эта сумма была астрономической. Это была цена за ее маленькую, уютную квартиру. Та самая квартира, которую только что приговорили к заселению.
— Я… я не могу принять от вас такой подарок, — выдохнула она, чувствуя, как по щекам ползут предательские горячие слезы. — Это неправильно. И слишком дорого.
Людмила Степановна отставила бокал и сложила руки на столе. Ее взгляд стал жестким и бескомпромиссным.
— Дорогая, не говори ерунды. Мы — семья. Мы знаем, как лучше. Мы даем вам шикарную свадьбу, о которой любая девушка мечтает. А твоя задача — быть красивой, послушной невестой и принять нашу заботу с благодарностью. Вместо этого ты тут хнычешь и строишь из себя жертву.
Максим, наконец, не выдержал. Он резко встал, отчего его стул с грохотом отъехал назад.
— Алиса, хватит! — его голос прозвучал резко и громко, заставляя ее вздрогнуть. — Мама и Света стараются для нас, а ты ведешь себя как неблагодарная эгоистка! Не позорь меня перед семьей!
Эти слова стали последней каплей. Они прозвучали как пощечина. Хуже, чем приказ ухаживать за гостями. Он не просто не поддержал ее. Он перешел на сторону врага. И назвал ее эгоисткой. В ее же доме. За ее же столом.
Она больше не могла это терпеть. Разрыв между их с Максимой мечтой и этой чудовищной, купленной реальностью был слишком велик. Молча, с трудом сдерживая рыдания, которые рвались наружу, Алиса поднялась и, не глядя ни на кого, вышла из комнаты. Она прошла в спальню, притворила дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как трясутся колени и подкашиваются ноги.
Из-за двери доносился возмущенный голос Людмилы Степановны:
— И это твой выбор, Максим? Девушка, которая не ценит семью? Подумай хорошенько.
Алиса зажмурилась. В ушах звенело. В голове крутилась только одна мысль: «Какой же подарок? Они же покупают меня. И его. И нашу будущую жизнь».
Алиса стояла за закрытой дверью, прислонившись лбом к прохладной деревянной поверхности. Она делала глубокие, прерывистые вдохи, пытаясь заглушить ком, подступивший к горлу. Из гостиной доносились приглушенные голоса, но слов разобрать уже не удавалось. Лишь низкий басок Людмилы Степановны периодически прорезался сквозь стены, словно раскаты отдаленного грома.
Она сжала кулаки, чувствуя, как дрожь понемногу отступает, сменяясь леденящим спокойствием. Такого унижения она еще не знала. Ее дом, ее святилище, превратили в поле битвы, где ей отвели роль безропотной служанки и молчаливой жертвы. А Максим… Мысль о нем причиняла физическую боль. Он не просто не защитил. Он ударил в спину.
Собрав волю в кулак, Алиса выпрямилась, подошла к умывальнику и плеснула ледяной воды на лицо. Капли скатились по щекам, смешиваясь со слезами. «Хватит, — сказала она себе вслух. — Хватит плакать».
Когда она вернулась в гостиную, все пристально на нее посмотрели. На столе уже стоял новый чайник, а дети, забрав планшет, смотрели мультики в углу. Атмосфера была напряженной, но уже без открытой агрессии. Казалось, ее уход дал им время перегруппироваться.
Людмила Степановна первой нарушила молчание. Ее тон стал подчеркнуто деловым, смягченным, но от этого не менее опасным.
— Ну, вот и хорошо, успокоилась, — произнесла она, будто делая одолжение. — Давай теперь поговорим, как взрослые люди. О будущем. Ты ведь хочешь, чтобы у вас с Максом все было хорошо?
Алиса молча кивнула, не доверяя своему голосу. Она села напротив, держа спину прямо.
— Мы, пока вы тут в неге да роскоши жить собираетесь, серьезные решения принимаем, — продолжала свекровь. — Мы с отцом нашу трехкомнатную в Волгограде продаем. Деньги немалые. И переезжаем сюда, в Москву. К детям.
Сердце Алисы упало. Она посмотрела на Максима. Он наконец поднял на нее взгляд, и в его глазах она прочла что-то новое — не раздражение, а виноватую беспомощность. Он знал. Он знал об этом плане заранее.
— Мы, конечно, сначала посмотрели варианты с арендой, — вступила в разговор Светлана, складывая свои бумаги. — Но это же выброшенные на ветер деньги. А зачем, если у нас есть… альтернатива?
Людмила Степановна одобрительно кивнула.
— Именно. Зачем платить кому-то, когда можно помочь своей семье? Мы приглядели один новострой на окраине, отличная инвестиция. Но стройка — дело небыстрое, год, полтора. А жить-то где-то надо.
Ее взгляд, тяжелый и изучающий, снова остановился на Алисе.
— Вот мы и подумали. Вы тут поживете, пока нам свою не купим и не отделаем, а потом съедете. Максим как раз карьеру сделает, вам на первоначальный взнос хватит. Все логично.
В ушах у Алисы зазвенело. Она слышала слова, но мозг отказывался их складывать в осмысленную картину. Это был уже не намек, а прямое, циничное требование.
— Поживете? — переспросила она тихо, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Съедете? Это… это моя квартира. Я здесь выросла. Мне ее бабушка оставила.
Людмила Степановна отмахнулась, будто от назойливой мухи.
— Какая разница, чья она? Скруг вы одна семья! Или ты нас, стариков, на улицу выбросишь? Мы же не чужие люди, мы — родня. Надо уметь делиться.
— Делиться? — Алиса не поверила своим ушам. — Вы предлагаете мне добровольно лишиться своего дома? На полтора года? А куда мы денемся?
— Молодые, везде поместитесь, — пожала плечами Светлана. — Снимите студию. Или к родителям. Это же временные трудности.
Алиса смотрела на Максима, умоляя его хоть что-то сказать. Ведь они мечтали о своем уголке, о том, как будут обустраивать общее гнездышко. Как будут завтракать на этой самой кухне. И вот он, сидя напротив, предает все их общие планы одним молчанием.
— Максим, — голос ее сорвался на шепот. — Мы же договаривались… Мы хотели детей… Где мы будем жить с ребенком, пока твои родители будут обустраиваться в моей квартире?
Лицо Максима исказилось от досады. Ему явно не хотелось этого разговора, тем более — при всех.
— Алиса, хватит истерик! — его голос вновь зазвучал жестко. — О каких детях? Сначала надо встать на ноги! Мама права. Надо делиться. И думать о будущем. Они нам с покупкой своей квартиры помогут, а мы им — временным жильем. Все честно.
Слово «временным» прозвучало так, словно он говорил о чем-то незначительном, вроде взятой на выходные палатке. А не о ее доме. Не о памяти ее бабушки. Не об их с Алисом общем будущем, которое в одно мгновение превратили в какую-то сделку.
В этот момент Алиса окончательно поняла. Это была не просто наглость. Это был хорошо спланированный захват. И ее жених был не заложником ситуации, а соучастником. Он смотрел на нее не как на любимую женщину, а как на препятствие на пути к обогащению его семьи.
Она медленно поднялась. В ее глазах уже не было слез. Только холодная, кристальная ясность.
— Понятно, — произнесла она тихо, но так, что было слышно каждое слово. — Теперь мне все понятно.
Она не стала ничего больше говорить. Она просто развернулась и снова вышла из комнаты. Но на этот пороге она остановилась и, обернувшись, посмотрела прямо на Максима.
— Ты знал. И ты согласился.
Это была не просьба, не вопрос, а констатация факта. Приговор.
Щелчок замка прозвучал как выстрел, отгородив Алису от гулких голосов в гостиной. Она прислонилась к двери, не в силах сделать ни шага. В ушах стоял оглушительный звон, сквозь который пробивалось лишь эхо последних слов: «Ты знал. И ты согласился».
Ноги подкосились, и она медленно сползла по косяку на пол, обхватив колени руками. Холодный паркет просачивался сквозь тонкую ткань платья. Из-за двери доносились приглушенные возмущенные голоса, но теперь они казались такими далекими, будто доносились из другого измерения. Ее мир, выстроенный с такой любовью и надеждой, рухнул за один вечер, рассыпавшись в прах под натиском циничного расчета и голой наглости.
Она не могла плакать. Слезы просто не шли. Внутри была лишь пустота, пронизанная ледяными осколками предательства. Самые страшные слова прозвучали не от его матери, а от него самого. «Надо делиться». Эти два слова перечеркивали все их разговоры о будущем, все тайные планы и мечты, которые они шептали друг другу по ночам. Он сдал их без боя. Сдал ее.
Внезапно дверь в прихожую резко распахнулась, задев ее плечо. На пороге стоял Максим. Его лицо было искажено злобой и раздражением.
— Что это за представление? — прошипел он, стараясь говорить тихо, но голос срывался на визгливый шепот. — Ты вообще понимаешь, как ты себя ведешь? Они же хотят нам помочь!
Алиса медленно подняла на него глаза. Ее взгляд был пустым.
— Помочь? Отобрать у меня дом — это помощь?
— Никто ничего не отбирает! Это временно! — он с силой провел рукой по волосам. — Неужели ты не понимаешь? Они вложат деньги в нашу новую квартиру! Мы будем должны банку в три раза меньше! Это же выгодно!
— Выгодно? — она повторила это слово, словно впервые слыша его. — Максим, это мой дом. В нем вещи бабушки. Мои книги. Моя жизнь. Вы с мамой решили все без меня, как будто я вещь какая-то, а не твоя невеста.
— Моя невеста должна быть умнее! — выкрикнул он, теряя последние остатки самообладания. — Должна думать о будущем, а не цепляться за старые стены! Если ты не можешь понять таких простых вещей, тогда я не знаю…
Он не договорил, развернулся и грубо захлопнул за собой дверь в гостиную, оставив ее одну в полумраке прихожей.
Этот хлопок стал точкой. Финальной чертой. В его словах не было ни капли сожаления, ни попытки понять. Только холодный расчет и упреки.
Алиса поднялась с пола. Действуя на автомате, она прошла в спальню, захватила телефон и вернулась в прихожую. Ее пальцы сами нашли нужный номер в списке избранных. «Катя. Юрист». Она нажала кнопку вызова и приложила телефон к уху, затаив дыхание.
— Алло, Алис? — бодрый голос подруги прозвучал как глоток свежего воздуха в затхлой комнате.
У Алисы перехватило горло. Она попыталась что-то сказать, но вместо слов получился лишь сдавленный, жалобный звук.
— Алиса? Ты что? С тобой все в порядке? — голос Кати мгновенно стал серьезным, настороженным.
— Кать… — наконец выдохнула Алиса, чувствуя, как по щекам текут предательские слезы. — Они… Они хотят меня выгнать из моей же квартиры.
Она, сбиваясь и задыхаясь, стала пересказывать весь вечер. Про наглый приезд всей семьи, про смету на свадьбу, про план продажи их квартиры и «временное» заселение в ее. Про то, как Максим не поддержал ее, а обвинил во всем. Слова лились бессвязным потоком, но Катя слушала молча, не перебивая.
Когда Алиса замолчала, исчерпав себя, в трубке на несколько секунд воцарилась тишина.
— Так, дыши, — наконец сказала Катя, и в ее голосе зазвучали стальные нотки. — Слушай меня внимательно. То, что ты описала, это классический сценарий мошенничества с недвижимостью. Я с таким сталкивалась.
Алиса замерла, сжимая телефон в потной ладони.
— Во-первых, твоя квартира, полученная по наследству, — это твоя личная собственность. Даже в браке она ни при каких условиях не станет совместно нажитой. Никто не имеет права выселить тебя оттуда или заставить прописать кого-либо без твоего согласия. Понимаешь? Никто.
Алиса кивнула, забыв, что подруга не видит этого.
— Во-вторых, запомни главное правило: ничего не подписывай. Никаких бумаг, ни под каким предлогом. Ни согласия на прописку, ни договоров аренды, ни расписок. Ни-че-го.
— Но они говорят, что это временно… что мы одна семья… — слабо попыталась возразить Алиса.
— Временное всегда имеет свойство становиться постоянным, — жестко парировала Катя. — А семья не поступает так с семьей. Они ведут себя не как родственники, а как рейдеры. Ты должна занять оборону. Сейчас. Пока они не начали давить на тебя сильнее.
— Я не знаю, как… — призналась Алиса, чувствуя себя маленькой и беспомощной.
— Я знаю. Слушай. Завтра, с самого утра, я жду тебя в офисе. Разберем все по косточкам. А пока — ни с кем не вступай в переговоры. Все общение — через меня. Поняла?
— Поняла, — прошептала Алиса, и впервые за весь вечер в ее голосе послышалась не растерянность, а решимость.
— И, Алис… — голос Кати снова смягчился. — Ты уверена, что хочешь связывать жизнь с человеком, который смотрит на тебя как на кошелек с прилагающейся к нему жилплощадью?
Этот вопрос повис в воздухе, такой же тяжелый и неумолимый, как и все, что случилось сегодня. Алиса не нашла, что ответить.
— До завтра, Кать.
— Держись, родная. До завтра.
Связь прервалась. Алиса опустила телефон и снова посмотрела на закрытую дверь в гостиную. Оттуда все еще доносились голоса. Но теперь она слышала их иначе. Не как грозный гул, а как отдаленный шум вражеского стана. У нее появился союзник. И появился план.
Она больше не была жертвой. Она была крепостью, готовящейся к осаде.
Тусклое утро едва разгоняло ночную мглу за окном, когда Алиса открыла глаза. Она не спала, а лишь проваливалась в короткие, тревожные забытья, где голоса Людмилы Степановны и Максима сливались в один навязчивый, осуждающий хор. Проснулась она с тяжелой, свинцовой головой и с одним четким ощущением — тихой, холодной решимостью.
В квартире стояла звенящая тишина. Гости разъехались поздно, оставив после себя крошки на полу, грязные чашки и ощущение оскверненного пространства. Максим ночевал здесь, на диване в гостиной. Дверь в комнату была приоткрыта, и Алиса видела его спящую фигуру. Раньше это зрелище вызывало у нее умиление и нежность. Сейчас — лишь пустоту и горькое разочарование.
Она краемшком прошла на кухню, стараясь не производить ни звука. Не включая свет, налила себе стакан воды и присела у окна, глядя на пустынные улицы. Вчерашний разговор с Катей был якорем, который не давал ей утонуть в отчаянии. Было страшно, но появился иной страх — не перед скандалом, а перед потерей себя. И этот страх был сильнее.
Через час, услышав, как Максим заворочался на диване, она быстро собралась, надела первое попавшееся пальто и вышла из квартиры, не попрощавшись. Ей было нечего ему сказать.
Офис Кати находился в старом, но отреставрированном здании в центре. За тяжелой деревянной дверью скрывался совсем иной мир — светлый, тихий, пахнущий кофе и старой бумагой. Сама Катя, в строгом деловом костюме, с собранными в тугой узел волосами, выглядела как воплощение собранности и компетентности.
— Садись, — сказала она мягко, указывая на кожаное кресло напротив своего стола. — Рассказывай все с самого начала, не упуская деталей.
И Алиса рассказала. Медленно, подробно, возвращаясь к самым болезненным моментам. Про приказ Максима «ухаживать за гостями», про смету на свадьбу, про план его родителей продать свою квартиру и «временно» пожить в ее. И про его слова: «Надо делиться».
Катя слушала, не перебивая, лишь изредка делая пометки в блокноте. Ее лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читалась профессиональная холодная ярость.
— Хорошо, — отложила она ручку, когда Алиса замолчала. — Теперь давай разберемся, что к чему. Забудь все, что они тебе наговорили про «семью» и «делиться». С юридической точки зрения это выглядит так.
Она развернула блокнот к Алисе.
— Первое и главное. Твоя квартира. Получена тобой по наследству от бабушки. Согласно статье 36 Семейного кодекса РФ, имущество, полученное одним из супругов во время брака в порядке наследования, является его личной собственностью. Это значит, что даже если бы вы с Максимом поженились вчера, эта квартира навсегда осталась бы только твоей. Никаких прав на нее у него, а уж тем более у его родителей, не возникает и не возникнет никогда. Понимаешь? Это твоя крепость. Неприступная.
Алиса кивнула, впитывая каждое слово. Эти сухие юридические термины звучали для нее прекраснее любой музыки.
— Второе. Прописка, она же регистрация по месту жительства. Без твоего личного, нотариально удостоверенного согласия никто не имеет права прописаться в твоей квартире. Ни муж, ни его родители. Даже если ты выйдешь замуж и разрешишь Максиму здесь жить, это не даст ему автоматически права на долю в собственности. А уж его родня — и подавно. Их можно выписать в судебном порядке, даже если чудом им удастся прописаться.
Катя сделала паузу, дав ей это осознать.
— Теперь о тактике. Они будут давить. На чувство вины, на «мы же родня», на твою любовь к Максиму. Твоя задача — не поддаваться. Все общение нужно перевести в письменную форму. СМС, мессенджеры, электронная почта. Устные разговоры, особенно со свекровью, старайся записывать на диктофон. В твоем телефоне такая функция есть. Это законно, если ты участник разговора.
— Записывать? — переспросила Алиса. — Это же как-то…
— Подло? — Катя устало улыбнулась. — А требовать у невестки ее единственное жилье — это по-твоему рыцарски? Нет, дорогая. Это война. А на войне нужны доказательства. Если дойдет до суда, эти записи станут твоим главным оружием.
Она посмотрела на Алису прямо, ее взгляд стал жестким.
— И последнее, самое важное. Ничего не подписывай. Ни единой бумажки. Ни договоров, ни согласий, ни расписок. Ни под каким предлогом. «Давай просто оформим временную аренду для порядка», «подпиши тут, это просто для паспортного стола» — все это ловушки. Твое «нет» должно быть железным.
Алиса сидела, обхватив локти. Знания, которые она получала, были подобны доспехам. Тяжелым, неудобным, но надежным. Она чувствовала, как страх отступает, уступая место странному, холодному спокойствию.
— Я поняла, — сказала она твердо. — Спасибо, Кать.
— Не за что. Я всегда на связи. Если что-то случится — звони сразу.
Алиса вышла из офиса, и город встретил ее уже не враждебной серостью, а ясным, пусть и холодным, зимним солнцем. Она чувствовала себя иначе. Не жертвой, а человеком, вооруженным до зубов. У нее был план. И была правда на ее стороне.
Она достала телефон, чтобы написать Кате, что добралась, и на экране всплыло новое сообщение. От Людмилы Степановны.
«Завтра приедем с документами на продажу нашей квартиры, обсудим условия переезда. Приготовь ужин.»
Алиса не стала стирать сообщение. Она медленно, точно ставя точку, сделала скриншот и отправила его Кате. Война была объявлена. И она была готова дать первый бой.
Весь следующий день прошел в нервном, звенящем ожидании. Алиса не пошла на работу, отпросилась под предлогом болезни. Она провела уборку, выметая из квартиры каждую крошку, оставленную непрошеными гостями, сметая с поверхностей самую память о том вечере. Каждое движение было осознанным, почти ритуальным — она очищала свое пространство, готовя его к битве.
Максим с утра ушел, хлопнув дверью. Они не разговаривали. Этого требовала ее гордость, а его — упрямство и, как ей казалось, обида на ее «непонимание».
Перед самым приходом «делегации» Алиса выполнила последний пункт подготовки. Она достала свой смартфон, открыла приложение для диктофона, проверила уровень чувствительности микрофона и аккуратно разместила устройство экраном вниз на книжной полке рядом с диваном. Сердце колотилось где-то в горле, но руки были сухими и холодными. Она была готова.
Ровно в семь вечера раздался властный, продолжительный звонок. Алиса медленно подошла к двери, сделала глубокий вдох и открыла.
На пороге, как и ожидалось, стояла Людмила Степановна, напоминающая фрегат под всеми парусами. За ней — Светлана с мужем, и, конечно, Максим, который смотрел куда-то поверх ее головы.
— Ну, встречай, стоишь как столб! — с порога бросила свекровь, проходя внутрь.
Они проследовали в гостиную, не снимая верхней одежды, демонстративно осматриваясь. Людмила Степановна деловито устроилась в том же кресле, что и в прошлый раз, положив на колени увесистую папку.
— Что, одумалась? — начала она, не теряя времени на предисловия. — Готова к конструктивному разговору?
Алиса осталась стоять посреди комнаты. Она не предлагала сесть, не предлагала чай. Ее спокойная, отстраненная поза явно сбивала их с толку.
— Я всегда готова к разговору, — ровно ответила Алиса. — Но только к тому, где учитывают мое мнение.
— Какое еще мнение? — фыркнула Светлана. — Все уже решили.
— Решили без меня. Меня это не устраивает.
Людмила Степановна нетерпеливо хлопнула ладонью по папке.
— Хватит этих детских капризов! Мы приехали по делу. Вот документы на нашу квартиру. — Она вытащила стопку бумаг. — Сделку оформляем через неделю. Деньги поступят на счет. Тебе нужно будет только подписать заявление о согласии на нашу временную регистрацию здесь. Это чистая формальность, для паспортного стола.
Алиса почувствовала, как по спине пробегает холодок. Все именно так, как предупреждала Катя. «Чистая формальность».
— На каком основании я должна это подписывать? — тихо, но четко спросила Алиса.
В комнате наступила мертвая тишина. Даже дети, уткнувшиеся в планшет, на секунду отвлеклись.
— Как «на каком»? — не поняла Людмила Степановна. — Мы же договорились! Вы с Максом поживете в съемной, а мы тут.
— Мы ни о чем не договаривались. Вы мне озвучили свой план. Я его отвергла.
Максим, до этого молчавший, сделал шаг вперед. Его лицо побагровело.
— Алиса, прекрати позорить меня! Сколько можно? Подпиши и все! Мама все для нас делает!
— Для «нас»? Или для себя? — Алиса посмотрела на него, и в ее взгляде он, наконец, увидел не боль, а холодное презрение. — Вы продаете свою квартиру в другом городе, чтобы купить здесь, не спрашивая меня, готов ли я лишиться своего дома. Вы планируете мою жизнь, как будто я кукла. Нет.
Людмила Степановна резко встала. Ее лицо исказила гримаса гнева.
— Так, слушай сюда, девочка! Ты в нашей семье, и будешь жить по нашим правилам! Ты что, жадная? Жадина? Мы тебе шикарную свадьбу предлагаем, квартиру новую, а ты за старые стены цепляешься! Мы же не чужие люди!
— Именно что не чужие! — голос Алисы впервые зазвенел, набирая силу. — А ведете себя хуже чужих! Родные не выкидывают родных на улицу! Не требуют делиться тем, что им не принадлежит!
— Какая улица? Какие требования? — взвизгнула Светлана. — Мы тебе предлагаем цивилизованный вариант!
— Цивилизованный? — Алиса рассмеялась, и смех этот был горьким и колким. — Прийти в чужой дом и диктовать условия — это по-вашему цивилизованно? Угрожать и оскорблять?
— Да кто ты такая, чтобы так со мной разговаривать? — Людмила Степановна подошла к ней вплотную, сверкая глазами. — Безродная выскочка! Мой сын тебе честь оказал, а ты…
— Мама, хватит! — попытался вставить Максим, но было поздно.
Алиса выпрямилась во весь рост. Она смотрала на эту разъяренную женщину, на ее дочь, на молчаливого зятя и на своего жениха, который так и не нашел в себе сил защитить ее.
— Я хозяйка в этом доме. И я заявляю официально: никаких прописков, никаких переездов, никаких обсуждений не будет. Это мое окончательное решение.
— А мое окончательное решение — что свадьбы не будет! — рявкнула Людмила Степановна, поворачиваясь к сыну. — Максим! Ты что молчишь? Выбирай! Или она, или твоя семья!
Все замерли, уставившись на Максима. Он метался взглядом между матерью и Алисой, лицо его дергалось. И в его глазах Алиса увидела не борьбу, не мучительный выбор, а лишь злобную досаду на нее, на сорвавшуюся сделку.
— Мама права, — сипло выдавил он. — Ты нас в грязь втоптала. Ты опозорила меня.
Этих слов было достаточно. Они стали тем последним ключом, который навсегда закрыл для нее дверь в их общее прошлое.
Алиса медленно подошла к прихожей и открыла входную дверь настежь. Холодный воздух с лестничной площадки ворвался в квартиру.
— Выйди, — сказала она, глядя прямо на Максима. Ее голос был тихим, но абсолютно стальным. — Выйди за дверь. Со своими вещами. И никогда сюда не возвращайся.
Он смотрел на нее с немым потрясением, не веря, что это та самая тихая, покладистая Алиса.
— Ты… ты этого хочешь? — пробормотал он.
— Это уже не имеет значения. Это необходимо. Уходи.
Он постоял еще мгновение, затем, не глядя на мать, повалил в спальню, откуда через минуту вышел с наскоро собранным спортивным рюкзаком. Он прошел к выходу, и на пороге обернулся.
— Ты пожалеешь.
— Я уже пожалела, — тихо ответила Алиса. — О том, что вообще тебя пустила в свою жизнь.
И она закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал на этот раз не как выстрел, а как финальный аккорд. Снаружи послышались возмущенные крики, но они больше не могли ее ранить. Она была свободна.
Хлопок тяжелой железной двери отрезал Максима от мира Алисы навсегда. Он замер на лестничной площадке, в полной тишине, слыша лишь бешеный стук собственного сердца. В ушах стоял оглушительный звон, сквозь который пробивался эхо ее слов: «И никогда сюда не возвращайся».
Он не помнил, как спустился по лестнице и вышел на улицу. Колючий зимний воздух обжег легкие. За спиной у него был лишь рюкзак, набитый тем, что он успел схватить впопыхах. Одежда, ноутбук, зарядка. Вся его жизнь, уместившаяся в тридцать литров.
Из подъезда высыпала его семья. Людмила Степановна была пунцовой от ярости.
— Ну и прекрасно! Сама видела, какая она жадина! Безродная дрянь! Ты думаешь, она одна такая на свете? Найдем тебе другую, послушную и из хорошей семьи!
Светлана тут же достала телефон.
— Мам, не кипятись. Я уже пишу Кате из Балашихи, помнишь, я тебе про ее дочь рассказывала? У них там свой бизнес, квартира в центре…
Максим молча слушал этот поток слов. Они уже строили планы, как будто Алисы и не существовало. Как будто не было двух лет совместной жизни, планов на детей, смеха на ее кухне и тихих вечеров. Ее стерли, как описку.
Он сел в машину к отцу Светланы, и всю дорогу до их дома женщины наперебой обсуждали, «как правильно» нужно было давить на Алису, и какую невесту они теперь ему подыщут. Максим уткнулся лбом в холодное стекло и закрыл глаза.
Ночь в гостевой комнате у сестры стала для него адом. Он ворочался на чужом диване, впитывая запах чужих духов, и в голове у него проигрывался один и тот же фильм. Последний вечер. Его слова: «Надо делиться». Ее глаза, в которых погас последний огонек. И тот страшный, ледяной взгляд, когда она сказала «уходи».
Утром, едва открыв глаза, он схватился за телефон. Ни одного сообщения. Ни одного пропущенного звонка. Тишина была оглушительной. Он написал Алисе: «Прости. Я был не прав. Давай поговорим».
Сообщение не доставлялось. Она заблокировала его номер.
Тогда он написал в мессенджере. Серенькая галочка — сообщение не прочитано. Через час он увидел, что его аккаунт удален из контактов.
Паника, острая и животная, сжала ему горло. Он попытался позвонить с номера сестры. Алиса сбросила вызов после первого же гудка.
В этот момент в комнату без стука вошла Людмила Степановна.
— Что, звонишь своей нищебродке? — ее голос звенел, как натянутая струна. — Опозорил нас перед всеми родственниками! Я уже всем рассказала, какая она жадина! Теперь ты должен исправить ситуацию. Мы сегодня же едем смотреть ту девушку из Балашихи.
— Отстань от меня, мама! — впервые в жизни рявкнул на нее Максим.
— Как ты разговариваешь? Из-за какой-то… Мы же для тебя все делаем! Она тебя на пару с этой конторкой своей развести хотела!
— Какой конторкой? — Максим нахмурился.
— А эта ее подруга-адвокатша! Они же все заранее продумали! Хотели с тебя денег содрать при разводе! Я сразу все поняла!
В голове у Максима что-то щелкнуло. Он вспомнил, как Алиса ушла тогда в спальню звонить. И как потом изменилась. Стала увереннее. Тверже. «Они все продумали…» — эта мысль, ядовитая и удобная, стала его единственным спасением от чувства вины. Да, она его подставила! Она и ее хитрая подруга! Так гораздо легче было дышать.
Он провел весь день в странном оцепенении, отказываясь от поездки «на смотрины» и отказываясь есть. Вечером ему позвонил отец, обычно молчаливый и не вмешивающийся в дела жены.
— Сын, ты там не раскисай. Баб на свете много. Вот только с жильем теперь проблема. Мы свою квартиру уже по сути продали, покупатель нашелся. А тут твоя с этим своим гнездышком… На аренду сейчас денег лишних нет, все на новую уйдет. Так что думай, как выкручиваться.
Голос отца был усталым и отстраненным. И в его словах не было ни капли поддержки. Был лишь холодный расчет. Проблема с жильем. Оказалось, что планы его матери строились не только на давлении, но и на отчаянной ситуации. Они сами оставались без крыши над головой.
На следующее утро Максим поехал к Алисе. Он купил огромный, нелепый букет роз. Он не знал, что скажет, но надеялся, что вид цветов, ее любимых, растопит лед. Он все еще верил в силу своих чар, в то, что она не сможет ему долго сопротивляться.
Он подошел к подъезду и замер. Из подъезда вышла Алиса. В руках она несла картонную коробку. Увидев его, она не удивилась, не испугалась, не обрадовалась. Ее лицо осталось абсолютно спокойным, как поверхность озера в безветренный день.
— Я принес тебе… — начал он, протягивая цветы.
— Забери свои вещи, — перебила она его, поставив коробку на асфальт у его ног. — Все, что осталось. Проверь.
Он заглянул внутрь. Старая футболка, которую он забыл, зарядка от телефона, пара книг. Ничего ценного. Ничего, что связывало бы их.
— Алиса, давай поговорим. Я все понял. Они были не правы. Я был не прав.
— Что именно ты понял, Максим? — ее голос был тихим и усталым. — Что потерял теплое место? Что твои родители теперь без жилья? Или ты наконец понял, что нельзя приходить в чужой дом и командовать там?
Он смотрел на нее и видел совершенно другого человека. Не ту мягкую, нежную девушку, которую он знал. Перед ним стояла женщина с железным стержнем внутри. И он понял, что проиграл. Проиграл навсегда. Не ее — ее любовь, ее доверие, ее веру в него.
— Я… я люблю тебя, — выдавил он, понимая, что эти слова теперь ничего не значат.
Алиса медленно покачала головой. В ее глазах не было ни злобы, ни торжества. Лишь легкая грусть и бесконечная усталость.
— Нет, Максим. Ты любил себя в моем отражении. И удобства, которые я предоставляла. Настоящей меня ты не видел. И сейчас тоже не видишь.
Она развернулась и пошла к подъезду, не оглядываясь.
— Подожди! — крикнул он ей вслед. — А что было бы, если бы я тогда тебя поддержал?
Алиса остановилась на секунду, но не обернулась.
— Слишком поздно об этом думать, — тихо сказала она и скрылась за дверью.
Максим остался стоять на улице с коробкой хлама и букетом ненужных роз. Холодный ветер трепал лепестки, разбрасывая их по грязному снегу. Он все потерял. И самое страшное было то, что он прекрасно понимал — виноват в этом был только он сам.
Прошел год. Ровно год с того дня, когда Алиса выставила за дверь Максима и его семью. Год, который стал для нее настоящим путешествием из тьмы к свету.
Сейчас она сидела в уютном кафе в самом центре города, за столиком у огромного панорамного окна. За окном кипела жизнь, светило осеннее солнце, окрашивая золотом листья на деревьях. В руках она держала чашку с ароматным капучино, а перед ней лежал раскрытый ноутбук.
Напротив, с таким же кофе, сидела Катя. Ее подруга, адвокат и ангел-хранитель.
— Ну что, начальник, как ощущения? — с улыбкой спросила Катя, nodding в сторону ноутбука.
Алиса улыбнулась в ответ. Легкая, спокойная улыбка, которой раньше никогда не было на ее лице.
— Ощущения — как будто заново родилась. Первая зарплата на новой должности… Ты даже не представляешь.
— Еще бы представляю. Это твоя заслуга. Ты не сломалась. Ты воспользовалась ситуацией и выстрелила.
Да, она выстрелила. После того как весь тот кошмар остался позади, Алиса обнаружила в себе невероятные силы. Она не стала заливать раны алкоголем или жалеть себя. Вместо этого она записалась на курсы повышения квалификации, забросала резюме во все крупные компании и спустя три месяца ушла с прежней работы, получив предложение о которой раньше и мечтать не смела. Ее новая должность senior-менеджера и зарплата были в полтора раза выше прежней.
Она съездила в путешествие. Одна. В Прагу. Она гуляла по старым улочкам, сидела в маленьких кафе, дышала свободой и сама принимала решения — куда пойти, что посмотреть, когда вставать и когда ложиться. Это было восхитительно.
Ее квартира преобразилась. Она сделала небольшой, но очень душевный ремонт — переклеила обои, которые выбирала сама, купила новый диван, подарила подругам старый сервиз и приобрела современный, простой и удобный. Теперь в ее доме все было ее. И ничто не напоминало о прошлом.
— Знаешь, самое удивительное? — задумчиво сказала Алиса, отодвигая ноутбук. — Я не чувствую ни злости, ни обиды. Пустота. Просто… пустота на том месте, где раньше была боль. И благодарность. Благодарность ему за то, что он так круто развернул мою жизнь. Если бы не его предательство, я бы до сих пор жила в иллюзиях, думая, что это и есть счастье.
В этот момент ее телефон мягко вибрировал, сигнализируя о новом сообщении. Алиса взглянула на экран и замерла. Сообщение было от Людмилы Степановны.
«Алиса, здравствуй. Прости за беспокойство. У нас тут дела пошли не очень, с покупкой новой квартиры не сложилось, деньги ушли на другие нужды. Аренда очень дорогая. Может, все же помиримся? Максим очень по тебе скучает. Он все понял. Давай встретимся, обсудим все по-человечески?»
Алиса перечитала сообщение. И снова. Катя, видя ее выражение лица, насторожилась.
— Что случилось? От кого?
— От бывшей свекрови. Предлагает помириться. Говорит, дела у них не очень, аренда дорогая, а Максим все понял.
Катя фыркнула.
— Ничего удивительного. Классика. Когда прижало, сразу «все поняли». И что будешь делать?
Алиса не стала ничего отвечать. Она не стала строчить гневные оправдания или, наоборот, соглашаться на встречу. Она просто выбрала опцию «удалить сообщение». А затем открыла настройки и заблокировала номер.
Она посмотрела на Катю, и на ее лице снова появилась та самая, новая, спокойная улыбка.
— Я ничего не буду делать. Мое молчание — это и есть самый красноречивый ответ.
Они допили кофе, поговорили о новых проектах, посмеялись над историями из жизни Катиных клиентов. Когда они вышли из кафе, уже вечерело. Город зажигал огни, и в этом освещении он казался полным тайн и возможностей.
Алиса шла по улице одна, закутавшись в теплое пальто. Она шла к себе домой. В свою квартиру. В свою жизнь. Туда, где ее ждал теплый плед, интересная книга и тишина, которую не нарушали бы чужие, наглые голоса.
Она остановилась у своего подъезда, подняла голову и посмотрела на окна своей квартиры. Они светились ровным, желтым, уютным светом. Ее свет.
Иногда самое дорогое, что ты можешь приобрести, — это вовремя все потерять. И обрести себя.
