— Лена, я тут всё обдумал. Нормальная жена должна жить по правилам, — сказал он и положил на стол сложенный листок.
Листок он прижал солонкой, будто боялся, что его унесёт сквозняком.
Окно было приоткрыто, с улицы тянуло влажным весенним воздухом.
На плите остывала кастрюля с супом, который Лена только что выключила, но не успела убрать.
В раковине стояла одна тарелка — его, своя ещё ждала, пока она сядет.
— Какие ещё правила? — Лена вытерла руки о полотенце, но листок не взяла.
— Я, по-твоему, до этого как жила, по инструкции по эксплуатации жены не жила, да?
Он чуть поморщился.
Не обиделся, а именно напрягся.
Щёки розовые, как будто с мороза, хотя он уже полчаса дома, рубашка домашняя в тонкую полоску, застёгнута до горла, ремень не снял, сидит прямо, словно на планёрке.
— Я серьёзно, Лена, — сказал он, глядя на листок, не на неё.
— Надо какой-то порядок навести.
— Я тут много читал, всё понятно написано: что такое нормальная семья, какие обязанности у мужа, какие у жены.
Она усмехнулась — внутри, не наружу.
— И какие у жены, — отозвалась она.
— Покажи уже своё произведение.
Она села напротив, ладонью стянула крошки к краю стола, чтобы не шуршали под бумагой, и только потом взяла листок.
Почерк знакомый, рабочий, чуть наклонённый, без завитков, вверху аккуратно выведено: «8 правил для жены».
— Читай, — Павел подался вперёд.
— Тут всё по-простому, без философии.
Она читала молча.
«1. Жена должна носить юбки и платья, выглядеть женственно дома и на улице».
«2. Жена должна готовить свежую еду каждый день и встречать мужа с работы».
«3. Жена не спорит с мужем при нём и при людях, признаёт его главой семьи».
«4. Жена следит за домом, чтобы был уют, чистота и порядок».
«5. Жена бережно относится к деньгам мужа, не тратит без спроса».
«6. Жена развивает свою женственность, занимается женской энергетикой, слушает лекции, чтобы быть вдохновением для мужа».
«7. Жена не унижает мужа, не критикует, не смеётся над ним».
«8. Жена слушается мужа и принимает его решения».
К концу списка у Лены внутри стоял не смех, а сухой ком.
В голове один за другим всплывали кадры: как она одна ехала ночью из дежурной аптеки для его матери, пока он уже спал перед телевизором, как сидела с температурой в очереди к врачу с ребёнком, потому что его «не отпускают с работы».
— Ну, — не выдержал Павел.
— Что скажешь?
Она подняла глаза.
— А где правила для мужа, — спокойно спросила она.
— Или у тебя отдельный список?
Он вздохнул, как будто устал от глупого вопроса.
— Елена, я решил начать с тебя.
— Мужчина и так понимает, что должен, а вот женщине надо обозначить.
— Понятно, — кивнула она.
— То есть двадцать пять лет я без обозначений прожила, а теперь меня надо подправить.
Внутри дёрнулось, но наружу она это не выпустила.
Пятнадцать лет ипотеки, две беременности, бесконечные очереди, работа в отделении, где с утра до вечера слушаешь чужие жалобы о пенсии, — всё это, выходит, было «не по правилам».
— Не начинай, — поморщился он.
— Я же по-доброму, для нас обоих.
— Хочешь, чтобы у нас всё по-людски было?
«По-людски» прозвучало так, будто до сегодняшнего дня они жили где-то в подвале.
Лена молча сложила листок пополам, ровно по линии, потом ещё раз и положила рядом с собой.
— Хорошо, — сказала тихо.
— Давай попробуем по твоим правилам.
— То есть ты согласна? — он даже растерялся.
Готовился к спору, к её привычному «Павлик, ты с ума сошёл», а тут — тишина и согласие.
— Согласна, — повторила она.
— Ты же глава семьи, ты решил, я послушаюсь, у тебя это восьмой пункт.
Она встала, сняла кастрюлю с плиты, поставила на подставку.
— Давай, ешь пока горячее, к правилам ещё вернёмся.
Он ел с явным удовлетворением, даже спину выпрямил, словно вырос.
Лена мыла посуду и чувствовала, как внутри поднимается не крик, а холодное внимание, будто в голове щёлкнул выключатель: «Ладно, играем».
Ночью она долго не могла уснуть.
Павел уже сопел рядом, отдуваясь, как всегда после позднего сериала.
Она лежала на спине, смотрела в потолок, а листок с правилами лежал в тумбочке, сложенный вчетверо, будто светился там маленькой лампочкой.
«Юбки и платья. Не спорить. Женская энергия. Слушаться».
За последние несколько лет Павел поменялся.
Не резко, а по чуть-чуть.
Стал больше ворчать на новости, чаще ругать «молодёжь, которая не уважает», больше говорить про «настоящую семью».
Пару недель назад он вдруг начал пересказывать ей статьи из интернета про «традиционные роли», про то, что мужчина — опора, а женщина — вдохновение, и в его пересказе всё звучало грубее, чем, скорее всего, было написано.
— Лена, — говорил он тогда на кухне, — вот почитаешь умных людей и понимаешь, что мы неправильно живём.
— Ты всё на себе тащишь, я вечно на работе, дома бардак, надо как-то выстроить.
— Выстраивай, Паша, — ответила она.
— Я тебе мешаю?
— Ну как тебе объяснить… — он тогда ушёл от темы.
Теперь вот объяснил — на бумаге.
Лена повернулась на бок, подтянула колени.
В голове, как вспышки, мелькали эпизоды: как она с животом стоит в очереди в консультации, а он помогает приятелю перевозить шкаф, как в банке она пересчитывает копейки перед ипотекой, а он говорит: «Да не переживай, прорвёмся, главное — не ныть», как он возвращается с работы, бросает штаны на стул и произносит: «Я устал, я же мужчина».
А теперь — «жена должна носить юбки».
Она поймала себя на том, что в темноте улыбается, улыбка получилась жёсткой.
«Хорошо, Павел Сергеевич, будут тебе юбки.
И женская энергия будет, такую получишь, что сам испугаешься», — подумала она.
Утром она проснулась раньше него.
Тихо выбралась из-под одеяла, чтобы не разбудить, включила свет в коридоре, открыла шкаф.
На вешалках нашарила свои старые длинные юбки — две штуки, оставшиеся с тех времён, когда ей нравилось всё развевающееся.
Одна с мелким цветочком, другая тёмно-синяя, Лена выбрала синюю, надела и посмотрела на себя в зеркале в прихожей.
Выглядела она не смешно, а просто непривычно и чуть строже, чем в привычных брюках.
За завтраком Павел взглянул на неё, одобрительно кивнул.
— Вот, другое дело, — сказал.
— Прямо по-женски.
— Это я пока из старого, — ответила Лена.
— Ничего, исправимся.
— В смысле «исправимся»? — насторожился он.
— Да я подумаю, как соответствовать твоему первому пункту, по-настоящему, — спокойно сказала она.
Он не придал значения, пожал плечами и стал доедать.
Когда он ушёл, хлопнув дверью так, как хлопал всегда, Лена вернулась на кухню, убрала кружку в мойку, вытерла стол, затем достала телефон и села у окна.
Она никогда не гналась за модой.
Покупала вещи по необходимости: чтобы не мялось, чтобы в отделе не выглядело вызывающе, чтобы самой не мерзнуть.
Сейчас она искала другое.
Она открыла поиск и набрала: «длинные пышные юбки».
Экран сразу запестрел — яркие, с крупным цветочным рисунком, с оборками, с несколькими слоями.
Такие надевают артистки на сцену или женщины на праздниках.
Лена листала и чувствовала, как внутри шевелится озорство.
Она положила рядом на стол его листок, кончиком пальца тронула строку «носить юбки и платья».
— Ладно, Паша, будет тебе красота, — тихо сказала она.
Она выбирала основательно.
Одна юбка — чёрная, с крупными жёлтыми цветами, другая — с красными и зелёными кругами, третья — с блёстками по подолу, ещё одна — почти до пола, с тремя слоями ткани, явная мука для автобуса, пара — с такими поясами, что и сама не сразу поймёт, как их завязывать.
Через час в корзине лежало десять юбок.
Система выдала сумму.
Тридцать с небольшим, она прикинула в уме — около тридцати пяти тысяч.
Сумма ощутимая, но не заоблачная.
От этого даже стало как-то вкуснее.
Она перевела взгляд на пятую строку: «Жена бережно относится к деньгам мужа, не тратит без спроса».
«Интересно, что для него важнее — деньги или картинка с женственностью?» — подумала она.
— Это не трата, это вложение, — произнесла вслух, нажимая кнопку подтверждения.
— В мою женскую энергию, о которой ты мечтал.
Подтверждение пришло сразу, Лена убрала телефон, сложила листок обратно и сунула в сумку, чтобы взять с собой на работу.
В отделении её встретили, как всегда.
На входе кивнула вахтёрша, в коридоре мигнула холодная лампа, за дверями уже гудели голоса — кто-то объяснял очередному посетителю, почему пенсия оказалась меньше, чем тот ждал.
— О, наша красавица в юбке, — свистнула Галина из соседнего кабинета, увидев Лену.
— Муж, что ли, опять ревновать начал?
— Это я решила стать настоящей женщиной, — спокойно ответила Лена, снимая пальто.
— А ты до этого кем была, техником по ремонту кастрюль? — усмехнулась Галина.
Они хихикнули, но Лена смех не поддержала, только улыбнулась краем губ.
Внутри у неё уже был свой план.
В обед отдел немного выдохнул, Лена достала из сумки листок, развернула на столе, взяла ручку.
На обороте уже было несколько её пометок, возле шестого пункта — вопросительный знак, возле первого — слово «ярко».
— Ты чего там штудируешь? — заглянула Галина с пластиковой ложкой.
— Да вот, супруг просвещённый попался, — без улыбки сказала Лена.
— Написал мне восемь правил для жены.
Галина так громко расхохоталась, что из соседнего кабинета высунулась заведующая, посмотрела строго и снова закрыла дверь.
— Дай взглянуть, — прошептала Галина.
— Я мужу распечатаю, пусть образуется.
— Сначала проверю на себе, — серьёзно ответила Лена.
— Если система живучая, поделюсь.
Галина ещё фыркала, уходя, а Лена уже думала о вечере.
Вечером она действительно встретила его «по правилам».
Открыла дверь сама, в той же синей юбке, волосы собраны в аккуратный пучок.
На плите грелась запеканка, на столе стоял салат, из духовки тянуло тёплым запахом.
— О, вот это я понимаю, — одобрительно сказал Павел, разуваясь.
— Прямо домой приятно заходить.
— Пункт второй, — напомнила она.
— Свежая еда, уют, жена дома.
— Молодец, — он похлопал её по плечу, как школьницу.
Она молча подала ужин, спросила, как день, кто на складе что напутал, выслушала привычные жалобы на молодого кладовщика, который «всё перепутает, если над ним не стоять».
Когда он доел и отодвинул тарелку, Лена положила перед ним развернутый листок.
— Я тут подумала, — сказала она.
— К твоим правилам надо серьёзно подходить, чтобы не подвести.
— Вот и правильно, — кивнул он.
— А то у нас всё как-то… попусту.
— Поэтому хочу уточнить некоторые моменты, — она взяла ручку.
— Ты же глава, я должна понимать, как правильно.
Он посмотрел настороженно.
— Какие ещё моменты?
— Ну, например, — Лена коснулась первого пункта, — про юбки.
— Ты имел в виду длину до колена, до пола, с разрезами, без разрезов, мне нужно понимать.
— Да какая разница, Лена, — он раздражённо махнул рукой.
— Главное — не эти твои штаны.
— Разница есть, — не отставала она.
— Вот я завтра пойду на работу, мне надеть до пола или чуть ниже колена, как для нормальной жены правильно?
Он почесал затылок.
— Ну… до колена.
— Чтобы прилично.
— Записываю, — сказала Лена и аккуратно дописала на полях: «до колена».
— Теперь пункт про спорить.
Она прочитала вслух его формулировку про «жена не спорит при муже и при людях».
— Это значит, если я с чем-то не согласна, мне вообще молчать или можно тихо спрашивать?
— Лена… — он устало выдохнул.
— Ну ты же понимаешь, не надо вот это твою буквоедство.
— Не понимаю, — спокойно ответила она.
— Хочу понять, ты мне написал правила, я хочу их выполнять.
Он почувствовал, что что-то идёт не так, но пока не мог понять.
— Ты не цепляйся к словам, — буркнул.
— Просто поменьше спорь.
— Хорошо, — кивнула.
— Буду не спорить, но тогда ты не требуй того, чего сюда не написал.
Он замолчал, ему вдруг стало неуютно от собственного аккуратного почерка.
— Ладно, — бросил он.
— Остальное потом.
Он ушёл в комнату, включать телевизор.
Лена осталась на кухне.
Листок лежал на столе рядом с пустой тарелкой, она провела пальцем по строке «слушается мужа и принимает его решения».
«Хорошо, — подумала она. — Будем слушаться и выполнять, по полной программе».
Она выключила свет на кухне, словно закрыла сцену.
Посылка пришла через три дня, утром, когда Лена уже обулась и собиралась выходить.
Телефон завибрировал в кармане куртки.
— Алло, — она ответила, прижимая его к уху.
— Вам большой заказ, я у подъезда, — сказал мужской голос.
— Сейчас спущусь, подъезд третий, домофон работает, — сказала она в телефон и отключилась.
Павел уже стоял в прихожей с сумкой через плечо.
— Что опять заказала? — хмыкнул он.
— Ты же говорила, после работы в магазин зайдёшь.
— Это всё к первому пункту, — спокойно ответила Лена.
— Про женственность, ты сам хотел.
— Там что, целый мешок женственности? — он кивнул на дверь.
— Почти, — сказала она.
— Иди, а то опоздаешь, вечером всё увидишь.
Курьер поднялся быстро, протянул большую коробку, перевязанную лентой.
Лена расписалась, затащила коробку в квартиру, поставила посреди коридора.
Время поджимало, но ей хотелось хотя бы заглянуть внутрь.
Она ножницами вскрыла верх, отогнула картон.
Изнутри выполз цветной текстильный хаос — слои ткани, блёстки, цветы, круги, полосы.
Лена вытаскивала юбки одну за другой, развешивала на стульях в комнате.
Комната стала похожа на закулисье дома культуры перед концертом.
Она выбрала одну — чёрную, с яркими красными и жёлтыми цветами, почти до пола.
Натянула её поверх домашней футболки, встала перед зеркалом.
— Ну здравствуй, цыганка Соловьёва, — сказала она отражению.
Выглядела она неожиданно моложе и чуть безумнее.
«Пусть сначала привыкнет к виду, — подумала она. — А к сумме потом».
На работу она всё-таки поехала в старой синей юбке, не в цветах.
Пусть пик начинается вечером.
Павел, как обычно, вернулся под вечер, тяжело чиркнув ключом по замку.
— Я дома, — крикнул он с порога.
Из комнаты вышла Лена.
В юбке с цветами до пола, в широкой светлой блузе, которую она выудила из глубины шкафа.
Волосы распущены, на шее длинные бусы, подаренные подругой лет десять назад.
Он застыл, держа в руках пакет с хлебом.
— Лена… Это что? — спросил он осторожно, будто видел незнакомую.
— Юбка, — просто сказала она.
— Ты же просил юбки и платья, женственно, я стараюсь.
Он оглядел её сверху донизу.
— Ну… слишком как-то.
— Как? — она приподняла брови.
— Да ярко, — выдавил он.
— Значит, красивенько, — решила за него Лена.
— Развелась с брюками, теперь буду как женщина.
Она прошла мимо, подол юбки задел его колени, шурша тканью.
— Осторожнее, — недовольно буркнул он.
— Тут же всё снесёшь.
— Привыкнешь, — сказала она.
— Это только начало.
За ужином он пару раз с недоверием посматривал на её юбку, как на живое существо.
— Лен, а ты серьёзно так ходить собираешься? — в конце не выдержал он.
— Конечно, — спокойно сказала она.
— У меня ещё девять таких.
— Девять? — он едва не поперхнулся.
— Десять всего, — уточнила Лена.
— Но одну сегодня не успела примерить.
— И сколько это стоило? — голос стал ровным, губы сжались.
— Около тридцати пяти, — без паузы ответила она.
— Тридцати пяти чего?
— Тысяч, конечно, не копеек же, — спокойно сказала Лена.
У него на лице промелькнула арифметика: сколько это в половину его зарплаты, сколько можно было купить на эти деньги.
— Лена, — он положил вилку, — ты в своём уме?
Она не повысила голос.
— Паш, ты написал, что жена должна носить юбки и платья и выглядеть женственно.
— Я выполняю.
— Это вложение в ту самую женскую энергию, о которой ты мечтал.
Он замолчал.
Спорить прямо означало бы сказать вслух: «Мне жалко на тебя денег».
— Но тридцать пять тысяч… — только выдохнул он.
— У нас есть отложенные, — напомнила она.
— Не на машину же потратила, а на себя, для нас дома.
— Ты сам говорил: мужу приятно, когда жена красивая.
Он откинулся на спинку стула.
— Ладно, — сказал наконец.
— Только без фанатизма.
— Как скажешь, — кивнула Лена.
— Ты же глава.
Через пару дней она включила следующий уровень.
— Паша, подойди, пожалуйста, — позвала она вечером.
Он появился в дверях кухни с телефоном в руке.
— Чего?
На столе лежала разделочная доска, на ней — луковица, рядом нож.
— Скажи, как правильно резать лук для жарки, — серьёзно попросила Лена.
— Кубиками или полукольцами?
Он уставился на неё.
— Ты издеваешься?
— Нет, — честно сказала она.
— Ты же написал, что жена должна готовить каждый день и встречать мужа с работы.
— Я хочу всё делать правильно, по-твоему.
— Лена, ты всю жизнь сама резала, — раздражённо сказал он.
— Что за детский сад?
— Я теперь твоих правил придерживаюсь, — мягко напомнила она.
— Не спорю, слушаюсь мужа.
— Скажи, как надо, и я так сделаю.
Он провёл ладонью по лицу.
— Мне всё равно, — буркнул.
— Режь как знаешь.
— То есть я могу не уточнять? — переспросила Лена.
— Можешь, — уже с раздражением ответил он.
— Хорошо, — кивнула она.
— Тогда ты потом не ругайся, если что-то будет «не так».
— У тебя ведь про уточнения ничего не написано.
Он развернулся к выходу, но она его снова остановила.
— И ещё, — сказала Лена.
— Завтра на работу какую юбку лучше надеть, с цветами или с кругами?
— Лена… — он уже откровенно устал.
— Я серьёзно, — она смотрела ровно.
— Ты же хотел, чтобы я соответствовала.
— Я не хочу ошибиться.
Он посмотрел в сторону комнаты, где на спинке стула висела самая пышная юбка.
— Надень ту, что попроще, — сказал.
— Не вот это вот.
— Запомнила, — кивнула Лена.
— Завтра буду попроще.
Так продолжалась вся неделя.
Она спрашивала, как сложить полотенца — вдоль или поперёк, сколько минут варить макароны, можно ли купить новую прихватку без его разрешения.
Он то отмахивался, то злился, но его же формулировки держали его за язык.
В субботу он не выдержал.
— Лена, ты из меня посмешище делаешь, что ли? — спросил, когда она пришла в комнату с двумя наволочками.
— Ни в коем случае, — ответила она ровно.
— Я просто не спорю с мужем и слушаюсь, как ты написал.
Он посмотрел на её лицо.
Там не было улыбки.
— Делай, как считаешь нужным, — махнул он рукой.
— Ты не ребёнок, чтобы меня о каждом пустяке спрашивать.
— Но я жена, — тихо напомнила Лена.
— А жена должна слушаться.
Он ничего не ответил, ушёл на кухню.
Там шумно налил себе напиток, будто громким звуком мог заглушить внутренний дискомфорт.
Следующим шагом стала «энергия».
В воскресенье Лена вернулась из центра с маленьким пакетом.
Из него она достала три простые свечи и колоду карт с непонятными картинками.
К вечеру свечи стояли на подоконнике, а Лена сидела за столом в яркой юбке, листала буклет, проводя пальцем по строкам.
Павел вошёл и остановился в дверях.
— Ты что, гадаешь теперь? — настороженно спросил он.
— Я занимаюсь, — поправила она.
— Развиваю женственность.
— Ещё чего, — выдохнул он.
— Помнишь свой шестой пункт? — Лена достала листок, который теперь хранила в кухонном ящике.
— «Жена развивает свою женственность, занимается женской энергетикой, слушает лекции».
Он нахмурился.
— Ну, я не это имел в виду.
— А что именно? — спокойно спросила она.
Он замялся.
— Ну… чтобы ты помягче была, что ли.
— Женственная.
— Вот, — она показала на книжечку.
— Здесь как раз про это.
— Как женщине быть мягкой, принимать, вдохновлять мужчину.
— Всё, как ты любишь.
Он перевёл взгляд на свечи.
— А это зачем?
— Атмосфера, — ответила она.
— Для практик.
— Главное, квартиру не спали, — буркнул он.
— Не волнуйся, я аккуратна, — сказала Лена.
Ночью, когда он уже спал, Лена лежала рядом и слушала через наушники чужой спокойный голос, который говорил о том, как «наполняться», «отпускать обиды», «чувствовать своё тело».
Ей было и смешно, и почему-то немного горько: что-то звучало почти дословно так, как Павел пересказывал ей «умные статьи».
Утром за завтраком она, словно между прочим, сказала:
— Паш, мне нужен один курс.
— По женской энергии.
Он поднял голову.
— Какой ещё курс?
— Онлайн, — сказала она.
— Там занятия, всё про то, как строить отношения после долгого брака, как женщине быть вдохновляющей.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно, — кивнула Лена.
— Ты же сам хотел, чтобы я развивалась как женщина.
Он прищурился.
— И сколько стоит это развитие?
— Двадцать пять, — спокойно ответила она.
— Тоже тысяч? — он уже знал ответ.
— Конечно, — сказала Лена.
— Настоящие знания дешевле редко бывают.
Он откинулся на спинку стула.
— Лена, мы что, сказочно живём? — спросил.
— Юбки твои, теперь это…
— Это всё в одном направлении, — мягко сказала она.
— Ты хотел нормальную жену, женственную.
— Я к этому иду.
Она смотрела прямо, не отводя глаз.
Он молчал.
В нём боролось желание прекратить этот «театр» и страх выглядеть мелким — муж, который жалеет денег на жену.
— Ладно, — наконец сказал он.
— Только не лезь в нашу заначку.
— Дай реквизиты, сам переведу.
— Спасибо, — тихо сказала Лена.
— Ты у меня настоящий мужчина.
От этих слов ему легче не стало.
Прошёл месяц.
Дом незаметно изменился.
На подоконнике стояли свечи, Лена иногда зажигала одну вечером, когда он смотрел новости.
На спинке стула часто висела какая-нибудь юбка.
На столе лежала тетрадь с её записями, рядом — карты.
Она правда стала меньше спорить.
Но не потому, что согласилась.
Просто вместо споров появились уточняющие вопросы.
— Правильно ли я понимаю, — говорила она, — что если ты задерживаешься на работе, я должна сидеть и ждать ужинать с тобой?
— Ну… — начинал он.
— Тогда ты, пожалуйста, заранее говори, во сколько придёшь, — продолжала она.
— Чтобы я знала, сколько сидеть голодной.
Или в другой раз:
— Ты писал, что жена не должна критиковать мужа.
— Значит, если ты опять забудешь вынести мусор, я должна молча всё сама сделать и даже не напоминать?
Он злился, но каждый раз его же слова упирались в него, как в стену.
Ночами он ворочался больше обычного.
Один раз, почти во сне, пробормотал:
— Сними эти юбки уже…
Она сделала вид, что не услышала.
Выписку по счёту он всё-таки посмотрел.
Вечером пришёл мрачный, снял куртку, аккуратно повесил, но лицо было каменным.
— Что-то случилось? — спокойно спросила Лена.
— Да так, — сказал он.
— Смотрел, как у нас деньги вылетают.
— Твои юбки, эти занятия, свечи какие-то…
— Всё туда же, — напомнила она.
— В женственность.
— Ты же хотел, чтобы я была вдохновением.
— Я хотел, чтобы дома спокойно было, — сорвался он.
— А у нас теперь кружок какой-то.
— И ты ходишь как…
Он запнулся.
— Как кто? — спросила она.
— Как артистка на подтанцовке, — выговорил он.
Она положила нож, вытерла руки о полотенце.
— То есть тебе не нравятся твои же правила? — тихо спросила Лена.
— Мне не нравится вот это, — он махнул в сторону комнаты, где ещё пахло воском.
— Я хотел нормальную жену, а не ведьму в цветастых тряпках.
Она помолчала.
— Паша, — сказала наконец.
— А до этого я кем была?
Он замолчал.
— Я двадцать пять лет была нормальной, — продолжила она.
— В брюках, с твоими рубашками, с нашими кредитами и твоей усталостью.
— А потом ты пришёл и написал, как мне одеваться и когда молчать.
— Я просто взяла и сделала, как ты написал.
Он опустился на табурет, сел не так прямо, как обычно, а сникнув.
— Я же хотел как лучше, — тихо сказал он.
— Правда.
— Я верю, — ответила Лена.
— Но получилось как получилось.
На кухне повисла пауза.
С улицы доносились голоса, захлопнулась дверца машины.
— Ладно, — резко сказал он, будто отмахиваясь от своих же мыслей.
— Давай это всё закончим.
— Что именно? — спросила она.
— Всё вот это, — он махнул рукой.
— Юбки эти, свечи, курсы.
— Верни всё, как было.
Она посмотрела на него.
— То есть ты хочешь отменить свои правила?
— Я хочу, чтобы ты была нормальной, как раньше, — устало сказал он.
— А раньше я какой была, напомни? — тихо спросила Лена.
— Лена, — он зажал пальцами переносицу.
— Не начинай опять.
Она вышла из кухни, вернулась через минуту с тем самым листком.
Развернула, расправила.
— Это твоё? — спросила.
— Моё, — кивнул он.
— Ты всё ещё считаешь, что это правильно?
Он посмотрел на строки, словно увидел их впервые.
«Жена не спорит», «жена слушается», «жена не тратит без спроса».
Внутри у него всё сжалось.
Перед глазами мелькнули юбки на стульях, свечи, перевод денег за занятия и Лена, которая вежливо спрашивает, как резать лук.
— Я, кажется, перегнул, — выдохнул он.
Она кивнула.
— Я тебе поверила, — сказала.
— Ты же глава.
— Я решила: раз написал, значит, знаешь, как лучше.
Он взял листок, пальцы дрогнули.
— Прости, — тихо сказал он.
— Я глупец.
Сложить аккуратно у него не получилось.
Он смял бумагу, потом всё-таки развернул и порвал пополам, потом ещё раз.
Белые кусочки посыпались на стол.
— Больше никаких правил, — сказал он.
— Обещаю.
Он сгреб обрывки, понёс к ведру.
— Паш, — позвала Лена.
Он обернулся.
— Запомнил?
— Запомнил, — устало улыбнулся он.
— Не буду больше умничать.
— Дело не в умничать, — тихо сказала она.
— Дело в уважении.
Он кивнул, сказать было нечего.
Через неделю дом тихо вернулся почти к прежнему виду.
Юбки висели в шкафу рядом с брюками.
Лена теперь сама выбирала, что надеть.
Иногда — привычные тёмные штаны, иногда — одну из цветастых юбок, но уже не ради демонстрации, а просто потому, что самой приятно.
Свечи она не убрала.
Они жили на подоконнике, Лена иногда зажигала одну вечером, когда хотелось тишины.
Карты лежали в ящике стола.
Иногда, когда Павел смотрел телевизор, Лена доставала одну, глядела на рисунок и больше думала о себе, чем о «женской энергии».
Листка с правилами у Павла больше не было.
Но он не знал, что Лена успела сфотографировать его ещё в первый вечер.
Не из мести.
Скорее как напоминание себе, до чего люди иногда додумываются, когда боятся поговорить нормально.
В один из выходных, когда Павел уехал помогать знакомому на дачу, Лена распечатала фотографию.
Не в полный лист, поменьше.
Вставила в простую рамку и повесила рядом с холодильником, не на самом видном месте, чуть сбоку.
Так, чтобы глаз цеплялся, когда мимо проходишь.
Вечером Павел вернулся усталый, с пакетом овощей, поставил пакет на стол, вымыл руки, открыл холодильник — и заметил рамку.
Он узнал свой почерк с первого взгляда.
Некоторое время молча смотрел, потом закрыл дверцу.
— Это зачем? — спросил он.
— Напоминание, — ответила Лена.
— Не мне. Тебе.
Он мог бы сказать, что это жестоко, что она его не отпускает.
Подумал, но не сказал.
— Ладно, — только выдохнул он.
Они поужинали почти без разговоров, но тишина была уже не ледяная, а осторожная, как будто каждый примерялся к новым границам.
Позже, когда Лена складывала чистое бельё, Павел подошёл к дверям комнаты.
— Лена…
— М-м? — она не перестала складывать.
— Спасибо тебе, — сказал он.
— За что? — она повернулась.
— За то, что показала, до чего я додумался.
— Сам бы не понял.
Она пожала плечами.
— Просто в следующий раз сначала спроси меня живую, — сказала.
— Прежде чем писать список.
Он криво усмехнулся.
— Буду осторожнее с желаниями, — сказал.
— А ты… носи, что хочешь.
— Только самые пышные юбки в автобус не надевай, ладно? Жалко тебя будет.
Она рассмеялась, легко.
— Договорились.
Юбку с крупными красными цветами она оставила.
И карты — тоже.
Не как орудие издёвки, а как маленькое напоминание: если долго молчать, рано или поздно всё равно придётся говорить.
Просто у каждого свой язык.
У неё в тот раз оказался язык абсурда.
А рамка с «правилами» тихо висела сбоку от холодильника.
Павел каждый день проходил мимо, иногда задерживал взгляд и отворачивался.
И с каждым разом всё отчётливее понимал: никакая бумага, даже самая аккуратно написанная, не выдерживает встречи с живым человеком.
Если вам близка Лена с её тихим упрямством и иронией, оставайтесь — дальше будут истории о женщинах, которые не ломают жизнь криком, а двигают её на пару сантиметров одним точным жестом.
Пишите, на чьей вы стороне в этой истории, и не стесняйтесь ставить свой знак согласия.
