Молния на чемодане взвизгнула, словно раненое животное, разрезая тишину спальни. Леонид резко дёрнул бегунок, ожидая привычного сценария: сейчас Надя вскочит с кресла, схватит его за руку, начнёт умолять. Он даже заготовил речь — про усталость, про «мы стали чужими», про то, что Люда его понимает.
Но Надя лишь перелистнула страницу журнала. Звук шуршащей бумаги оказался громче, чем стук его сердца. Она сидела в кресле, поджав ноги, и даже не смотрела в его сторону. Это равнодушие ударило сильнее пощёчины. Леонид замер, чувствуя, как по спине ползёт липкий холодок.
— Я ухожу, — бросил он, ставя чемодан на пол. Грохот колесиков по паркету прозвучал как выстрел.
— Я вижу, — ответила она, не поднимая глаз. Голос был ровным, стерильным, лишённым даже намёка на дрожь. — Ключи оставь на комоде.
Леонид растерялся. Сценарий рушился. Где слёзы? Где битьё посуды? В коридоре послышались тяжелые шаги. В дверях вырос Кирилл. Взрослый, плечистый, он смотрел на отца не как на родителя, а как на постороннего, который ошибся дверью.
— Пап, ты забыл кое-что, — Кирилл протянул руку ладонью вверх. — Ключи от «Тойоты».
— Это моя машина! — взвился Леонид, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — Я на неё пять лет пахал!
— Ты пахал, а лизинг оформлен на мамину фирму, — жестко отрезал сын. — Документы поднять? Или так отдашь, без полиции?
Леонид стиснул зубы так, что желваки заходили ходуном. Он швырнул брелок на тумбочку. Металл звякнул, отскочил и упал на пол. Никто не нагнулся. Леонид схватил чемодан и вылетел из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
На улице моросил дождь. Люда ждала его в такси, нетерпеливо постукивая наманикюренным пальцем по стеклу.
— Ну наконец-то, Лёня! — она капризно надула губы, когда он, мокрый и злой, ввалился на заднее сиденье. — А где машина? Мы же хотели поехать в ресторан!
— В сервисе, — соврал он, чувствуя, как внутри закипает раздражение. — Поехали к тебе.
Квартира Люды встретила его запахом дешёвых духов и кошачьего лотка. В прихожей — гора обуви, на кухне — гора посуды.
— Тигрёнок, закажи суши, я так устала, — Люда повисла на его шее, но он мягко отстранил её. Эйфория свободы испарилась, уступив место тяжести в желудке.
Утро началось не с кофе, а с истерики. Люда искала фен, разбрасывая вещи по комнате.
— Лёня, ты занял всю полку в ванной! Убери свои бритвы! — кричала она из другой комнаты.
Он молча сгреб свои принадлежности в пакет. Попытался зайти в онлайн-банк, чтобы перевести деньги на карту — нужно было купить продукты, холодильник у Люды был девственно пуст, если не считать засохшего лимона.
«Отказ в доступе. Ваша карта заблокирована».
Леонид похолодел. Он набрал номер банка.
— Владелец основного счета ограничил доступ для дополнительных карт, — сообщил механический голос оператора.
Он выронил телефон. Основной счет. Точно. Надя вела всю бухгалтерию. Он просто тратил, не задумываясь, откуда приходят уведомления.
— Лёня! Ты слышишь? Мне нужно пять тысяч на ресницы! — Люда возникла в дверях, уже одетая, яркая, хищная.
— У меня… временные трудности с картой, — пробормотал он.
Лицо Люды мгновенно изменилось. Маска обожания сползла, обнажив брезгливость.
— В смысле? Ты же сказал, что ты партнер в фирме!
— Я партнер, но счета… — он не договорил.
— Так разберись! — рявкнула она. — Я не нанималась тебя кормить!
Прошла неделя. Адская неделя. Леонид спал на продавленном диване, потому что Люда любила спать «звездой». Еды дома не было — они питались фастфудом, на который уходила вся его наличка. На работе начались проблемы.
— Леонид Петрович, — секретарь заглянула в кабинет. — Там пришли из аудита. Спрашивают документы по тендеру трехлетней давности.
— Какой аудит? — он оторвался от экрана, где судорожно искал съемную квартиру.
— Внеплановый. Инициирован акционером. Надеждой Викторовной.
Его прошиб пот. Надя не просто обрезала финансы. Она начала войну. И она знала все его «схемы», на которые раньше закрывала глаза.
Вечером он вернулся к Люде, измотанный и злой. Она сидела на кухне с подругой, распивая вино.
— О, явился, — хмыкнула Люда, даже не обернувшись. — Лен, знакомься, это тот самый «олигарх», у которого даже на такси денег нет.
Подруга прыснула. Леонид почувствовал, как земля уходит из-под ног. В этой тесной кухне, среди чужих запахов и насмешек, он вдруг остро, до физической боли вспомнил свой дом. Тихий, чистый, пахнущий свежесваренным кофе и уютом. Надя никогда не смеялась над ним. Надя прикрывала его тылы. Надя была фундаментом, который он сам разбил кувалдой.
Он развернулся и вышел, не сказав ни слова.
Дорога домой казалась бесконечной. Он шел пешком, не чувствуя ног. В голове крутилась одна мысль: «Попросить прощения. Упасть в ноги. Она простит. Она всегда прощала».
Подъезд встретил его привычной прохладой. Лифт поднял на седьмой этаж. Леонид подошел к двери, достал связку ключей… и замер.
Ключ не входил в замочную скважину.
Он нажал на звонок. Раз. Два. Длинный, настойчивый звонок.
Дверь открылась. На пороге стояла Надя. Она выглядела иначе. Новая прическа — каре, которое делало её моложе на десять лет. В глубине квартиры виднелись коробки — кто-то собирал вещи? Нет, наоборот. Это была новая мебель.
— Надя, — выдохнул он, пытаясь улыбнуться. — Нам надо поговорить. Я всё осознал. Это была ошибка. Люда… она пустышка. Я люблю только тебя.
Надя смотрела на него с вежливым интересом, как смотрят на курьера, перепутавшего адрес.
— Леонид, ты не понял, — её голос был мягким, но в этой мягкости чувствовалась сталь. — Ты не ошибся. Ты сделал выбор. И я его приняла.
— Но нам столько лет… Семья… Кирилл… — он шагнул вперед, пытаясь переступить порог.
Из глубины коридора вышел Кирилл. Он спокойно встал рядом с матерью, скрестив руки на груди.
— Пап, не надо сцен. Твои вещи, которые ты не успел забрать, мы отправили курьером на адрес Людмилы.
— Какой Людмилы?! Я ушел от неё! Надя, пусти меня домой! Это и мой дом!
— Был, — Надя протянула ему конверт. — Здесь документы на развод и соглашение о разделе имущества. Я выкупаю твою долю. Деньги переведены на твой личный счет, доступ к которому я разблокировала сегодня утром. Этого хватит на первое время.
Леонид стоял, сжимая конверт. Он ожидал скандала, криков, в которых можно было бы найти лазейку, зацепиться за эмоцию. Но перед ним была стена. Гладкая, неприступная стена ледяного спокойствия.
— Надя, не делай этого… — прошептал он, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Я пропаду без вас.
— Ты взрослый человек, Лёня. Справишься, — она едва заметно улыбнулась. — Прощай.
Дверь закрылась. Щелкнул замок — один оборот, второй. Этот звук был финальной точкой.
За дверью Надя прислонилась спиной к холодному металлу. Кирилл положил руку ей на плечо.
— Ты как, мам?
Она сделала глубокий вдох. Воздух в квартире казался удивительно чистым, словно после грозы. Исчезло постоянное напряжение, ожидание лжи, необходимость проверять телефон мужа. Груз, который она тащила годами, рухнул, рассыпался в пыль.
— Знаешь, Кирилл, — она посмотрела на сына, и в её глазах впервые за долгое время светилась не боль, а спокойная, уверенная сила. — Я никогда не чувствовала себя так легко. Поставим чайник?
Она прошла на кухню, уверенная в каждом своём движении. Добро не просто победило. Оно наконец-то заняло своё законное место, вытеснив из жизни всё лишнее.
