— Да ну её, опять стоит, — пробормотала Лера, выглянув в окно и сразу отшатнувшись назад. — Прячься, прячься! Если заметит — не уйдёшь целый час.
— Ты преувеличиваешь, — усмехнулся муж, листая новости в телефоне. — Может, она просто здоровается. А ты всё драматизируешь.
— Конечно, драматизирую! — Лера раздражённо поправила хвост. — Лёша, ты не слышал, что она несёт. У неё потоком — кто что купил, кто куда пошёл, почему газ вчера пахнул, кто как стирает и почему у нас коврик перед дверью «что-то не выровнен». Ну невозможно.
Лёша лишь отмахнулся. Он вообще легко относился к людям, а Лера — наоборот, болезненно. Ей казалось, что навязчивость соседки Клавдии Никитичны преследует её даже во сне. Женщина могла возникнуть в самый неожиданный момент: у подъезда, в лифте, в магазине у кассы. И каждый раз — разговоры, разговоры, разговоры.
Поначалу Лера пыталась быть вежливой. Новые соседи всё-таки. Но вскоре почувствовала, как силы утекают, стоит только услышать: «Ой, девонька, постой, скажу!»
— Ты бы просто сказала ей, что спешишь, — советовал Лёша.
— Грубо же. Она добрая, просто… шумная. Очень шумная.
И Лера снова терпела.
Погода стояла тёплая, почти весенняя, хотя на календаре был конец октября. Возвращаясь с работы, Лера увидела Клавдию Никитичну возле мусорных контейнеров. Заметив её, она мгновенно отвела взгляд, но поздно.
— Ой, Лерочка, привет! Ты мне нужна! — окликнула соседка, уже энергично шагая навстречу.
— Да? — натянуто улыбнулась Лера.
— Ты не представляешь! Такой день сегодня… Такое приключение! Вот думаю: кому бы рассказать? А тут ты!
И понеслась лавина слов. Про кота внучки, который сбежал. Про автобус, который уехал раньше времени. Про какие-то новые перчатки «со скидкой всего двадцать рублей».
Пока Лера старательно изображала внимание, внутри неё всё сжималось. Она мечтала просто подняться домой, обнять чашку горячего чая и побыть в тишине, но Клавдия Никитична была непобедима.
Лишь спустя двадцать минут она вырвалась.
— Ну ты заходи ко мне как-нибудь, я тебе такое расскажу… — кричала ей вслед соседка.
Лера кивнула и быстро зашла в подъезд.
Вечером она жаловалась мужу:
— Я больше так не могу. Я чувствую себя выжатой тряпкой.
— Тогда скажи ей, что хочешь личного пространства, — предложил Лёша.
— Но она обидится…
Лёша ничего не ответил. Просто обнял, а Лера уткнулась ему в плечо и подумала, что он хотя бы понимает её.
Понимание, как выяснилось, было иллюзией.
Всё началось с мелочи. Лёша стал чаще задерживаться на работе. Сначала чуть-чуть — на час, потом на два. Потом на выходные возникли «совещания». Он приходил усталый, раздражённый, отвечал на вопросы сухо, будто Лера мешает ему жить.
— Просто сезон, — говорил он.
— У тебя никогда такого сезона не было, — тихо замечала Лера.
— Ну, бывает.
Она ощущала холод между ними, но гнала мысли прочь. Ей казалось, что стоит только начать разговор — получится новый скандал. А она не хотела ссор. Она очень старалась не раскачивать лодку.
И тем ужаснее оказался момент, когда лодку перевернули без её участия.
Это случилось поздним вечером. Лера возвращалась со встречи с подругой. Пока ждала лифт, услышала шаги на лестнице — быстрые, нервные. И тут на площадку выбежала Клавдия Никитична, запыхавшаяся и бледная.
— Лерочка! — схватила она её за руку. — Ты только не волнуйся… я сама не хотела… просто глаз не отвести было…
— Что случилось?
— Я сегодня видела твоего Лёшу… — соседка понизила голос. — С женщиной. И не просто так.
У Леры внутри всё оборвалось.
— Вы… ошиблись, — почти не слышала своего голоса она.
— Да разве я своего соседа не узнаю? — Клавдия Никитична покачала головой. — Они в машине сидели. Он ей волосы поправлял… И держал за руку.
Лера почувствовала, как руки холодеют.
— Где?
— Рядом с тем кафе у остановки. Я ещё подумала: что ж он такой замученный у тебя, а тут веселится?
Соседка протянула телефон. На фото — Лёша. И женщина, которой он смотрел в глаза так, как Лера не помнила уже давно.
— Я… не знаю, нужно ли тебе это показывать, но пусть лучше ты узнаешь правду, чем мучаешься потом, — виновато сказала Клавдия Никитична.
Лера кивнула, хотя слышала её как будто издалека.
Она поднялась домой — словно по воде шла.
— Ты пришла? — Лёша выглянул из кухни, где что-то варил.
Лера молча поставила телефон перед ним.
— Что это? — его лицо мгновенно изменилось.
— А ты скажи.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но только выдохнул:
— Лера… всё не так. Это… это разовая история. Она сама… я… Я не хотел, чтобы ты знала.
— Не хотел, чтобы я знала? — повторила она. — А хотел что? Чтобы всё продолжалось?
Лёша пытался оправдываться, но это уже ничего не значило.
Что-то лопнуло внутри Леры, и эта тишина оказалась страшнее любого крика.
Она сказала спокойно:
— Уходи.
Он пытался остановить её, говорил, что любит, что не хотел, что запутался, что жизнь сложная.
Но для Леры всё стало кристально просто:
Он предал.
И это уже не исправить.
Первые недели после его ухода были самыми тяжёлыми в её жизни.
Дом стал пустым, как будто стены расширились и ушли от неё. Сил вставать утром не было. Даже чай казался горьким.
Она ходила на работу автоматически, улыбалась механически и каждый вечер возвращалась в квартиру, где тишина громыхала сильнее, чем чужие крики.
И всё бы, наверное, скатилось в глубокую яму, если бы не звонок в дверь однажды вечером.
Лера нехотя открыла. На пороге стояла Клавдия Никитична с тарелкой пирожков.
— Я тут напекла… А они у меня всегда пригорают снизу, я проверяла — эти вроде не обгорели. Может, хочешь?
Лера впервые за долгое время чуть улыбнулась.
— Заходите.
— Да я на минутку… — соседка уже проходила внутрь. — Я просто переживаю за тебя. Я же видела, как ты худая стала. У меня у племянницы так было: развелась и три месяца только йогурты ела. Так потом ещё год желудок лечила!
И начался её привычный поток слов. Но впервые он не раздражал Леру — он заполнял пустоту.
Постепенно Клавдия Никитична стала появляться чаще — то чай принесёт, то спросит, как Лера себя чувствует. Иногда они гуляли вместе по району. Соседка рассказывала о своей молодости, о работе, о мужьях — у неё их было два, оба «трудные».
Лера слушала. Иногда смеялась. Иногда просто молчала, но Клавдии Никитичне было достаточно знать, что она рядом.
И неожиданно Лера поняла, что чувствует себя лучше. Не счастливо, но спокойно.
Ей не нужно было притворяться, что всё хорошо. Клавдия Никитична не навязывала сочувствие — оно лилось из неё само, как вода из неисправного крана, который порой раздражает, но всё же даёт жизнь.
И однажды, сидя на кухне и слушая очередную историю о том, как «внук перетравил кашу», Лера подумала:
Как же странно… когда-то я убегала от этого человека. А теперь именно с ней легче всего.
Она посмотрела на соседку и впервые увидела в ней не болтушку, а женщину с тёплой, хоть и беспокойной, душой.
— Спасибо, — тихо сказала Лера.
— За что? — удивилась та.
— За то, что вы есть.
Клавдия Никитична смутилась.
— Ой, девонька… ну ты чего. Я ж просто по-соседски.
Но её глаза блестели от того, что Лера наконец увидела главное:
Иногда спасение приходит не от тех, кому доверял, а от тех, кого даже не замечал всерьёз.
