Ключ не входил в скважину. Екатерина попробовала ещё раз — дверь заперта изнутри. Она стояла на крыльце собственного дома с чемоданом в руке и слушала, как внутри кто-то открывает холодильник. Женский голос, знакомый до оскомины.
— Олег, не забудь майонез, я салат делаю.
Семь лет. Семь лет откладывала с каждой зарплаты, отказывала себе в отпусках, носила одну куртку три зимы подряд. Купила этот дом на берегу реки, оформила на себя, никому не сказала — только тёте Нине. Оставила ей запасной комплект ключей на экстренный случай.
Екатерина нажала на звонок и не отпускала. Внутри стихли голоса, потом послышались шаги. Дверь распахнулась — Марина, младшая сестра, в домашних тапках и с полотенцем на плече.
— А, это ты. Заходи, чего застыла.
Екатерина переступила порог. Пахло жареным луком и чужой жизнью. На вешалке — куртка Олега, на полу — его грязные ботинки. В углу сумка Марины, из которой торчал глянцевый журнал.
— Как вы здесь оказались?
Марина вытерла руки о полотенце, даже бровью не повела.
— Тётя Нина дала ключи. Сказала, ты не против. У нас ремонт, ты же знаешь. Подумала, ты в курсе.
Из большой комнаты — той самой, с видом на реку — вышел Олег. Кивнул, как соседу на площадке.
— Катюха, привет. Надолго приехала?
Она смотрела на них и понимала: если сейчас начнёт кричать — они получат то, что хотят. Повод назвать её истеричкой, жадиной, эгоисткой. Пожаловаться родителям: «Катя такая чёрствая, родную сестру пожалела».
Екатерина поставила чемодан у стены.
— Ненадолго, — сказала ровно. — Завтра уеду обратно.
Утром она не стала с ними завтракать. Дождалась, пока Марина объявит, что они едут в город — «нам тут кое-что надо докупить» — и кивнула. Конечно, езжайте.
Машина скрылась за поворотом. Екатерина достала телефон, нашла мастера по замкам из соседней деревни. Тот приехал через сорок минут, работал молча и быстро. Поменял замок на входной двери, на калитке, прикрутил табличку — «Частная собственность. Видеонаблюдение».
Екатерина расплатилась, проводила его до ворот и закрыла калитку на новый ключ. Потом собрала вещи Марины и Олега в пакеты, вынесла на крыльцо. Села в кресло у окна и стала ждать.
Марина позвонила через полтора часа.
— Катя, мы не можем попасть! Ты что, замки поменяла?!
— Да.
— Но там наши вещи!
— На крыльце. Приезжайте, заберёте.
— Ты с ума сошла?! Это вообще законно?!
— Дом на мне. Я вас не приглашала, — Екатерина говорила тихо, почти монотонно. — Так что да, Марина, законно.
Гудки. Через пять минут — звонок от матери. Потом от отца. Одно и то же: «Жестокая», «Неужели жалко», «Мы думали, ты поможешь».
— Помогу, когда попросят, — сказала Екатерина. — А не когда используют.
Отец сменил тон на примирительный.
— Тётя Нина хочет, чтобы мы собрались у неё. Поговорили нормально, по-семейному. Завтра вечером. Приедешь?
Екатерина молчала. Это ловушка, она знала. Но отказаться — значит дать им козырь.
— Приеду.
Тётя Нина встретила её на пороге. Обняла крепко, прошептала:
— Я ключи не давала. Она взяла из моей сумки, пока я в ванной была.
Екатерина кивнула. Так и думала.
В комнате сидели родители, Марина с Олегом. Екатерина села напротив, положила телефон на стол экраном вверх.
— Давайте решим по-хорошему, — начал отец. — Катя, у Марины сейчас трудное время. Им нужна поддержка. А дом у тебя пустой стоит.
— Не пустой. Я туда приезжаю.
— Какое личное пространство? — мать всплеснула руками. — Семья важнее! Марина младшая, ей помогать надо!
— Помогать — это когда попросят, — Екатерина не повышала голоса. — А не когда вламываются.
Марина всхлипнула.
— Я думала, ты не против. Мы же родные.
— Родные не крадут ключи у восьмидесятилетней женщины.
Тётя Нина выпрямилась. Марина побледнела. Олег напрягся, но молчал.
— Дом мой, — Екатерина смотрела на сестру. — Вы туда больше не войдёте.
Отец встал, тяжело вздохнул.
— Тогда нам тут делать нечего. Марина, пошли.
Они начали собираться. Екатерина сидела неподвижно. И тут телефон на столе ожил — уведомление. Она глянула на экран и замерла. Видеодомофон. Датчик движения у входной двери.
На экране — Олег с отвёрткой в руках, ковыряет замок.
Екатерина подняла взгляд. Стул Олега был пуст.
Она повернула телефон так, чтобы все видели. Тётя Нина охнула. Мать открыла рот. Отец застыл с курткой в руках.
— Где Олег? — спросила Екатерина.
Марина дёрнулась.
— Он вышел… подышать.
— Подышать. С отвёрткой. У моего дома.
На экране Олег уже открыто взламывал замок, оглядывался. Тётя Нина встала из-за стола. Лицо каменное.
— Вы позвали Катю сюда, чтобы отвлечь, — она говорила медленно, с расстановкой. — Чтобы этот вор снова залез в её дом.
Мать попыталась возразить, но тётя Нина оборвала жестом.
— Молчать! Вон из моего дома! Все! Сейчас же!
— Тётя Нина, но…
— Вон, я сказала! — старушка шагнула к двери, распахнула. — Я думала, вы порядочные люди. А вы захватчики. Пользуетесь тем, что я старая.
Отец попытался заговорить, но тётя Нина ткнула пальцем ему в грудь.
— Ты, Виктор, позор. Собственную дочь подставляешь ради младшей. Катя семь лет работала, чтобы себе угол купить. А ты хочешь, чтобы она отдала просто так. Убирайтесь!
Они ушли молча. Марина всхлипывала в коридоре. Екатерина смотрела в экран телефона — Олег уже отошёл от двери, видимо, его предупредили.
Тётя Нина опустилась на стул, тяжело дыша.
— Прости, девочка.
Екатерина взяла её руку.
— Я знала сразу, тёть. Знала.
Через три дня Екатерина поставила полноценную охранную систему. Камеры по периметру, сигнализация, датчики на окнах. Мастер удивился, но вопросов не задавал.
Марина звонила ещё неделю. Писала — то жалобные сообщения, то злые. Екатерина не отвечала. Родители пытались вызвать на разговор — она отказывалась.
Прошло восемь месяцев. Тётя Нина позвонила и сказала, что Марина родила. Девочку. Екатерина повесила трубку, посидела у окна, глядя на реку. Потом заказала детский плед ручной работы и отправила на адрес родителей. Без записки.
Марина написала через неделю: «Спасибо». Екатерина прочитала и не ответила.
Она не держала зла. Просто больше никого не пускала за границы своей жизни без разрешения.
Однажды встретила Марину в магазине. Сестра толкала коляску, выглядела усталой. Они столкнулись у кассы. Марина кивнула. Екатерина кивнула в ответ. Не заговорили. Разошлись.
Екатерина больше не чувствовала обиды. Только понимание: она слишком долго позволяла другим распоряжаться её жизнью.
Ещё через полгода пришло сообщение от тёти Нины: «Марина спрашивала, можно ли к тебе приехать. Поговорить. Решай сама».
Екатерина перечитала дважды. Убрала телефон в карман. Не сегодня. Может, не завтра.
Или когда-нибудь. Когда сестра научится спрашивать, а не требовать. Когда родители поймут, что дети не должны им ничего за факт рождения.
Но она не загадывала. Дом принадлежал ей. Жизнь — тоже.
Екатерина сидела на веранде, смотрела на реку. Вода текла медленно, огибая камни. Осень вступала в права, воздух стал резким. Она держала кружку с горячим напитком и думала: семь лет копила на этот кусок свободы. И когда пришлось выбирать между «правильно для всех» и «правильно для себя» — выбрала себя.
Не все поймут. Не все простят. Но те, кто любит по-настоящему — примут.
Тётя Нина приезжала каждое воскресенье. Они пили чай на веранде, говорили о книгах, о погоде, о соседской собаке. Старушка ни разу не спросила, простила ли она семью. Потому что понимала: прощение — не обязательно. Иногда достаточно отпустить.
Екатерина встала, забрала кружку, вернулась в дом. Закрыла дверь на замок — тот самый, поменянный в тот день. Прошла в большую комнату с видом на реку.
Здесь не было чужих голосов, чужих претензий, чужих ожиданий. Только она, её дом, её правила.
И это было единственное, что имело значение.
