— Вот и всё, Даш. Сократили. Одним днём. Вызвали, вручили уведомление, выходное пособие — и до свидания. Сказали, оптимизация, отдел продаж слишком раздутый.
Олег бросил папку с документами на комод в прихожей и устало провёл рукой по лицу. Он ждал сочувствия, утешения, может быть, даже испуганных вопросов. Но Даша, стоявшая у плиты и помешивавшая что-то в сковороде, даже не обернулась. Её плечи в простом домашнем джемпере были неподвижны.
— Ясно, — ровно ответила она через несколько секунд, и в этой паузе повисла неприятная тишина.
— И это всё? «Ясно»? — Олег повысил голос, не веря своим ушам. — Моя жена говорит «ясно» на новость о том, что я остался без работы?
Даша выключила конфорку и, наконец, повернулась к нему. Взгляд её серых глаз был холодным и отстранённым, без тени паники или сострадания. Она выглядела уставшей, но не от новостей, а от чего-то гораздо более давнего и глубокого.
— А что ты хочешь услышать, Олег? Что мир рухнул? Нет, не рухнул. Ты взрослый мужчина, найдёшь другую работу.
— Найду, конечно! Но нужно время! Я не собираюсь хвататься за первое попавшееся место грузчика. Я руководитель, как-никак. Был.
— Вот именно, что был, — тихо, но твёрдо произнесла Даша. — Я тебя услышала. И у меня тоже есть новость. С сегодняшнего дня, пока ты не найдёшь новую работу, бюджет у нас раздельный.
Олег замер. Он смотрел на неё, пытаясь понять, шутит она или нет. Но лицо Даши было серьёзным, почти каменным.
— В каком смысле? — прохрипел он.
— В прямом. Моя зарплата — это мои деньги. Коммунальные услуги и ипотеку я оплачу, как обычно. А на еду и всё остальное ты будешь тратить свои. Выходное пособие у тебя есть. Так что пока работу не найдёшь — будешь есть то, что сам купил. Моя полка в холодильнике — моя. Твоя — твоя.
Она говорила это так буднично, словно обсуждала прогноз погоды. Олег почувствовал, как внутри у него всё закипает. Это было похоже на предательство. В самый трудный момент, когда ему нужна была поддержка, жена выставляла его за дверь их общего семейного мира.
— Ты… ты это серьёзно? — Он шагнул к ней. — Ты меня выгоняешь из семьи, пока я в беде?
— Я никого не выгоняю. Ты остаёшься в квартире. Но содержать взрослого, трудоспособного мужчину, который наверняка будет месяцами искать «достойное» место, я не собираюсь. Мы это уже проходили, Олег. Спасибо, хватит.
Она кивнула на кухню, где вкусно пахло жареной курицей.
— Это мой ужин. Если хочешь есть — в шкафу есть гречка, а в холодильнике на нижней полке — твоё пространство. Добро пожаловать во взрослую жизнь.
С этими словами она взяла тарелку, положила себе куриную ножку с рисом и ушла в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Олег остался один на кухне, оглушённый и униженный. Запах её ужина дразнил и издевался. Он открыл холодильник. На средней полке, которую Даша, видимо, определила как свою, стояли контейнеры с едой, сыр, йогурты. Нижняя полка была девственно пуста. Как и его будущее, которое ещё полчаса назад казалось просто туманным, а теперь — абсолютно чёрным.
Первые несколько дней Олег жил на смеси упрямства и обиды. Он демонстративно заказывал доставку пиццы и суши, оплачивая всё с карты, на которую пришло пособие. Он ел демонстративно, сидя на кухне, пока Даша ужинала своей простой домашней едой. Они почти не разговаривали. Даша приходила с работы, переодевалась, готовила себе, ела, а потом либо утыкалась в ноутбук, либо созванивалась со своей подругой Мариной. Олег слышал обрывки фраз из-за двери: «Нет, не жалко», «Он должен понять», «Сама справлюсь».
Его мать, Светлана Ивановна, позвонила на третий день. Олег, конечно, уже пожаловался ей на «чудовищное поведение» Даши.
— Олежек, сыночек, как ты там? — защебетала она в трубку своим приторно-заботливым голосом. — Я тут супчика сварила, куриного. Тебе привезти? Ты же голодный, наверное, сидишь. Эта… Дашенька твоя совсем ума лишилась.
Олегу было стыдно признаваться матери, что он не голодает, а спускает деньги на фастфуд, поэтому он жалобно вздохнул:
— Привози, мам. Хоть нормальной еды поем.
Светлана Ивановна примчалась через час. Невысокая, полная женщина с тщательно уложенными в пучок осветлёнными волосами и лицом, на котором застыло выражение вселенской скорби и добродетели. Она вошла в квартиру, неодобрительно оглядывая прихожую, будто искала следы Дашиного запустения.
— Ну, показывай, где тут твой голодающий. — Она протянула Олегу трёхлитровую банку с супом и контейнер с котлетами. — Поешь, сынок. Мужчине нужны силы, чтобы проблемы решать. А жена… ну что с неё взять. Нынешнее поколение, всё у них через деньги. Нет чтобы поддержать, плечо подставить.
Она говорила, а сама уже хозяйничала на кухне: достала тарелку, половник, налила сыну суп. Олег ел, а она сидела рядом и гладила его по плечу.
— Ничего, Олежек. Мы им покажем. Ты мужчина видный, с опытом. Быстро работу найдёшь, ещё лучше прежней. И пусть она тогда локти кусает.
Когда Даша вернулась домой, она застала на кухне идиллию: Олег доедал котлету, а Светлана Ивановна мыла за ним тарелку. При виде невестки лицо свекрови тут же приняло сочувственно-строгое выражение.
— Дашенька, здравствуй. А я вот Олежеку поесть привезла. Нехорошо это, дочка. Семья на то и семья, чтобы в горе и в радости. А ты его на голодном пайке…
Даша молча сняла сапоги, прошла на кухню и открыла холодильник, чтобы достать свой кефир.
— Здравствуйте, Светлана Ивановна. Он не на голодном пайке. У него полное выходное пособие на карте. Может купить себе хоть чёрную икру. Это его выбор.
— Но это же унизительно! — всплеснула руками свекровь. — Заставлять мужа покупать себе еду в собственном доме!
— Унизительно — сидеть на шее у жены и считать это нормой, — спокойно парировала Даша, не глядя на неё. — Олег, я надеюсь, мама помыла за собой посуду моими средствами для мытья? Может, мне и за воду счёт отдельный выставить?
Олег вспыхнул. Мать поджала губы, поняв, что атака не удалась.
— Я просто хотела как лучше, — обиженно протянула она. — Пойду я. Звони, сынок, если что.
После её ухода Олег взорвался.
— Ты зачем так с моей матерью? Она помочь хотела! Она переживает!
— Твоя мама пришла не помочь, а устроить театр одного актёра, где ты — несчастная жертва, а я — злая мачеха. Олег, запомни раз и навсегда: пока мы живём в этой квартире, которую я оплачиваю, никаких «помощниц» с кастрюльками здесь не будет. Хочешь маминой еды — езжай к ней в гости. Здесь — наш дом. И наши правила. Точнее, теперь мои.
Прошла неделя. Деньги от доставки еды и пара вылазок с друзьями, которым Олег жаловался на жизнь, заметно истощили его пособие. Он начал понимать, что такими темпами средств ему хватит от силы на месяц. Он засел за сайты с вакансиями. Но всё было не то. Начальник отдела — требуют опыт в другой сфере. Менеджер по продажам — оклад маленький, остальное проценты. Олег, привыкший к стабильной и немаленькой зарплате, морщился и закрывал вкладки. Он не мог заставить себя позвонить по объявлению о работе торговым представителем. Это казалось ему падением на самое дно.
Вечером он снова попытался поговорить с Дашей. Она сидела в кресле с книгой, отгородившись от него стеной молчания.
— Даш, ну может, хватит этого цирка? — начал он примирительно. — Я ищу работу. Правда. Но это не быстрый процесс. Давай жить как раньше?
Даша опустила книгу.
— «Как раньше» — это как? Когда ты взял половину наших отпускных денег и вложил в «супер-прибыльный стартап» своего дружка, а деньги сгорели? Или «как раньше», когда ты втайне от меня взял кредит на новую игровую приставку, потому что «старая уже не тянула»? Или, может, «как раньше», когда я просила тебя помочь мне с ремонтом на балконе всё лето, а ты говорил, что устал? Олег, «как раньше» больше не будет. Я устала быть ломовой лошадью и банкоматом в одном лице.
Каждое её слово было как удар. Он и забыл про тот стартап. А кредит… он же его выплатил. Балкон? Какая мелочь! Он не думал, что она всё это помнит. И копит.
— Но я же работал! Я приносил деньги! — возразил он.
— Ты приносил деньги и тут же их тратил на свои «хотелки». А ипотеку, коммуналку, крупные покупки и накопления на будущее тянула я. Я планировала, а ты жил одним днём. Вот и живи дальше. Только теперь за свой счёт.
Она снова уткнулась в книгу, давая понять, что разговор окончен.
Олег ушёл на кухню, хлопнув дверью. В холодильнике сиротливо лежали три сосиски и полбатона. Он сварил их, съел без аппетита. Еда казалась безвкусной. Он чувствовал себя чужим в собственном доме.
На следующий день он проснулся от запаха кофе. Даша уже завтракала на кухне. На столе стояла тарелка с сырниками. Его любимыми. Они так аппетитно пахли ванилью. У Олега заурчало в животе.
— А мне? — вырвалось у него само собой.
Даша подняла на него глаза. Во взгляде не было злости, только холодная констатация факта.
— Олег. Я купила творог, яйца, муку на свои деньги. Потратила своё время. Это мои сырники. Хочешь такие же — магазин внизу.
Это было последней каплей. Унижение было слишком велико. Он оделся и вышел из дома, громко хлопнув дверью. Он бродил по улицам, не зная, куда себя деть. Позвонил матери. Она тут же позвала его к себе.
Дома у Светланы Ивановны он наконец почувствовал себя в своей тарелке. Она накормила его обедом из трёх блюд, налила чаю с домашним вареньем и снова начала причитать.
— Я не понимаю, как ты с ней живёшь, сынок. Это же не женщина, а кремень. Ни капли женской мягкости, заботы. Может, тебе пожить у меня, пока всё не уляжется? И работу спокойно поищешь, и нервы в порядок приведёшь.
Предложение было соблазнительным. Но Олег понимал, что переезд к матери будет означать полный и окончательный разрыв с Дашей. Он всё ещё надеялся, что она «остынет», «одумается».
— Нет, мам. Я должен быть дома. Это мой дом. Я должен решить эту проблему сам.
Но он остался у неё до вечера. Светлана Ивановна постирала его рубашку, которую он носил два дня, отгладила брюки. Она суетилась вокруг него, и эта забота бальзамом ложилась на его уязвлённое самолюбие. Вернувшись домой поздно вечером, он увидел, что Даша спит. Он тихо прошёл на кухню. Открыл холодильник. Пустая полка смотрела на него немым укором. Он лёг спать голодным.
Прошла ещё неделя. Деньги на карте почти закончились. Олег потратил последние несколько тысяч на продукты: макароны, дешёвые сосиски, хлеб, чай. Теперь он готовил себе сам. Неумело, часто еда подгорала или была недосоленной. Квартира наполнилась двумя разными запахами: с одной стороны кухни пахло Дашиной добротной, вкусной едой, с другой — его холостяцкой стряпнёй.
Он стал больше времени проводить вне дома. Сидел в библиотеке с ноутбуком, изображая активный поиск работы. Иногда встречался с друзьями. Один из них, Серёга, выслушав его историю, хмыкнул.
— Слушай, а может, Дашка твоя и права? Ты же парень неглупый, но ленивый. Любишь, чтобы всё само в руки плыло. А она у тебя — пахарь. Может, она просто устала? Может, тебе и правда пойти на любую работу для начала? Хотя бы для того, чтобы себя уважать начать.
Слова друга задели его. Он впервые задумался о ситуации не со своей точки зрения, а с точки зрения Даши. Он вспомнил, как она вечерами сидела над отчётами, как вставала в шесть утра, чтобы успеть всё до работы. Как они годами не были в нормальном отпуске, потому что то он «вкладывался в проект», то ему нужна была новая машина. А она молчала. Или не молчала, но он не слышал.
В тот вечер он вернулся домой раньше обычного. Даша была в ванной. Он прошёл на кухню и увидел на столе листок бумаги. Это был счёт за коммунальные услуги. Огромная сумма, включавшая ипотечный платёж. Он всегда знал, что Даша платит, но никогда не видел саму квитанцию. Цифра его поразила. Он понял, что его зарплаты, когда она была, едва хватало бы на покрытие этой суммы. А ведь была ещё еда, одежда, бытовые нужды. Получалось, что Даша действительно тащила на себе львиную долю расходов.
Дверь ванной открылась. Вышла Даша, завёрнутая в полотенце. Она увидела его, смотрящего на квитанцию, и её лицо напряглось.
— Это моё, — коротко сказала она.
— Я знаю, — тихо ответил Олег. — Я просто… никогда не видел, сколько это на самом деле.
В его голосе не было привычной обиды или вызова. Только растерянность. Даша посмотрела на него внимательнее.
— Теперь видишь.
Она ушла в комнату. А Олег остался стоять со счётом в руках. Впервые за много лет он почувствовал не обиду на жену, а жгучий стыд перед ней.
На следующее утро он встал в семь. Взял телефон и позвонил по объявлению, которое видел несколько дней назад. «Требуется водитель-курьер в интернет-магазин. Личный автомобиль приветствуется, но не обязателен». У него не было личного автомобиля — старую машину он продал полгода назад, обещая купить новую, «как только подвернётся хороший вариант».
Он прошёл собеседование. Его взяли. Зарплата была в три раза меньше его прежней, но это были живые деньги. Работа была тяжёлой. Приходилось много ходить, таскать коробки, общаться с недовольными клиентами. Вечером он приходил домой выжатый как лимон.
Когда он получил первую зарплату — аванс через две недели — он пошёл в магазин. Он купил мясо, овощи, фрукты, сыр. Он заполнил свою пустую полку в холодильнике до отказа. В тот вечер он приготовил ужин. Простой, но съедобный. Жареную картошку с мясом. Он поставил две тарелки. Когда Даша пришла с работы, она остановилась на пороге кухни, удивлённо глядя на накрытый стол.
— Это… что? — спросила она.
— Ужин. Я приготовил. Я сегодня аванс получил.
Она молча села за стол. Они ели в тишине. Картошка была немного пережарена, а мясо жестковато, но Даша ничего не сказала. Она просто ела. Когда они закончили, она подняла на него глаза.
— Спасибо, — просто сказала она.
— Я нашёл работу, — сказал Олег, не глядя на неё. — Пока курьером. Буду искать что-то получше параллельно.
Даша кивнула.
— Хорошо.
Казалось, лёд тронулся. Но на следующий день пришла Светлана Ивановна. Она узнала от сына о его новой работе и примчалась в ужасе.
— Сынок! Курьером? Ты? С твоим-то образованием, с твоим опытом? Это же позор! Что люди скажут? Это всё она, — она метнула гневный взгляд в сторону комнаты, где была Даша. — Довела мужа! Заставила побираться!
Она привезла с собой сумки с едой. Домашние пирожки, запечённую утку. Она начала выставлять всё это на стол, демонстративно игнорируя приготовленный Олегом ужин.
— Вот, поешь нормальной еды, бедняга. Намучился, наверное, за весь день.
В этот момент из комнаты вышла Даша. Она молча наблюдала за суетой свекрови. Олег оказался между двух огней. С одной стороны — голодная гордость прошлых недель и искреннее желание что-то исправить. С другой — материнская «забота», которая снова превращала его в беспомощного мальчика.
— Мам, не надо, — сказал он тихо. — Я сам приготовил.
— Что ты там мог приготовить после своей каторги? — отмахнулась Светлана Ивановна. — Давай, садись, я тебе уточку положу. Дашенька, и ты присоединяйся, не стесняйся. Хоть попробуешь, как надо мужа кормить.
И это стало точкой невозврата. Даша подошла к столу. Спокойно, без крика, взяла контейнер с уткой и пирожками и направилась к входной двери.
— Что ты делаешь?! — взвизгнула Светлана Ивановна.
Даша открыла дверь, шагнула на лестничную клетку и поставила контейнеры рядом с мусоропроводом. Затем вернулась и посмотрела прямо на Олега. Не на его мать, а на него.
— Я дала тебе шанс, Олег. Шанс стать мужчиной. Партнёром. Но ты снова позволяешь своей матери устраивать здесь цирк и унижать меня в моём собственном доме. Ты позволяешь ей показывать, что ты — её сын, а я — так, временное недоразумение.
— Но она же помочь хотела! — растерянно пролепетал Олег.
— Нет, — отрезала Даша. — Она хотела не помочь, а самоутвердиться за мой счёт. И за твой. А ты ей позволил. Я устала, Олег. Я больше не хочу.
Она говорила тихо, но её слова звенели в оглушительной тишине. Светлана Ивановна застыла с открытым ртом.
— Я подаю на развод, — продолжила Даша. — Квартира в ипотеке, но первый взнос был от продажи моей бабушкиной студии. Так что суд будет на моей стороне. Я даю тебе месяц, чтобы ты нашёл себе жильё. Можешь переехать к маме. Она будет рада готовить тебе уточку каждый день.
Олег смотрел на неё, и до него медленно доходил смысл сказанного. Это был конец. Не очередной скандал, не воспитательная мера. Конец. Он посмотрел на свою мать, которая теперь выглядела не заботливой, а жалкой и растерянной. Он посмотрел на Дашу — на её лице не было ни злости, ни ненависти. Только безграничная, смертельная усталость.
— Даша… подожди… — начал он.
— Я всё сказала, Олег. Мой ужин на плите. Твоя порция тоже. Можешь съесть. Это последнее, что я для тебя готовлю.
Она ушла в свою комнату и закрыла дверь. На этот раз на замок. Олег сел на стул. Светлана Ивановна что-то говорила про «неблагодарную» и «сумасшедшую», но он её не слышал. Он смотрел на две тарелки с недожаренной картошкой и понимал, что только что потерял не просто жену. Он потерял свой единственный шанс повзрослеть. И никто, кроме него самого, в этом не был виноват.
