Валерий захлопнул дверь так, что задрожали стекла в окнах. Марина даже не вздрогнула — за тридцать два года брака она привыкла к его театральным жестам.
Но на этот раз что-то было не так. Обычно он хлопал дверью и через полчаса возвращался с виноватым видом. Сейчас же она слышала, как завелась машина во дворе.
— Ну и катись! — крикнула она в пустоту, хотя понимала, что он уже не услышит.
Скандал начался из-за ерунды. Валерий пришел с работы усталый, она попросила его починить кран на кухне. Он отмахнулся, сказал «завтра». Она напомнила, что «завтра» он говорит уже две недели. Он взорвался, она в ответ. Слово за слово — и вот результат.
Марина прошлась по квартире, собирая осколки разбитой чашки. Его любимой чашки, между прочим. Ту, что подарила ему на серебряную свадьбу. Теперь валялась черепками у стены.
— Сам виноват, — пробормотала она, но голос дрогнул.
Телефон молчал. Обычно через час-два он звонил, извинялся неуклюжими словами, просил разрешения вернуться. Но сейчас экран оставался темным. Марина несколько раз брала трубку, набирала его номер, но так и не решалась нажать «вызов».
В одиннадцать вечера она не выдержала и позвонила. Гудки. Много гудков. Потом автоответчик:
— Привет, ты дозвонился до Валеры. Если это важно, оставь сообщение после сигнала.
Марина сбросила вызов. Что сказать? «Прости, что разбила твою чашку»? «Возвращайся, я приготовлю твой любимый борщ»? Или честно: «Мне страшно засыпать одной»?
Она попыталась уснуть, но каждый шорох за окном заставлял ее прислушиваться. А вдруг это он? Вдруг вернулся, но стесняется войти? Несколько раз она подходила к окну, выглядывала во двор. Пустота. Только соседский кот важно шел по тропинке, будто осуждающе поглядывая на освещенные окна.
Валерий тем временем сидел в кухне у своего друга Сергея, вертя в руках кружку остывшего чая.
— Знаешь, Серега, — говорил он, глядя в окно, — иногда кажется, что мы с Мариной стали чужими людьми. Живем в одной квартире, но как соседи. Она свои дела, я свои.
Сергей молчал. За сорок лет дружбы он научился не лезть с советами, когда Валерий выговаривался.
— Помнишь, как раньше было? — продолжал Валерий. — Она встречала меня с работы, рассказывала, что было днем. Я слушал. Теперь прихожу — она даже не поднимает голову от телевизора. «Привет», — и все.
— А ты сам? — тихо спросил Сергей. — Когда в последний раз интересовался ее делами?
Валерий замолчал. Действительно, когда? Кажется, уже не помнил.
— Она сегодня попросила кран починить, — признался он. — А я так устал на работе, что просто не мог заставить себя взять инструменты. Подумал: ну еще денек потерплю. А она как взорвалась!
— Может, дело не в кране? — осторожно предположил Сергей.
— А в чем тогда?
Сергей пожал плечами:
— Ты лучше знаешь.
Валерий встал, подошел к окну. На улице моросил дождь, и в свете фонарей капли похожи на слезы.
— Знаешь, что самое страшное? — сказал он, не оборачиваясь. — Я боюсь, что она меня разлюбила. Что все эти годы она просто терпела.
Сергей встал, подошел к другу и положил руку на плечо:
— Валерка, а ты сам-то ее любишь? Не по привычке, а по-настоящему?
Вопрос прозвучал как удар. Валерий обернулся, в его глазах мелькнуло что-то испуганное:
— Конечно, люблю! Как можно такое спрашивать?
— Тогда когда ты ей об этом говорил?
Молчание затянулось. За окном ветер гнул ветки старого тополя, и тени плясали по стенам кухни.
— Не помню, — честно признался Валерий. — Давно. Очень давно.
— Вот видишь, — вздохнул Сергей. — А она, наверное, тоже не помнит, когда ты ей говорил что-то хорошее. Не о борще, не о чистой рубашке. О ней самой.
Валерий опустился на стул, закрыл лицо руками. Как же так получилось? Когда любовь превратилась в быт, а быт — в раздражение?
Он вспомнил молодую Марину, которая встречала его после института с горящими глазами, рассказывая о прочитанной книге или просмотренном фильме. Когда она перестала делиться с ним своими мыслями? А главное — когда он перестал их слушать?
— Сережа, — тихо сказал он, — а что если уже поздно? Что если мы зашли слишком далеко?
— А что если не поздно? — парировал друг. — Но узнаешь ты это, только если попробуешь.
Телефон в кармане Валерия завибрировал. Марина. Сердце екнуло. Он смотрел на экран, не решаясь ответить. Потом звонок прервался.
— Звонила? — спросил Сергей.
— Да. Не взял.
— Дурак.
— А что я скажу ей? «Прости, что накричал»? Она сто раз это слышала.
— Скажи правду.
— Какую правду?
— Что боишься ее потерять. Что соскучился. Что не знаешь, как все исправить, но хочешь попробовать.
Валерий покачал головой:
— Я не умею говорить такие слова. Никогда не умел.
— Значит, научишься. Или потеряешь ее окончательно.
В квартире напротив погас свет. Поздно уже. Марина, наверное, легла спать. Или лежит и не спит, как и он.
— Останешься до утра? — спросил Сергей.
— Если можно.
— Конечно. Постель на диване постелю.
Но спать не получалось. Валерий лежал в темноте, слушая тиканье часов и думая о жене. О том, как она смеялась над его неуклюжими шутками в молодости. Как волновалась, когда он задерживался на работе. Как гладила его по голове, когда у него болела голова. Когда все это кончилось?
А в это время Марина сидела на кухне, обхватив руками чашку горячего чая. Сон не шел. Она листала старые фотографии на телефоне.
Вот их свадьба — молодые, счастливые, уверенные, что впереди целая жизнь. Вот рождение дочери — Валерий держит крошечный сверток и плачет от счастья. Вот последний отпуск — они идут по берегу моря, держась за руки.
Когда они перестали держаться за руки?
— Господи, — прошептала она, — неужели все кончено?
Телефон лежал рядом. Она несколько раз набирала его номер, но каждый раз сбрасывала вызов. Гордость? Или страх услышать в его голосе равнодушие?
Утром Валерий проснулся от запаха кофе. Сергей уже был на ногах, собирался на работу.
— Спасибо, что приютил, — сказал Валерий, одеваясь.
— Ты домой поедешь?
— Да. Надо же.
— Валер, — Сергей остановился у двери, — не иди туда с готовыми фразами. Иди с открытым сердцем.
Дорога домой казалась бесконечной. Валерий несколько раз останавливался, не зная, что скажет жене. В цветочном магазине купил букет белых роз — ее любимые цветы. Потом выбросил его в урну. Не цветами же извиняться за тридцать лет холодности.
Подъезжая к дому, Валерий увидел знакомую фигуру у окна.
Марина стояла на кухне, и даже издалека было видно, как напряженно она держит плечи. Он припарковался, но не спешил выходить из машины. В горле пересохло. Руки дрожали.
Что он скажет ей? Извинится в сотый раз? Пообещает быть лучше? Она устала от его пустых обещаний. И он сам устал от них.
Валерий медленно поднялся по лестнице. На каждой ступеньке сердце билось чаще. Ключи в замке звякнули особенно громко. Он толкнул дверь и замер на пороге.
Марина стояла в коридоре. Не в халате, как обычно по утрам, а одетая. Волосы причесаны, легкий макияж — словно собиралась куда-то идти. Или ждала его возвращения.
— Привет, — сказал он тихо.
— Привет, — ответила она, не двигаясь с места.
Молчание повисло между ними, как невидимая стена. Валерий снял куртку, повесил на вешалку. Руки все еще дрожали.
— Марин, я…
Он хотел сказать привычное «прости». Или «больше не повторится». Но слова застряли в горле. Потому что понял: она не поверит. И будет права.
Вместо слов из него вырвался странный звук — что-то среднее между вздохом и всхлипом. Марина удивленно подняла глаза.
— Я так устал, — прошептал Валерий, и голос предательски дрогнул. — Мариночка, я так устал от всего этого.
Что происходило с ним? За всю жизнь он не плакал. Ни когда умер отец, ни когда сокращали с работы, ни когда дочь уехала учиться в другой город. А сейчас…
Слезы текли по его лицу, и он не мог их остановить. Все эти годы накопившейся боли, одиночества, непонимания — все выливалось наружу.
— Я потерял тебя, да? — спросил он сквозь слезы. — Потерял, и даже не заметил, когда это случилось.
Марина стояла как статуя. В ее глазах мелькали удивление, растерянность, что-то еще… Жалость? Или понимание?
— Валера…
— Нет, дай мне сказать! — Он вытер лицо рукавом, но слезы продолжали течь. — Тридцать два года мы вместе. Тридцать два! А я даже не помню, когда в последний раз говорил тебе, что люблю тебя.
Марина сделала шаг навстречу, но остановилась.
— Помню, как ты встречала меня раньше, — продолжал он. — С этими глазами… Счастливыми. А теперь ты встречаешь меня так, словно я чужой. И я действительно чужой стал, да? В собственном доме, с собственной женой.
— Не говори так, — тихо сказала Марина.
— А как говорить? — Валерий посмотрел на нее сквозь слезы. — Я же вижу, как ты на меня смотришь. Как будто я обуза. Как будто тебе легче было бы без меня.
— Это неправда.
— Правда! — вскрикнул он. — И знаешь, что самое страшное? Я сам начал думать, что тебе без меня будет лучше.
Марина качнулась, будто ее ударили.
— Вчера ночью, у Сережи, я думал об этом, — он говорил, задыхаясь от слез. — Представлял, как ты будешь жить одна. И знаешь что? Мне казалось, что ты будешь счастливее. Без моего ворчания, без моих претензий, без меня.
— Валера, прекрати…
— Но я не могу! — Он шагнул к ней. — Не могу тебя отпустить. Не могу представить утро без твоего кофе. Вечер без твоего голоса. Кровать без твоего дыхания рядом.
Голос сорвался окончательно. Валерий опустился на стул в прихожей, закрыв лицо руками. Плечи тряслись от рыданий.
— Я не знаю, как это исправить, — всхлипывал он. — Не знаю, с чего начать. Но я хочу попробовать. Если ты позволишь. Если еще не поздно.
Марина смотрела на мужа — этого седеющего, сломленного мужчину, который плакал, как ребенок. И вдруг поняла: она видит его настоящего впервые за много лет. Не того, кто изображает сильного и неуязвимого. А того, кто боится, страдает, любит.
Марина медленно подошла к мужу. Опустилась рядом на корточки. Протянула руку и осторожно коснулась его мокрой щеки.
— Валерочка, — прошептала она, и в ее голосе зазвучала та нежность, которой не было долгие годы. — Ты же дурак, дорогой мой дурак.
Он поднял заплаканные глаза:
— Что?
— Думаешь, мне без тебя будет лучше? — Марина погладила его по волосам. — Думаешь, я не помню твой запах, не прислушиваюсь к твоим шагам? Думаешь, мне не хватало тебя всю эту ночь?
— Но ты же… мы же…
— Мы стали чужими, — согласилась она. — Но разве это значит, что мы не можем стать близкими снова?
Валерий обхватил ее руку обеими ладонями:
— А ты хочешь? Хочешь попробовать?
Марина улыбнулась сквозь собственные слезы, которые уже начали течь:
— Знаешь, что я делала всю ночь? Листала наши старые фотографии. И думала: где мы потеряли друг друга?
— И что поняла?
— Что мы не потерялись. Мы просто перестали искать друг друга.
Она обняла его за плечи, притянула к себе. Валерий уткнулся лицом ей в плечо, и она почувствовала, как его слезы мочат ее блузку.
— Я тоже скучала, — призналась она. — Скучала по тому Валере, который рассказывал мне анекдоты. По тому, который обнимал меня просто так, без повода.
— Я думал, тебе это не нужно.
— А я думала, что тебе не нужно. — Марина покачала головой. — Вот мы и договорились, молчуны несчастные.
Они сидели в прихожей, обнявшись, и плакали. Плакали об утраченных годах, о недосказанных словах, о близости, которая незаметно превратилась в привычку.
— Мариш, — сказал наконец Валерий, — а давай начнем сначала?
— Как это?
— Ну… — он неуверенно улыбнулся, — познакомимся заново? Я — Валерий, пятьдесят девять лет, работаю инженером. Люблю анекдоты и борщ. А еще у меня есть удивительная жена, которую я чуть не потерял по собственной глупости.
Марина засмеялась сквозь слезы:
— А я — Марина, пятьдесят шесть лет. Люблю старые песни и розы. А еще у меня есть муж, который плачет красивее, чем в кино.
— Не смейся над моими слезами, — попросил он.
— Не смеюсь. Просто… впервые за много лет я вижу твою душу.
Валерий встал, протянул ей руку:
— Пойдем на кухню? Может, кофе сварим?
— Пойдем.
Они шли по коридору, держась за руки, как подростки. На кухне Марина увидела осколки вчерашней чашки в мусорном ведре.
— Прости, что разбила твою любимую чашку, — сказала она.
— А прости, что довел тебя до этого, — ответил он.
— Знаешь, — Марина поставила кофе, — может, нам стоит поехать куда-нибудь? На выходные? Как раньше?
— А куда?
— Не знаю. На дачу к твоей сестре? Или в тот санаторий, где мы были в прошлом году?
— Только на этот раз без телефонов, — предложил Валерий. — И без разговоров о работе.
— И без ссор из-за ерунды?
— Договорились.
Кофе заварился. Они сели за стол друг напротив друга. Валерий взял ее руку в свою:
— Мариш, я хочу сказать тебе что-то. И буду говорить каждый день, чтобы не забыть снова.
— Что?
— Я тебя люблю. Не помню, когда говорил это в последний раз, но я действительно тебя люблю.
— И я тебя люблю, — ответила она. — Даже когда злилась. Даже когда казалось, что все кончено.
За окном начинался новый день. Солнце пробивалось сквозь облака, освещая их лица. Они были пожилой парой с морщинками и сединой, но в этот момент чувствовали себя молодыми.
— А кран все-таки надо починить, — заметила Марина.
— Починю, — пообещал Валерий. — Сегодня же. А потом мы поедем покупать новые чашки.
— Хорошо. Красивые, парные.
— Парные, — согласился он и крепче сжал ее руку.
